Ирина Шишко - Экономические правонарушения: Вопросы юридической оценки и ответственности
Обращение к ст. 10 Уголовного кодекса при «улучшающих» изменениях в не уголовном законодательстве считает возможным и П. С. Яни: «…с учетом изменений в регламентации положений института моратория при банкротстве, – указывает он, – следует заключить, что – в силу бланкетности ст. 195 УК и требований ст. 10 УК («Обратная сила уголовного закона») – действия Метисова с позиций ныне действующего закона о банкротстве перестали быть неправомерными. Значит в его действиях отсутствуют все необходимые признаки объективной стороны состава, описанного ст. 195 УК»[242].
А. И. Бойцов также полагает, что исключение имущества, за уклонение от уплаты налога на которое лицо было привлечено к уголовной ответственности, из перечня налогооблагаемых объектов должно влечь прекращение уголовного дела[243]. Возможность придания обратной силы закону, могущему улучшить положение лица, совершившего преступление, «через бланкетную норму УК РФ» признает и судья Конституционного Суда Т. Г. Морщакова[244].
По мнению Н. И. Пикурова, принципы действия норм гражданского и административного права «не могут рассматриваться изолированно от принципа действия во времени связанного с ними уголовного закона»[245].
Как видим, целый ряд авторитетных специалистов считают, что темпоральное действие регулятивных нормативных правовых актов в силу их «связанности», «спрессованности» с уголовно-правовыми нормами в процессе применения последних так же подчиняется ст. 10 Уголовного кодекса, как и его «собственные» нормы.
Такое решение звучит убедительно и соответствует закрепленным в Уголовном кодексе принципам. Однако представляется, что в конечном итоге оно все-таки обусловлено имеющим место отстаиванием отсутствия признаков составов преступлений в бланкетных нормах УК и, как следствие, «включением» не уголовных нормативных актов (пусть и не прямо) в уголовное законодательство.
Вместе с тем, как мы уже установили, регулятивные нормативные правовые акты не являются частью уголовного законодательства, а ст. 10 Уголовного кодекса РФ закрепила положение об обратной силе не любого, а только уголовного закона. Следовательно, ст. 10 УК неприменима к нормативным правовым актам других отраслей.
Что касается обоснованного и справедливого предложения о закреплении в федеральном законе положения об обратной силе любого нормативного акта, устраняющего противоправность деяния либо иным образом улучшающего правовое положение субъекта[246], то, к сожалению, правового воплощения оно не получило. Поэтому, если в новом нормативном правовом акте регулятивной отрасли, исключающем ранее имевшийся запрет или освобождающем от ранее установленной обязанности, не указано, что он имеет обратную силу, нет оснований считать совершенное в прошлом нарушение запрета (неисполнение обязанности) непротивоправным, а при описанных в бланкетной норме УК условиях – и непреступным.
Несмотря на то что указанное решение кажется не соответствующим принципам справедливости и гуманизма, на которых «покоится» Уголовный кодекс, оно абсолютно соответствует системности права. Как известно, специфика общественных отношений, регулируемых нормами определенной отрасли права, детерминирует необходимость использования в процессе регулирования и «своего» специфического юридического режима правового регулирования, под которым понимают целостную систему регулятивного воздействия, характеризующуюся действием единых принципов и общих положений, включая положение о темпоральном действии отраслевых норм. И нормы, регулирующие позитивные отношения, например, по поводу имущества или установлению, введению и взиманию налогов, подчиняются только своему юридическому режиму (отраслевому режиму гражданского или налогового права соответственно). Какая бы острая необходимость в этих регулятивных нормах не возникала в процессе применения бланкетных норм УК, регулятивные нормы не могут подчиняться юридическому режиму уголовного права – «отраслевой режим отличается известной замкнутостью, своего рода суверенностью и неприменимостью к отношениям, регулируемым данной отраслью, норм, лежащих за ее пределами»[247].
Нет оснований ссылаться на ч. 1 ст.10 УК (второе предложение) и в случае придания обратной силы «причастному» к бланкетной норме УК регулятивному акту, устанавливающему какие-либо обязанности или запрет: сам уголовный закон и здесь остается неизменным.
Вместе с тем в этом случае лицо, не выполнившее обязанность, позднее установленную, или совершившее деяние, впоследствии запрещенное регулятивным нормативным правовым актом, не может быть привлечено к уголовной ответственности по связанной с этим актом бланкетной норме Уголовного кодекса. Преступность деяния в соответствии со ст. 9 УК РФ определяется уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния (неисполнения обязанности или нарушения запрета). А согласно ч. 2 ст. 54 Конституции РФ никто не может нести ответственность (любую. – И. Ш.) за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением. В нашем же случае в момент совершения деяние было правомерным и, следовательно, не могло быть одновременно преступным.
Вернемся к варианту, когда новый регулятивный нормативный акт исключает запрет (освобождает от обязанности), существовавший на момент его нарушения (неисполнения обязанности), если этому акту не придана обратная сила, а нарушение составляло содержание бланкетной уголовно-правовой нормы. Как мы уже установили, в момент совершения деяния, оно было противоправным, а «вкупе» с бланкетной нормой УК – и преступным. И преступность, как и иная противоправность, деяния не исчезает.
Однако основание для оптимизма у лиц, совершивших такие деяния, есть. Эти деяния, не утрачивая признака противоправности, могут вовсе не иметь либо утратить другой обязательный признак преступления – общественную опасность.
Для того чтобы разобраться в возможности отсутствия у противоправных деяний, предусмотренных нормами гл. 22 УК, общественной опасности либо ее утраты, необходимо обратиться к тем общественным отношениям, которые составляют видовой объект экономических преступлений – отношениям в сфере экономической деятельности. Установление специфики этих отношений позволит понять и специфику «образования» общественной опасности правонарушений в этой сфере. Напомним, их правовое регулирование может быть ошибочным.
В случае, когда признается утратившим силу регулятивный нормативный правовой акт, устанавливавший необоснованные обязанности (запреты), неисполнению таких обязанностей (нарушению запретов) не присущи не только общественная опасность, но и иная вредоносность.
Приведем примеры, иллюстрирующие изложенное.
До середины 2001 г. в периодике неоднократно поднимался вопрос о необоснованно большом перечне видов деятельности, требующих лицензирования. Многие специалисты справедливо полагали, что перечень велик не потому, что все указанные виды деятельности действительно могут представлять опасность для человека, а потому, что работники различных федеральных органов исполнительной власти видят в лицензировании единственный способ «давления» на хозяйствующих субъектов и соответственно получения взяток. Принятие в этих условиях в августе того же года нового Федерального закона «О лицензировании отдельных видов деятельности»[248], не признавшего необходимым лицензировать многие виды деятельности, провозглашавшиеся требующими лицензирования одноименным Федеральным законом 1998 г., доказывает, что никакой общественной опасностью осуществление их без лицензии, даже сопряженное с извлечением дохода в крупном размере[249], не обладало и до 2001 г.
Поэтому полагаем, что уголовные дела в отношении лиц, осуществлявших предпринимательскую деятельность без лицензии, если эта деятельность исключена из лицензируемых Федеральным законом «О лицензировании…» 2001 г., должны быть прекращены по ч. 2 ст. 14 УК.
Правомерным по причине отсутствия общественной опасности было бы прекращение уголовного дела и по факту уклонения от уплаты таможенных платежей (ст. 194 УК), если позднее ставка таможенной пошлины на конкретный товар была понижена, и из интервью либо публикаций специалистов, участвовавших в разработке изменений в соответствующий нормативный правовой акт, следует, что высокий размер прежней ставки («обеспечивший» уклонение от уплаты таможенных платежей в крупном размере, без которого уклонение не было бы криминальным) был протекционистским. «…Более свободная торговля приносит небольшую пользу всем, – указывает П. Самуэльсон, – тогда как протекционизм крайне выгоден лишь немногим»[250]. Не может быть общественно опасным уклонение от выполнения протекционистских установлений, так как «…зло от протекционизма перевешивает то добро, которое он приносит»[251].
