Сталин и Рузвельт. Великое партнерство - Батлер Сьюзен
Однако в следующем месяце он, тем не менее, упомянул об операции «Факел», сразу же отметив, что она нацелена на поддержку России в ее тяжелом положении. В своей большой речь на праздновании 7 ноября годовщины революции он показал себя не только государственным деятелем, но и человеком, способным оценить сотрудничество с Великобританией и Соединенными Штатами: «В своих стремлениях захватить нефть и Москву германские стратеги потерпели неудачу, – сказал он под шквал аплодисментов. – Их летние планы провалились… Англо-советско-американская коалиция имеет все шансы, чтобы победить, и она победит»[609].
Его спросили об открытии «второго фронта». «Да, он будет, – ответил Сталин, – рано или поздно, потому что для наших союзников это не менее важно, чем для нас».
Поверенный в делах Лой Хендерсон, который обычно не проявлял склонности упоминать признаки русского сотрудничества и признавать американское, сообщал из Москвы, что эта речь «представляет собой очередной шаг в направлении более тесного сотрудничества между Советским Союзом и его союзниками. Я верю и уже получил подтверждения, что советские руководители истолковывают речь как указание проявлять больше дружелюбия к Соединенным Штатам и Британии»[610].
Он был прав, именно это и имел в виду Сталин. Он хотел, чтобы его союзники и его враги в полной мере поняли, насколько он этим доволен. Несколькими днями позже он подробно ответил на вопросы корреспондента ««Ассошиэйтед пресс» Кэссиди:
«Уважаемый г-н Кэссиди!
Отвечаю на Ваши вопросы, переданные мне 12 ноября.
1. Как Советская сторона оценивает кампанию союзников в Африке? Ответ: Советская сторона оценивает эту кампанию как выдающийся факт большой важности, демонстрирующий растущую мощь вооруженных сил союзников и открывающий перспективу распада итало-немецкой коалиции в ближайшее время.
Кампания в Африке лишний раз опровергает скептиков, утверждающих, что англо-американские руководители неспособны организовать серьезную военную кампанию. Не может быть сомнения, что только первоклассные организаторы могли осуществить такие серьезные военные операции, как успешные десантные операции через океан»[611].
Глава 10
Планирование послевоенного мира
Франклин Делано Рузвельт испытал чувство горечи, когда в 1919 году Сенат США проголосовал против участия США в работе в Лиге Наций. Рузвельт никогда не сомневался в том, что гарантией всеобщего мира явится организация, членами которой станут все государства планеты. Во время президентской предвыборной кампании 1920 года Джеймса М. Кокса, который трижды избирался губернатором штата Огайо, Рузвельт в качестве кандидата в вице-президенты выступил с речами свыше восьмисот раз, всегда подчеркивая насущную необходимость Лиги Наций. Для него это было «главной темой обсуждения в ходе кампании» и «практической необходимостью»[612]. С растущим чувством разочарования он наблюдал, как президент Вильсон становится все более беспомощным политиком, при котором Америка оказывалась в изоляции. Рузвельт был убежден, что миру на планете никогда не будут угрожать какие-либо потрясения, если государства объединит общая ответственность за сохранение мира. Позднее он назовет Лигу Наций «первым могучим общественным институтом для поддержания мира»[613]. Однако, изучив устав Лиги, Рузвельт пришел к пониманию того, что многие его положения следует пересмотреть. В 1923 году он представил свой проект мироустройства Эдварду Боку, редактору «Семейного журнала для женщин», который учредил Американскую премию мира. Рузвельт назвал организацию, о которой он мечтал, «Сообществом Наций». Работу Сообщества должен был направлять исполнительный комитет, в составе которого в качестве постоянных членов планировались США, Великобритания, Франция, Италия и Япония. Предусматривалось также формирование международного судебного органа. Никаких комментариев по данному вопросу не последовало, поскольку Элеонора Рузвельт стала одним из судей, и он был вынужден аннулировать свое участие.
Когда в 1939 году мир снова начал распадаться, мысли Франклина Рузвельта вновь обратились к необходимости создания мирового правительства. Он поручил Хэллу и Госдепартаменту подготовить проект такой международной организации.
Ответственным за этот проект президент назначил заместителя госсекретаря Самнера Уэллса, который в свое время реорганизовал отдел Госдепартамента по восточноевропейским делам, занимавший резко антисоветскую позицию. Под руководством Рузвельта Уэллс сформировал небольшую и довольно разношерстную группу из числа сотрудников Госдепартамента и внештатных экспертов, обладавших специальными знаниями в сфере международных отношений. Этой группе предстояло начать разработку основных принципов и структуры будущей послевоенной организации. По словам Уэллса, «президент горячо одобрил необходимость безотлагательно начать такую подготовительную работу»[614]. В течение нескольких месяцев члены этой группы встречались по субботам в кабинете Уэллса еще с одним чиновником Госдепартамента, Лео Пасвольским, руководителем отдела специальных исследований и специальным помощником государственного секретаря. О работе группы Уэллс «часто» докладывал президенту, а президент вносил свои «поправки» организационного характера.
К тому времени, когда Рузвельт в 1942 году создал в Белом доме «Штабную комнату», в его сознании прочно осели четыре основных принципа послевоенного мироустройства: первый – он собирался контролировать такую международную структуру; второй – комплекс необходимых мероприятий будет включать создание каких-либо организаций, в которые войдет каждое государство; третий – внутри этой структуры четыре влиятельные союзные державы будут обеспечивать единство остальных государств мира; четвертый – этими влиятельными державами станут не только Великобритания, Россия и Америка, столь глубоко вовлеченные в войну, но и Китай, который своим участием нарушит принцип полного превосходства белой расы. Опираясь на основные контуры своего личного плана устройства мира, Рузвельт задумался и о том, как отстоять этот план, чтобы он не превратился в предмет бесконечных обсуждений или абстрактного теоретизирования, что, несомненно, привлечет излишнее внимание, в том числе со стороны его противников. Он придумал весьма интересный и одновременно весьма простой способ свести к минимуму вероятность того, что кто-то посторонний сможет узнать о его замыслах: он создал «Штабную комнату», самое секретное и самое охраняемое помещение Белого дома, откуда отправлялись телеграммы руководителям трех держав и куда поступали телеграммы от них. Это была запретная зона даже для членов его администрации, начальников штабов и сенаторов, кроме тех, кто получал специальное приглашение. Никто из посторонних ничего не знал о «Штабной комнате», ее функциях и о том, что находится в ней. Получить разрешение на доступ в нее было невероятно трудно. Абсолютно закрытая для несанкционированного доступа, круглосуточно охраняемая полицейским Белого дома в форме[615], «Штабная комната» находилась на цокольном этаже прямо напротив семейного лифта рядом с кабинетом врача Белого дома. На внутренней стороне входной двери в комнату красовалось изображение трех обезьян, под каждой – типографская подпись, под которой кем-то карандашом добавлены слова, придуманные явно Рузвельтом. По свидетельству дежурного офицера «Штабной комнаты», однажды вечером Рузвельт в беседе с Генри Стимсоном внес свои комментарии по поводу этих подписей[616]. Под изображением первой обезьяны с широко открытыми глазами была подпись: «Вижу всё», – а под ней карандашом: «Кое-что». Подпись под второй обезьяной, приложившей ладонь к уху, гласила: «Слышу всё», – и приписка карандашом: «Чуть-чуть». Третья обезьяна зажимает рукой рот, подпись: «Ничего не скажу», – и под ней карандашом: «Немного».
