Олег Рыбаков - Российская правовая политика в сфере защиты прав и свобод личности
Указанные направления подробно описаны в научной и учебной литературе, поэтому нет смысла специально на них останавливаться. Важно подчеркнуть тот факт, что независимо от подходов к пониманию права, и даже при диаметральных подходах к нему, есть нечто общее, что утверждает и подтверждает значительную, особую роль права в жизни человеческого сообщества. Эта уникальная роль, назначение права связаны с универсальными характеристиками права как самостоятельной, цивилизованной социальной ценности. Человек и человечество не смогли выработать более действенного способа, условия и одновременно формы взаимодействия, чем право и мораль. Оба феномена связаны с природой человека. Поскольку сама природа бытия человека не претерпела, на наш взгляд, существенных изменений (невзирая на информационные, технологические доминанты современности), постольку и право сегодня не менее, а более значимо, чем в прежние века, хотя очевидно, что в различных культурах оно играло неодинаковую роль.
Однако даже в тех странах, в социумах, где первостепенное значение отведено традициям, обычаям, внезаконному принуждению, право не исключается совсем. В этих случаях оно как раз и выступает в форме обычаев, традиций, принятых и признаваемых всеми моделей поведения. Право есть везде, где существует государство, как бы оно ни относилось к содержанию и ценности правового регулирования.
В этом отношении очевидно, что и правовая политика, какой бы разнообразной она ни была по форме и содержанию, присутствует в государственной жизни. А государственную жизнь, в зависимости от формы правления, характера политического режима и социальных основ власти, формируют в конечном итоге люди. При этом всегда присутствует, возможно, и достаточно условное, но тем не менее реальное деление людей на правителей и управляемых. Не случайно существуют теории элит (Парето, Моска), концепция «гения» (Ф. Ницше). Проблема правления затронута и в связи с тем, что правовая политика вольно или невольно, но указывает на характер взаимодействия личности и власти. Правовая политика поддерживает или отрицает, корректирует тот или иной тип взаимодействия личности и власти. В условиях различных форм государственного устройства, типов политического режима правовые взаимоотношения личности и власти являются также неодинаковыми.
Позволим себе смелость предположить, что всякое правовое учение задает принципы правовой политики.
Краткий исторический экскурс подтверждает это.
В Древнем Китае благодаря учению Конфуция официально признавалась особая роль добродетели как первого и важнейшего регулятора отношений, даже по сравнению с законом. Вместе с тем известно учение Шан-Яна, укрепившего всевластие закона властвующих, его неукоснительное соблюдение для тех, кто его и не создавал. На таком постулате держались многие политические тоталитарные и в особенности авторитарные режимы, хотя никто специально не связывал их существование с заложенными в теории положениями легизма. То есть правовая политика строилась с учетом установок, ориентиров, выгодных для определенной правящей группы лиц или единоличного властителя. Борьба права и неправа (Р. Иеринг) велась всегда, причем не только теоретическая, но и практическая: конкретными людьми и для достижения конкретных политических, индивидуальных целей.
Применительно к Древней Греции отметим лишь одну сторону, характерную для большинства учений: политика, управление государством есть дело избранных и для избранных.
Известно, что политика как отдельная отрасль знаний, как наука сложилась в Древней Греции. Особая роль здесь принадлежит Аристотелю. Он показал, что жить как человек (свободный, не раб) – означает жить в государстве. Причем государство есть целое, и оно важнее составных частей. Целое не может находиться в зависимости от части. При этом обнаруживается одна из методологических позиций Аристотеля: человек подчинен государству и служит его благу, а значит, и собственному благополучию. Само понятие «государство» включает понятие «благо».
Безусловно, понимание политики Аристотелем не осталось неизменным. Более того, как представляется, эволюция взглядов на проблему политики отражает в целом взаимодействие личности и власти. Средневековье, период Реформации и Возрождения, Новое и новейшее время внесли свои коррективы в понимание политики. Пожалуй, этот феномен наиболее сложный в определении его сущности, свойств, основных характеристик. Традиции либерализма и гуманизма складывались под влиянием учений многих мыслителей, среди которых особое место занимают Руссо, Гоббс, Локк, Монтескье и др. Локк, как, впрочем, и Гоббс, обращался к природе человека и трактовал ее с позиций гуманизма: «Поскольку люди являются… по природе свободными, равными и независимыми, то никто не может быть выведен из этого состояния и подчинен политической власти другого без собственного согласия»[23].
Всякий современный человек, оказавшийся на позициях демократии и гуманизма, мог бы поставить свою подпись под этими словами. Однако сфера политики, и особенно правовой (основанной на строгом соблюдении закона), не может обойтись без принуждения, без опоры на силу государства. Поэтому согласие на «подчинение политической власти» должно проистекать из закона. Еще из легистского учения известно, что закон бывает различным по содержанию. Поэтому следует обратиться к идее Руссо о законе как акте, который принимается всеми без изъятия (всем народом). Такое понимание закона создает принципиально важные доминанты для формирования определенного типа правовой политики как политики открытой, исходящей от народа и обращенной к народу, служащей ему. А сам народ, например, если следовать одному из высказываний Н. Макиавелли, на многое и не претендует: «Таким образом, тот, кто стал Князем благодаря расположению народа, должен поддерживать с ним дружеские отношения; это будет ему нетрудно, так как народ хочет лишь не быть притесняемым»[24]. Уже здесь присутствуют элементы политических технологий и основы манипулирования сознанием и поведением личности. Но это свидетельствует о том, что и в самой правовой политике могут содержаться компоненты манипулирования.
Доверие народа к правителям должно подтверждаться и проверяться. И следует помнить не только идеи Руссо, но и призывы Т. Джефферсона о необходимости постоянного контроля за чиновниками как лицами, обладающими властью.
Известно, что идеи и Руссо, и Джефферсона, хотя в разное время и в различных политических системах, нашли воплощение в актах, имеющих юридическое и общесоциальное значение.
В данном случае есть основания установить важную связь между идеями мыслителей, формированием концепций, учений, доктрин и воплощением этих идей в конституциях, манифестах, программах, реальной юридической и политической практике.
Безусловно, различные концепции, учения, доктрины могут предлагать собственные варианты, модели правового взаимодействия индивида и государства. Но все они, если обращены к жизни, к развитию, не могут не учитывать высокой гуманистической миссии личности. Следовательно, можно вести речь о личностных измерениях государственной жизни, права, действующего законодательства. Такой подход крайне актуален в начале нового тысячелетия как, впрочем, и в давние времена.
Человек всегда пытался создать собственные ценностные параметры своего бытия, в том числе (а может быть, и прежде всего) бытия правового, государственного, политического. Поэтому при анализе правовой политики как категории юридической важно соотносить ее с проблемой государственности, права, правоприменения. Очевидно и другое, а именно то, что правовая политика своим центром, смысловым основанием имеет взаимодействие личности и государства, государственной власти.
В свое время Н. М. Коркунов совершенно справедливо отмечал: «Государственное властвование есть установившееся, признанное, мирное властвование, предполагающее монополизацию всякого принуждения за органами государственной власти. Словом, государство есть самостоятельное, принудительное и мирное властвование»[25]. Государственное властвование цементирует, координирует и в конечном итоге обеспечивает реализацию правовой политики. Государственное властвование потому является фундаментальным основанием правовой политики, что оно мирное, но самостоятельное властвование. Немирное властвование может означать неправовое воздействие на отношения, группы людей, личность. Неправовое принуждение нельзя отнести к сущности правовой политики, ибо она, то есть эта политика, в противном случае теряет всякий смысл.
Государственное властвование есть процесс и отношение, которое не может быть оторвано от действительности, не может быть придуманной сугубо теоретической конструкцией. Такое невозможно хотя бы потому, что государственное властвование затрагивает сферу жизненных интересов каждого человека или, иными словами, имеет ярко выраженный практический смысл. Очевидно, что «в действительности государственное властвование не фикция, не методологический прием, а совокупность реальных явлений, а потому и научное объяснение понятия государственной власти должно относиться не к фикции юридической конструкции, а к властвованию, как к особой группе реальных явлений общественной жизни»[26]. «Реальные явления общественной жизни» прямо связаны с содержанием, направленностью правовой политики. Она является фактически соединительной нитью между государственной властью и личностью. «И каждая личность создает себе свой особый мир, с ней вместе и гибнущий. Но пока личность живет сознательно, она живет в этом мире. Все внешнее получает для нее то и другое значение, воздействует на нее так или иначе, смотря по тому, к какому месту приурочено оно в этом самою личностью созданном для себя мире, и в этом мире она и есть сама верховная цель»[27]. Следуя антиэтатистскому пониманию взаимодействия личности и государственной власти, можно предположить, что эта мысль Н. М. Коркунова и сегодня не потеряла своей значимости именно в контексте правовой политики.
