Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни
Совершенно в ином свете являются оба эти пути отмены с точки зрения современной юстиции: оба они неразлучны с большими недостатками и представляют в большей или меньшей степени аномалию. Выше было приведено достаточно данных, доказывающих, к чему ведет стремление людей, участвующих в отправлении уголовной юстиции, обойти закон, несогласный с требованиями данного времени, и как законодатель, хотя нехотя, должен был, из желания уничтожить отсюда происходящие беспорядки, отменить смертную казнь за многие преступления. Анализ отмены смертной казни посредством помилования вполне убеждает, что и этот путь отмены нарушает нормальный ход юстиции и отнимает у нее равномерность и непоколебимость.
Альфред Дюмонд, издавший в 1865 г. богатые материалы о вредном действии смертной казни, сообщил вместе с тем много сведений, доказывающих, насколько помилование лишено прочных правомерных оснований. Основания его переменяются с переменою лиц, дающих помилование. Пальмерстон в звании министра был расположен давать помилование, если только существовало какое-нибудь важное сомнение против смертного приговора, но он очень был строг, если преступление было совершено в пьяном виде. Он дал помилование приговоренному к смерти за тяжкий вид убийства, потому что осужденный был 83-летний старик. Между тем за несколько лет пред тем, в 1843 г., лорд Грагам не дал помилования 84-летнему старику. Лорд Грей (долго бывший министром внутренних дел, — в Англии помилование главным образом зависит от этого министра) при раздаче помилования позволял себе руководствоваться политическими отношениями и временным настроением и под влиянием того и другого или давал помилование, или отказывал в нем. Иногда в помиловании отказывали, когда существовало сильное сомнение в справедливости смертного приговора; в таком случае смертную казнь нес или невинный, или не подлежавший вменению. Так, в 1831 г. некто Эвен, приговоренный к смертной казни за поджог, несмотря на великое сомнение в его вине, не был помилован; спустя несколько лет один умирающий на смертном одре сознался, что поджог совершил он, а не казненный. Скоро после того был приговорен также за поджог 19-летний юноша, на основании обманчивых доказательств, и, несмотря на выраженное сомнение в его вине главою присяжных и на то, что все присяжные рекомендовали виновного как достойного помилования, он был казнен. Так, в 1856 г. лорд Грей отказал в помиловании Бюрнелли, сумасшествие которого не подлежало никакому сомнению, как доказывали то врачи, на мнение которых не обращено было внимания. Один преступник был казнен, потому что считали необходимым сохранить средину, так как два предыдущих были помилованы; таким образом, если бы один из предыдущих был казнен, то казненный был бы помилован. Это очевидно подрывает доверие к помилованию и самой юстиции: народ приходит к тому убеждению, что в казнях участвует произвол и что назначением казни хотят навести страх. Если же случается, что назначенная казнь совершенно противоречит народному убеждению, то рядом с нею данное помилование принимается народом за несправедливую поблажку. Года два-три назад был помилован Товлей, приговоренный к смертной казни за отравление невесты, и когда чрез несколько дней, несмотря на просьбу трехтысячного населения о помиловании, казнили Райта, убившего в ссоре и в полупьяном виде свою неверную любовницу, народ во время казни кричал: «Товлея! Товлея!», требуя новой жертвы во имя кровавой, но логически последовательной юстиции. Известно, что Райт был осужден на смерть без защитника и без участия присяжных: до сих пор в одной Англии закон не заботится о том, имеет ли обвиняемый в тяжком преступлении защитника или нет, и иногда оставляет его на произвол судьбы. Существует в этой стране и другой не менее достойный порицания обычай, считающий ненужным приговор присяжных, когда обвиняемый сознается в преступлении. Эти два закона имели решительное влияние на судьбу бедного работника Райта, не могшего по своей бедности иметь защитника и по своему простодушию не знавшего, как гибельно в Англии сознание, от которого в других случаях отклоняют сами судьи. Все эти обстоятельства дали не совсем неосновательный повод населению Ламбета (одной части Лондона) утверждать, что Райт казнен, а Товлей избежал казни единственно потому, что первый был бедный человек, а последний — состоятельный. Словом, эти два случая сделали глубокое впечатление на народ английский. Когда в Ноттингеме спустя некоторое время казнили одного человека за убийство своей матери, народ вторично требовал казни Товлея криками: «Товлея! Товлея!». Что и в других странах помилование не чуждо в большей или меньшей мере подобных неудобств и недостатков — это не подлежит сомнению; только в других странах, вследствие того, что вопрос о смертной казни разрабатывается более с теоретической стороны, не собрано подобных доказательных материалов. Но одна причина должна произвести и одинаковые следствия. Поэтому не без основания Миттермайер в 13 параграфе своего сочинения, обобщая неудобства помилования, указывает на следующие его недостатки:
а) Затруднительное положение государя при решении вопроса о помиловании вследствие того, что трудно выбрать из многих преступников более достойных помилования.
б) Влияние на дачу помилования или на отказ в нем окружающих государя лиц, которые в одном случае способствуют оказанию помилования, в другом — утверждению смертного приговора, указывая на вредное влияние снисхождения и на необходимость произвести казнью спасительный страх на прочих.
в) Ослабление уважения к правосудию, когда суд постановит смертный приговор, а государь, удостоверившись из посторонних источников, что осужденный невменяем, дает на этом основании помилование.
г) Разногласие между определением казни и дачею помилования и взглядом и убеждениями народа, который, сравнивая между собою близкие помилования и казни, основательно или неосновательно, начинает утверждать, что один был помилован потому, что взяли в уважение знатность или просьбы влиятельных лиц, другой же пошел на виселицу потому, что был беден и за него некому было замолвить слово пред министром и государем; а такое разногласие не может не подрывать веры в незыблемость правосудия.
д) Влияние на оказание или на отказ в помиловании случайных обстоятельств, как то: личности докладчика, уже оказанных прежде помилований или совершенных казней.
е) Наконец, влияние партий в таких странах, как Северная Америка, где губернатор, связанный с тою или с другою партиею, из угождения очень легко уступает настояниям партий.
Начиная с Монтескье и Беккариа, исследователи начал уголовного права указывали на несоответствие между количеством угроз смертною казнью в законе и числом действительно совершенных казней как на доказательство бессилия закона и несостоятельности тех наказаний, которыми чаще угрожают, чем приводят их в исполнение. Отмена смертной казни посредством помилования до сих пор удерживает систему наказаний в этом положении. Таким образом, вполне рациональное учение Монтескье и Беккариа, что не жестокое, а вполне неизбежное наказание имеет действительную силу, до сих пор остается теоретическою истиною. Поэтому противники смертной казни совершенно справедливо говорят: «Если смертная казнь необходима — применяйте ее, не делая произвольных и случайных отмен, подрывающих силу закона; если же она бесполезна — на что указывают помилования — вычеркните ее».
VI. Подобно тому как в XVIII в. общественное мнение, независимо от общего отрицания необходимости смертной казни, решительно восставало против применения ее за некоторые преступления, XIX столетие, вследствие дальнейшего развития общественной и умственной жизни, стало по совершенно специальным причинам находить это наказание неуместным за некоторые другие роды и виды преступлений.
Тогда как в XVIII в. самые смелые мыслители и самые решительные реформаторы, отвергавшие необходимость смертной казни за все общие преступления, все-таки считали ее необходимою за преступления политические, уже в первой четверти XIX в., после бурных политических событий и накануне их, возникает твердое убеждение в том, что если смертную казнь можно допускать за некоторые преступления, то, во всяком случае, не за политические. Гизо, один из консервативнейших и партионных деятелей нашего столетия, первый с особенною ясностию и доказательностию развил эту истину. С тех пор она была принята за общепризнанную и стала переходить путем закона в жизнь. Доказательства этой истины, по Гизо, состоят в следующем.
Было время, когда в борьбе партий между собою и с властью смертная казнь была самым обыкновенным оружием и даже необходимостью победителя: она глубоко коренилась в нравах и в общественном устройстве. В прежнее время смертная казнь, как кара за политические преступления, имела свое материальное действие. Политика находилась в руках немногочисленной аристократии, которая составляла заговоры; общественная сила была ничтожна, силы частные велики и в брожении; центральная власть без администрации, без полиции, даже лишенная первых прав верховной власти, состояла в личных средствах монарха. При таком положении общества назначение смертной казни состояло в том, чтобы дополнять недостаток средств власти; правительство, казнивши некоторых, действительно уничтожало опасную партию. Откуда происходила некогда опасность для монарха и даже министра? Она происходила от их соперников и их конкурентов. В Англии дом Йоркский оспаривает корону у дома Ланкастерского, и один из этих домов, достигнув желаемого истреблением другого, царствует в безопасности. Карл VII имел фаворита Giac'a; коннетабль Ричмонд похищает фаворита, заставляет судить его сокращенным порядком, казнит его и достигает при короле власти, которую он обеспечил за собою убийством. Кардинал Ришелье борется против опасностей подобного же рода и защищает себя аналогическими средствами. Вопросы политические имеют центр тяжести в личностях. В те времена жестокость законов, многочисленность казней нередко приписывались мудрости правительства, его желанию покровительствовать обществу.
