А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании
Вряд ли подобно поиску черной кошки в темной комнате, когда ее там нет, необходимо механистически искать буквальные следы Декалога в нормах действующего УК РФ. Однако методологическое и нравственное его значения для действующего уголовного законодательства несомненны, и они ожидают своих достойных исследователей [299] .
Так, например, весьма интересными и перспективными для современных серьезных уголовно-правовых исследований представляются выдвинутые А. А. Тер-Акоповым проблемы духовности в механизме преступного поведения, координации христианства и уголовного права, истории уголовного законодательства, объекта преступления в свете христианского учения о преступлении и наказании; реализации Десятисловия в действующем законодательстве Российской Федерации о преступлении и наказании.
Познание глубинного, неисчерпаемого смысла Декалога, сформулированного с использованием методического приема, когда «словам тесно, а мыслям просторно», – задача поколениям на долгую перспективу: «…исследовать и испытать премудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем» (Еккл. 1,13).
11. Еще один путеводный урок и одновременно характеристика Декалога состоят в том, что приемы, которыми он оперирует, сродни юридическим методам диалектики и метафизики. Названные методы серьезными исследователями никогда не противопоставлялись друг другу, а изучались и применялись в органическом единстве [300] , дополнялись и дополняются историзмом, в том числе древним [301] .
Так, А. А. Тер-Акопов на основе исследованных источников подчеркивал, что объяснить прямое влияние христианства на формирование европейского и, следовательно, российского светского права возможно только путем применения метода древнеисторического анализа, исследования метафизики права, ссылаясь при этом на Г. Гроция.
12. Библейские нормы в силу выраженного в них нравственного содержания на протяжении истории России стали органичной частью ее культуры, в том числе духовной и правовой; они воспринимаются одинаково положительно людьми различных религиозных взглядов. Поэтому они и далее способны выступать основой для современной объединяющей российской идеи. Дело в том, что заповеди Моисея исходят из того, что все, что хорошо для личности, должно быть полезно для общества и государства, и наоборот. Но такая гармония возможна лишь на основе разумного (добровольного) ограничения свободы поведения человеческого индивида, т. е. определенного управления им. А политика же, как известно, и есть искусство управления. В этом смысле Декалог лежит в основе политико-правовых средств управления людьми, в том числе выступает методологической и, что немаловажно, легитимной основой правовой и уголовной политики.
Десять заповедей принадлежат не только к культурной, духовной, общественной, но и к современной государственной, в том числе правовой, жизни. Нравственная значимость правовых норм заключается в том, что они отражают и закрепляют общепринятые и необходимые для существования общества правила поведения, выражают представление общества о том, какими должны быть общественные отношения.
Идея справедливости играет существенную роль в действии правового механизма. Государство старается всеми возможными способами представить свои правовые решения как справедливые, отражающие нравственные ожидания общества. Если этого удается достичь, то такие решения приобретают не только государственную, но и общественную силу, что повышает их активность. Без общественной поддержки государство не способно успешно противодействовать преступности. С помощью одного только уголовного закона решать эту задачу невозможно, необходима работа всего общества, т. е. включение в это противодействие общественного интереса: и рядовых граждан, и работников правоохранительных органов. Только при такой единой социальной позиции возможно добиться успеха, следовательно, общество должно относиться к уголовному закону не как к политической, а как к нравственной ценности, видеть в нем не только государственный, но и нравственный смысл, смысл своей жизни, воспринимать его как средство обеспечения безопасности в первую очередь не государства, но самого общества, конкретных лиц; видеть в каждом преступлении нарушение не только государственно-правового запрета, но и запрета нравственного [302] .
При ином подходе, исключающем нравственный критерий, определившаяся тенденция криминализации общества, по обоснованному мнению А. А. Тер-Акопова, видится вполне объяснимой. Однако он же замечал, что право в своей основе, в глубинных тайниках, как бы в историческом подсознании народа таит проверенные временем обычаи, традиции, религиозные установления, которые связывают людей в единое общество, придают ему устойчивость, оправдывают или отвергают политические решения и законодательные акты, осуждают или, напротив, одобряют поступки людей независимо порой от того, соответствуют ли они правовой форме [303] .
13. Как содержание невозможно без формы, так право немыслимо без органа его применения, без правоприменителя, и в частности без суда.
Идея разделения властей, отделения судебной власти от иных властей и от силы также находит свое презумируемое отражение в Декалоге. При этом суд означает не силу, но истину и милость [304] . Следовательно, суд Божий трактуется как истина, справедливость, милость и спасение. Продолжая использовать образ корабля, можно сказать, что право без правоприменителя – как судно без команды, а суд в данной метафоре достоин роли капитана этого корабля и его команды. Интересно сравнение Р. А. Папаяна, согласно которому закон – формализация нравственного начала, а суд – формализация оценки сбоев нравственных основ общества, сбоев, произведенных не из закона, а из расшатанной нравственности [305] .
14. Как и любое методологические явление, Декалог представляет собой соединение идеального с реальным. Известное изречение гласит, что если бы форма явления совпадала с его сущностью, содержанием, то всякая наука и познание были бы излишни. Так и идеальное не может полностью совпадать с реальностью. Исследователи справедливо указывают на то, что сам Моисей осознавал некую утопичность идей о праведности всех членов человеческого общества (Числ. 11, 29; Мф. 18, 3), однако при этом отмечают «не обезоруживающую недостижимость конечной цели, а бесконечность пути» [306] . Тем самым заповеди Моисея остаются верным определением идеального общества, в постоянном стремлении к которому и должна развиваться история человечества [307] .
2. Дух и буква уголовного закона
Начало XXI в., 2000-летие христианства ознаменовались появлением ряда заметных работ о соотношении духовности, нравственности и права [308] . Вспомним слова Президента Российской Федерации о том, что порядка без порядочности не бывает, что «для России поиск национальной идеи – это что-то вроде поиска смысла жизни. Занятие в целом небесполезное и небезынтересное… Решая стоящие перед нами задачи и используя при этом все самое современное, все самое новое, генерируя эту новизну, мы вместе с тем должны и будем опираться на базовые морально-нравственные ценности, выработанные народом России за более чем тысячелетнюю свою историю. Только в этом случае мы сможем правильно определить ориентиры развития страны. И только в этом случае нас ждет успех… Наша страна только тогда займет достойное положение в мире, мы с вами только тогда сможем сохранить и нашу государственность, и суверенитет, если наши граждане будут видеть, будут чувствовать, будут уверены в том, что все усилия государства направлены на защиту их кровных интересов: на улучшение их жизни, на повышение их благосостояния и их безопасности. И если они смогут гордиться своей страной. Каждый гражданин России должен чувствовать свою сопричастность с судьбой государства. И каждый должен иметь шанс законным образом улучшить свою собственную жизнь, приумножить трудом богатство своей Родины» [309] .
Лейтмотивом многих современных выступлений, публикаций звучит тема защиты прав личности, проверки наших законов «человеческим фактором» с учетом того, что «все прогрессы (и процессы) реакционны, если рушится человек».
Авторы настоящей работы как единомышленники разделяют и развивают положение о том, что право – один из безусловных духовных компонентов общества, важнейший инструмент в обеспечении духовности и в ее развитии [310] , в связи с чем и сформулирована тема данного раздела. Действительно, в разных вариантах народная, историческая мудрость гласит, что судить нужно по закону и по совести, что правоприменителю нужно дать не только букву, но и дух закона, иначе дух этот он будет трактовать сам, по своему разумению и с учетом своей профессиональной деформации сознания.
Давно с точностью до аксиомы установлено, что мудрый законодатель должен смотреть на себя как на естествоиспытателя; он не изобретает, не делает законы, а лишь формулирует, он «выражает в сознательных положительных законах внутренние законы духовных отношений» [311] ; закон должен приспособляться к правовой природе вещей [312] , являться сознательным отображением жизни [313] ; а идеи, в том числе уголовно-правовые, возникают там и тогда, где и когда для этого и для их реализации созданы объективно необходимые условия. В этом смысле от государства в нормотворческом процессе зависит настолько много, что законодатель своими действиями определяет «нравственную физиономию общества» [314] .
