Арон Трайнин - Избранные труды
Все народные организации должны быть привлечены к борьбе с продовольственными хищниками»[3].
Таким образом, Декрет 15 ноября 1917 г. не только устанавливал уголовную ответственность за спекуляцию, но давал общеполитическую и хозяйственную оценку этого преступления.
Изданный позднее, в 1921 г., Закон «Об усилении наказания за проезд на паровозах и тормозных площадках лиц, не имеющих на то права»[4], указывал:
«Ввиду крайне тяжелого положения нашего транспорта, все усиливающегося наплыва безбилетных пассажиров и провоза незаконного количества клади не только в вагонах, но и на тормозных площадках и даже паровозах – применить особо суровые репрессии в отношении тех граждан, кои нарушают существующие железнодорожные правила, проезжают на тормозных площадках товарных вагонов и паровозах, а также и к тем должностным лицам, которые своим бездействием способствуют развитию этого пагубного для транспорта явления».
Здесь также закон говорит не только об уголовной ответственности, но и в обоснование закона – об общем «крайне тяжелом положении транспорта».
В приведенных актах политическая оценка преступных действий, против которых закон направлен, дана в общем введении к закону.
В законодательных актах, относящихся к более позднему времени и к последним годам, тенденция сочетания уголовно-правовой квалификации с политической характеристикой не ослабляется, она лишь выражается в новых формах: из общего введения к закону эта характеристика переходит в диспозицию и даже в санкцию закона.
Так, новая редакция ст. 128-в УК РСФСР на основании постановления ЦИК и СНК СССР 25 июля 1934 г. устанавливает, что «обвешивание и обмеривание покупателей, пользование при продаже неверными весами» и т. д. «караются как обворовывание потребителя и обман Советского государства». Признаки «обворовывания потребителя» и «обман Советского государства» не включены в диспозицию закона; они не могут поэтому рассматриваться как элементы состава преступления, предусмотренного ст. 128-в (этого значения закон и не склонен им придавать.) Но поучительно, что указанные признаки – «обворовывание потребителя» и «обман государства» – уже непосредственно даны в самой уголовно-правовой норме: они начинают собой вторую, санкционирующую, часть этой нормы.
Этот факт – внесение политической оценки в определения закона, – естественно, оказывает определенное влияние на понимание значения и смысла ст. 128-в УК РСФСР. Так, вопрос о том, может ли колхозник, продающий свою продукцию на рынке и при этом обвешивающий покупателей, отвечать по ст. 128-в УК РСФСР, должен решаться на основании именно этих указаний – «обман государства» и «обворовывание потребителя»; обман государства в данном случае предполагает преступные действия со стороны его органов, то есть должностных лиц. Колхозник – частное лицо по ст. 128-в УК РСФСР отвечать не может: он должен отвечать в общем порядке по ч. 1 ст. 169 УК РСФСР за мошенничество.
Дальнейшее развитие этого процесса усиления роли признаков, относящихся к политической характеристике, можно отметить – и это особенно определяет важность этого процесса – в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 10 июля 1940 г.: «За выпуск недоброкачественной продукции директора, главные инженеры и начальники отделов технического контроля промышленных предприятий караются как за противогосударственное преступление, равносильное вредительству, тюремным заключением сроком от 5 до 8 лет». Как видно из приведенного текста, в Указе от 10 июля 1940 г. самая конструкция уголовно-правовой нормы своеобразна; в ней нет обычного, характерного для всех постановлений Особенной части Уголовного кодекса четкого деления нормы на диспозицию и санкцию. И в эту единую норму, норму новой конструкции, непосредственно включена политическая характеристика – определение выпуска недоброкачественной продукции «как противогосударственного преступления, равносильного вредительству». Закон, конечно, не имеет в виду в уголовно-правовом смысле рассматривать выпуск недоброкачественной продукции как вредительство; вредительство как контрреволюционное преступление предусмотрено специальной нормой – ст. 587 УК РСФСР. Мысль законодателя, очевидно, заключается в том, что в политическом и народнохозяйственном отношениях выпуск недоброкачественной продукции равносилен вредительству. Здесь, таким образом, в одной норме, с одной стороны, уголовно-правовая квалификация, содержащая перечень элементов состава выпуска недоброкачественной продукции, с другой – политическая характеристика, приравнивающая выпуск недоброкачественной продукции к вредительству.
26 мая 1947 г. был издан исторический Указ Президиума Верховного Совета СССР об отмене смертной казни в мирное время.
Указ от 26 мая 1947 г. не только содержит правовые нормы, но он вместе с тем дает, – в чем проявляется одна из замечательных особенностей социалистической демократии, – и политическое обоснование нового акта. Вводная часть его указывает:
«Историческая победа советского народа над врагом показала не только возросшую мощь Советского государства, но и, прежде всего, исключительную преданность Советской родине и Советскому правительству всего населения Советского Союза.
Вместе с тем международная обстановка за истекший период после капитуляции Германии и Японии показывает, что дело мира можно считать обеспеченным на длительное время, несмотря на попытки агрессивных элементов спровоцировать войну.
Учитывая эти обстоятельства и идя навстречу пожеланиям профессиональных союзов рабочих и служащих и других авторитетных организаций, выражающих мнение широких общественных кругов, – Президиум Верховного Совета СССР считает, что применение смертной казни больше не вызывается необходимостью в условиях мирного времени».
Здесь с полной отчетливостью выступают глубокие основания акта 26 мая: «исключительная преданность Советской родине и Советскому Правительству всего населения Советского Союза», явившаяся выражением морально-политического единства советского народа, и возросшая мощь Советского государства, одержавшего историческую победу над врагом и содействовавшего обеспечению мира на длительное время. Нерушимо извне и монолитно внутри развивается советская держава, занятая великим мирным трудом – строительством коммунистического общества – и верная бессмертным идеям Ленина. Три положения, следующие за вводной частью Указа от 26 мая, непосредственно решают правовые вопросы, связанные с отменой смертной казни. Такова же конструкция принятого 12 марта 1951 г. и имеющего всемирно-историческое значение Закона о защите мира. Первая, вводная, часть содержит общеполитические и правовые соображения, обосновывающие принятие нового закона.
«Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик, – говорится в Законе, – руководствуясь высокими принципами советской миролюбивой политики, преследующей цели укрепления мира и дружественных отношений между народами, признает, что совесть и правосознание народов, перенесших на протяжении жизни одного поколения бедствия двух мировых войн, не могут мириться с безнаказанностью ведущейся агрессивными кругами некоторых государств пропаганды войны, и солидаризируется с призывом Второго Всемирного конгресса сторонников мира, выразившего волю всего передового человечества в отношении запрещения и осуждения преступной военной пропаганды»[5].
В самой норме, квалифицирующей пропаганду войны как «тягчайшее преступление против человечества», содержится обоснование такой квалификации: «Считать, – говорит ст. 1 нового Закона, – что пропаганда войны, в какой бы форме она ни велась, подрывает дело мира, создает угрозу новой войны и является ввиду этого тягчайшим преступлением против человечества».
Сочетание в юридической норме специальной уголовно-правовой квалификации с общеполитической характеристикой не перестает быть значительным и весьма характерным явлением. Здесь, в сфере уголовного законодательства, находят выражение основные принципы социалистической демократии: вводя новые нормы, закон вместе с тем апеллирует к политическому сознанию трудящихся, указывая на большой вред совершенных преступлений, и мобилизует общественность и органы власти на энергичную борьбу с этими преступлениями.
Утверждение, что одна из самых значительных норм Уголовного кодекса – ст. 6 УК – является лишь общей политической характеристикой преступления, оказывается, таким образом, в противоречии с общими принципами построения советских законов. Это утверждение неизбежно ставит в весьма затруднительное положение судебную практику.