Александр Оришев - Политика нацистской Германии в Иране
29 августа, преодолев небольшое сопротивление противника, Красная Армия заняла Урмию. В этот же день после короткой перестрелки сдался гарнизон Пехлеви, а затем капитулировали иранские воинские части, дислоцировавшиеся в Реште[394].
Подвозя материалы и личный состав из Резайе, иранцы в течение четырех дней укрепляли Кушинский перевал. Казалось, что наступавшие советские войска ждут здесь серьезные испытания. Однако при первом же столкновении с красноармейцами оборонявшие перевал иранские солдаты и офицеры покинули позиции. «10-я горганская дивизия просто-напросто разбежалась, побросав оружие и снаряжение. Более организованно вела себя 9-я мешхедская. Один из ее батальонов на маршруте Серахс – Мешхед, судя по всему, намеревался оказать сопротивление. Но уже 29 августа заместитель командира этой дивизии прибыл в Новый Кучан для переговоров с командиром нашей 83-й горнострелковой дивизии А. А. Лучинским … От имени командира дивизии и губернатора провинции он заверил нас в полной готовности сложить оружие. Полковник тут же сам сдал свою шпагу и попросил нас изложить основные наши требования», – вспоминал бывший начальник штаба 53-й Отдельной среднеазиатской армии М. И. Казаков[395].
Слова советского военачальника достаточно точно передавали сложившуюся обстановку. Представленная им картина наблюдалась повсеместно. «Обнаруженные десять одномоторных иранских самолетов на аэродроме Тебриза не пытались завязать бой не только с советской боевой авиацией, но и с самолетами, летавшими в одиночку, что позволило командующему фронтом уже в первый день операции сделать вывод о слабости вооружения иранской армии», – было отмечено в отчете о боевых действиях ВВС Закавказского фронта[396]. «За весь период операции ВВС противника в воздухе противодействия не оказали и по аэродромам Закфронта не действовали. В 6.20. 25 августа 1941 г. пять самолетов противника с большой высоты (точно не установленной) произвели бомбометание по мосту через реку Аракс у Джульфы. В 19.15. 25 августа 1941 г. три самолета противника с высоты 2500 м произвели бомбометание по тому же мосту. В обоих случаях мост не пострадал», – говорилось в этом же документе[397].
Сын Реза-шаха, наследный принц Мухаммед Реза в своих воспоминаниях следующим образом оценивал те события: «Иранская армия была застигнута врасплох, и наши солдаты подверглись бомбардировке в то время, когда они были в своих казармах. Наш небольшой военно-морской флот без предупреждения был потоплен, при этом были большие жертвы. Не удивительно, что мой отец, как и многие иранцы, считал, что союзники предали нас. Моему отцу казалось абсолютно невероятным, что союзники смогут нарушить нашу независимость и суверенитет. Если не считать нескольких небольших стычек, сопротивление иранской армии было совершенно безрезультатным. После того как закончился первый этап нападения, наши войска осознали, что сопротивление такому сильному противнику бесполезно»[398].
На самом же деле у иранцев были возможности для организации сопротивления. Иранские военачальники не использовали особенности ландшафта своей страны, создававшие выгодные условия для оборонявшихся. Например, советско-иранский театр военных действий вследствие пересеченности местности горными хребтами и большого его повышения – до 3000 м над уровнем моря, – являлся достаточно трудным для полетов боевой и разведывательной авиации. Резко снижал эффект бомбардировок меняющийся рельеф местности. Редкое расположение наземных пунктов, отсутствие заметных ориентиров затрудняло установление точного местоположения противника и осложняло ориентировку в воздухе. Высокие горы вынуждали производить полеты на относительно большой высоте, чем затруднялась визуальная разведка войск в ущельях и горных серпантинах[399].
Те же самые горы создавали препятствия для сухопутных войск, которые могли двигаться только по узким иранским дорогам, что создавало возможности для успешных засад. Серьезными преградами для наступавших были многочисленные реки и ручьи, разлившиеся в результате прошедшего на севере страны незадолго до 25 августа ливня. К тому же, непривычно высокая температура воздуха вынуждала красноармейцев не только на частые остановки, но и приводила к резкому росту числа заболеваний гриппом и малярией, что не могло не сказаться на боеготовности советских войск.
Нельзя не сказать и о том, что в августе 1941 г. Красная Армия еще не представляла собой той мощной силы, какой она стала в последующие годы. Командиры плохо знали театр военных действий и объекты противника, у них не хватало карт, накануне операции недостаточно тщательно была проведена рекогносцировка местности, вследствие чего разведданные зачастую не соответствовали действительности. В плохом состоянии находилась телеграфная аппаратура, с большим трудом удавалось передавать приказы штаба фронта и получать необходимые сведения от частей, ушедших далеко вперед. Из-за неудовлетворительной работы тыла случались перебои в обеспечении войск продовольствием и питьевой водой. Не было отлажено взаимодействие между отдельными частями, отсутствовала постоянная связь между войсками и авиацией.
И тем не менее, Красная Армия даже в таком состоянии прошла триумфальным маршем по иранской территории. Свою лепту в успех проведенной операции внесла разведка. Накануне вторжения советская агентура умело поработала среди армейских кругов, убедив многих иранских офицеров в бессмысленности сопротивления. В Иран были направлены молодые сотрудники разведки, бывшие выпускники Ленинградского университета – С. Тихвинский (в будущем академик, крупнейший советский историк!) и М. Ушомирский. Последний сыграл важную роль в быстром и бескровном захвате контролировавшейся абвером радиостанции иранской армии в Мешхеде[400].
В результате соотношение потерь только при ликвидации иранских пограничных постов приближалось к 1:10, что говорило о безусловном преимуществе Красной Армии. В ходе иранской операции советские пограничники потеряли пять человек убитыми и пять ранеными, потери же иранских погранпостов составили 48 убитыми и 22 ранеными. Кроме того, 256 солдат и офицеров иранских погранпостов были взяты в плен[401]. Что касается 53-й Отдельной среднеазиатской армии, то в результате иранской операции ее части захватили в плен 4150 иранских военнослужащих (из них 18 старших офицеров, 156 младших офицеров, 67 унтер-офицеров и 3909 солдат)[402].
Аналогичным образом события развивались на юге. Наступавшие здесь англичане уничтожили небольшой иранский флот, базировавшийся в портах Персидского залива. В ходе массированных бомбардировок погиб командующий военно-морскими силами Ирана адмирал Беяндор[403].
Иранцы не смогли оказать достойного сопротивления войскам Британской империи, состоявшим наполовину из индийцев. Абаданский нефтеочистительный завод был занят английской пехотной бригадой, погрузившейся на суда в Басре и на рассвете 25 августа высадившейся в месте своего назначения. Большая часть иранских войск была застигнута врасплох, но сумела бежать на грузовиках. Под натиском наступавших британцев иранцы успели только уничтожить линии телефонно-телеграфной связи в районе Абадана и Бендер-Шахпура[404]. 26 августа британское агентство «Рейтер» передало коммюнике, в котором говорилось: «Индийские части очистили от иранских войск район Абадана. При этом захвачены две пушки, три бронемашины, взято 350 пленных. Английские войска также заняли Мариде (60 км севернее Абадана). В Бендер-Шахпуре спокойно. В секторе Ханакина английские и индийские войска, преодолев слабое сопротивление противника, заняли Гилян»[405].
В то же время другие британские части заняли с суши порт Хорремшехр, а одна часть была послана к Ахвазу. Проблемы у англичан могли возникнуть у прохода Пай-Так, который при желании можно было превратить в серьезное препятствие. Однако этого сделано не было, и 28 августа иранские войска, оборонявшие перевал, выбросили белый флаг. Более или менее серьезное сопротивление англичанам было оказано на горном хребте Зибири, когда иранская артиллерия приостановила продвижение английской пехоты[406].
Всего в ходе этой краткосрочной кампании потери англичан составили 22 человека убитыми и 42 ранеными[407].
Надо сказать, что союзники были невысокого мнения об иранской армии. Они ожидали сопротивления только со стороны обосновавшихся в ее рядах германских военных инструкторов. Были опасения, что германские офицеры, находившиеся в Иране, применят химическое оружие. В первые дни вторжения информационное агентство «Рейтер» сообщало: «Иранская армия плохо оснащена и вряд ли сможет сопротивляться. Для нас эта армия опасности не представляет. Наличие нескольких сотен нацистских агентов и агентов “пятой колонны” в Иране представляет потенциальный источник смуты и действительную помеху для военных усилий союзников»[408].
