Олег Баев - Следователь (основы теории и практики деятельности)
Внося это предложение, автор ясно осознает таящийся в нем подводный камень. А он следующий: риск предоставления правоприменителям – органам и лицам, осуществляющим уголовное преследование – возможности освобождения лица от ответственности за совершенное им деяние в связи с истечением предлагаемого срока для отмены указанных выше постановлений. Мотивы для того могут быть различными, в том числе – и это самое опасное – коррупционными.
Но такая опасность, увы, существует при осуществлении любой правоприменительной деятельности при принятии процессуальных решений его субъектами по усмотрению, в том числе – особо обратим на это внимание— и при принятии судом решений по жалобам заинтересованных лиц об отмене постановления о прекращении уголовного дела и возобновления по нему производства.
Но тем не менее оставление лица под угрозой возбуждения в отношении него уголовного преследования в ситуациях, когда ранее в том в установленном законом порядке было отказано, либо возобновления прекращенного в отношении него уголовного преследования на практически неограниченный срок, по нашему убеждению, противоречит декларированному законом положению об осуществлении уголовного судопроизводства (уголовного преследования) в разумные сроки.
Мы убеждены, что необходимость законодательного ограничения сроков досудебного уголовного преследования в рассматриваемых ситуациях повышено актуальна.
Как на то неоднократно обращал внимание ЕСПЧ в своих постановлениях, «только с момента уведомления лица о прекращении уголовных процедур оно прекращает чувствовать себя находящимся под влиянием уголовного дела, а также испытывать чувства правовой неопределенности, которую ст. 6 Конвенции (о защите прав человека и основных свобод – авт.) предназначена ограничить»[188].
Столь либерально-радикальное предложение в пользу лица, подвергающегося (подвергавшегося) уголовному преследованию, с позиции усмотрения о разумности сроков последнего с логической неизбежностью обусловливает необходимость остановиться и на проблеме обеспечения прав и законных интересов потерпевшего от преступного посягательства, без всяких на то сомнений нарушаемых некачественным досудебным уголовным преследованием.
Мы видим в ней два аспекта.
Первый из них таков. Как известно, уголовно-процессуальный закон оставил на полное усмотрение лица, осуществляющего уголовное преследование, выбор действий для формирования, исследования и использования доказательств по конкретному уголовному делу из их числа, предусмотренных УПК. Однако, признав необходимым производства того или иного из них, следователь под угрозой признания в дальнейшем сформированного доказательства недопустимым обязан скрупулезно и неукоснительно соблюдать уголовно-процессуальный порядок его производства.
Вопрос: как потерпевший может удовлетворить свои законные интересы, в частности, на возмещение ему материального ущерба и причиненного морального вреда, если уголовное преследование подозреваемого, обвиняемого оказалось несостоятельным именно в связи с тем, что основные обвинительные доказательства были сформированы следователем с грубейшими и существенными нарушениями процессуального порядка производства следственных действий? Иными словами, в чем в такой ситуации «виноват» потерпевший?
Именно его задал адвокату – представителю потерпевшего – его доверитель, когда суд, согласившись с доводами стороны защиты, признал недопустимыми все основные доказательства обвинения М. в разбойном нападении (протокол обыска, протоколы предъявления М. на опознание потерпевшему, предъявления для опознания предмета, использованного при совершении преступления); по ходатайству государственного обвинителя после того дело было возвращено прокурору для устранения препятствий к его рассмотрению, а затем уголовное преследование в отношении М. было прекращено.
«Меня чуть не убили, сожгли мою машину (разбой был связан с нападением на частного таксиста), откуда я знал, и почему я должен был знать, как надо проводить расследование?» – спросил он.
Второй аспект этой проблемы – опять же с позиций как принципа разумности сроков уголовного преследования, так и удовлетворения законных интересов потерпевшего от преступного посягательства – обусловливается недостатками досудебного уголовного преследования, состоящими в непроведении следственных действий, результаты которых могут объективно и убедительно подтверждать обоснованность следственного и государственного обвинения лица в совершении инкриминируемого ему преступления (в ряде случаев усугубляемых пассивностью поддержания государственного обвинения в суде).
Сущность его видна из следующего уголовного дела, ставшего предметом изучения Президиумом Верховного суда РФ.
Салпагаров был оправдан судом с участием присяжных заседателей по обвинению в совершении убийства, сопряженного с разбоем; уголовное дело было направлено прокурору для производства предварительного расследования и установления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.
После вступления этого приговора в законную силу органами предварительного расследования были получены новые веские доказательства, изобличающие Салпагарова в совершении ранее инкриминированного ему преступления. В частности, в результате проведенной в ходе повторного расследования судебной генетической экспертизы на ранее изъятой его одежде были обнаружены следы крови, произошедшей от потерпевшей.
Эти обстоятельства, говорится в заключении Заместителя Генерального прокурора РФ, являются новыми, фундаментальными по своему значению, оценка им должна быть безоговорочно дана в уголовно-правовом контексте в целях исправления объективно необоснованного и незаконного судебного решения, обеспечения правосудности судебного акта и восстановления судом прав и законных интересов потерпевших; характер нового обстоятельства не должен являться препятствием для реализации судом функции по осуществлению правосудия.
Отклоняя это заключение, Президиум Верховного суда РФ пришел к следующим двум выводам.
1. Конституционным Судом РФ в постановлении однозначно выражена позиция о том, что, возобновляя производство по уголовному делу ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств, суд обеспечивает не восполнение недостатков обвинительной и судебной деятельности, а возможность исследования тех фактических обстоятельств, которые уголовный закон признает имеющими значение для определения основания и пределов уголовно – правовой охраны, но которые в силу объективных причин ранее не могли входить в предмет исследования по уголовному делу.
По смыслу закона такие новые обстоятельства не могут быть обусловлены какими – либо упущениями со стороны суда либо органов и должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование и поддержание обвинения в суде[189].
2. Законодательство Российской Федерации не содержит правовых механизмов, допускающих пересмотр вступившего в силу оправдательного приговора по основаниям возникновения обстоятельств, ставящих под сомнение его обоснованность, если такие новые обстоятельства не были известны суду в связи с допущенной по делу неполнотой предварительного или судебного следствия[190].
Попытаемся обосновать и сформулировать свое мнение по этой далеко не однозначной проблеме, для чего в первую очередь вкратце обратимся к вопросу о соотношении общественных и личных интересов в уголовном судопроизводстве, необходимости баланса между ними.
По нашему разумению, оставление лица, в отношении которого постановлен вступивший в законную силу оправдательный приговор, под угрозой возобновления уголовного преследования по тому же обвинению неограниченное время в принципе не соответствует общественным интересам, защищаемым в уголовном судопроизводстве. Наиболее четко в рассматриваемом отношении они отражены в ч. 3 ст. 414 УПК в императивной форме, установившей совершенно определенный и достаточно краткий срок для пересмотра оправдательного приговора в порядке надзора: не позднее одного года со дня открытия вновь открывшихся обстоятельств[191].
При этом (напомним и особо подчеркнем), что, как это сформулировано в приведенном выше Постановлении Президиума Верховного суда РФ, «по смыслу закона такие новые обстоятельства не могут быть обусловлены какими-либо упущениями со стороны суда либо органов и должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование и поддержание обвинения в суде».
Следовательно, эту проблему есть смысл продолжать рассматривать с несколько иных позиций. Как общественные интересы, воплощенные в данном случае в ограничении оснований для пересмотра в порядке надзора оправдательного приговора и сроков для того, коррелируются и коррелируются ли вообще с законными интересами и правами лица, пострадавшего от преступления (его представителя), признанного потерпевшим по уголовному делу?
