Нильс Кристи - Пределы наказания

Приближаясь к причинению боли, мы становимся участниками, а иногда и соучастниками. Это происхо­дит, когда мы не чувствуем себя правыми, когда, на­пример, мы знали преступника, или жертву, или ситуа­цию, о которой идет речь, либо сходные ситуации, и понимаем, что в данном случае причинение боли не­справедливо. Это открывает путь к глубокому обсуж­дению вопросов морального характера, — обсуждению, в котором основной задачей будет уяснение содержания норм.

Но, принимая во внимание эти новые вопросы, а также те условия, которые мы обсуждали в предыду­щей главе, можно, по всей вероятности, увидеть, что в обществе, основанном не на представительстве, а на причастности, использование абсолютной теории нака­зания легко привело бы к уменьшению причиняемой боли.

Абсолютная теория наказания, используемая в об­ществе представителей под видом утилитарной теории, создает сильные стимулы к причинению боли. Абсо­лютная теория наказания, рассматриваемая в качестве абсолютной и применяемая теми, кто близок к ситуа­ции совершения правонарушения, совсем не обязатель­но должна вызывать тот же эффект. Абсолютная тео­рия наказания, применяемая в отношении конфликта, возникшего между равными и в достаточной степени связанными друг с другом людьми, вероятнее всего, и конкретном случае воплотится в гражданско-правовом решении.

11.4. Неофициальная экономика

Неверно было бы думать, что в основе этой кнпги лежит вера в то, что идеи могут изменить мир. Речь идет не об одних лишь идеях. Но идеи могут помочь изменить его, когда налицо другие условия. Имеются ли они?

В обществе, подобном нашему, ощущается очевид­ная потребность в экспертах по контролю над поведе­нием. Некоторые сложности, существующие в наше время, так значительны, что с ними не под силу спра­виться простым людям, включенным в обычные фраг-ментированные социальные системы. Имеются также чрезвычайно могущественные централизованные силы, поддерживаемые, прежде всего, военными учреждения­ми, а также воздействием, которое оказывают между­народные организации по вопросам торговли и про­мышленности. Юстиция причастных окажется нере­альной, если общества, стремясь подготовиться к ка­тастрофе, организуются в монолитную структуру, в которой поведение основывается не на выборе, а на приказе и где любой эксперимент рассматривается как угроза существующему равновесию в ситуации балан­сирования на грани войны.

Однако действуют и другие силы. Некоторые из них я описал в девятой главе, где речь шла о скрытых структурах (9.3) и контркультурах (9.4). Теперь да­вайте пойдем еще дальше.

Ровно половину населения Норвегии составляют трудящиеся, то есть те, кто работает по найму. Другая половина не попадает в эту категорию и в той или иной форме обеспечивается средствами существования. Именно эта часть населения в Норвегии, как и во всех индустриально развитых странах, увеличивается.

Эти страны постепенно прошли четыре важные ста­дии. Сначала был механизирован первичный сектор — земледелие и рыболовство. Резко сократилось число необходимых рабочих рук. Это было хорошо для вто­ричного сектора, представленного промышленностью. Сектор этот поглотил мноя^ество конкурирующих сво­бодных рук, пока его механизация не достигла неверо­ятных размеров и потребность в работниках также не уменьшилась. Это оказалось полезным для третьего сектора — сектора услуг, управления, больниц, универ­ситетов, которые благополучно поглотили часть образо­вавшихся излишков трудоспособного населения. Так происходило до тех пор, пока нас не настигла месть развивающихся стран. Страны, находящиеся еще на второй или третьей из описанных стадий, вышли на по­чти полностью свободный рынок, взяв на себя сущест­венную часть производства и оставив нас с громадным сектором услуг, содержание которого должно оплачи­ваться за счет уменьшающихся доходов нашей нацио­нальной промышленности. Оказавшись в таком поло­жении, большинство индустриально развитых стран инстинктивно реагировало одним и тем же способом: остановили рост сектора услуг. Те страны, которые ока­зались в наихудшей ситуации, стали сокращать этот сектор. Так сложилась судьба постиндустриального общества.

Здесь не место для детального анализа положения в целом. Но то, что произошло, имеет определенные последствия для социального контроля. Весь индуст­риальный мир переживает процесс драматических из­менений. Это не может не сказываться на отношениях между людьми.

Исходя из наших целей, полезно проследить, как это влияет на две разные категории людей — тех, кто работает по найму, и тех, кто не имеет такой работы. Для первой категории главный, с нашей точки зрения, эффект заключается в том простом факте, что зара­ботная плата тех, кто имеет официальную работу, по­степенно будет уменьшаться. Их возможности отстаи-. вать свои интересы подорваны. Та или иная фирма, в которой они работают, должна вести конкурентную борьбу с фирмой в Южной Корее, Таиланде или Тан­зании. В то же время будут увеличиваться прямые и косвенные налоги п расти расходы на всякого рода общественные нужды. Иначе и не может быть, если сокращающееся число работающих на производстве должно оплачивать растущее число не имеющих рабо­ты. Общим результатом всего этого будет сокращение доходов от официальной платной работы.

Наемные рабочие стали получать меньше. В то же самое время стало меньше людей, которые вообще име­ют обычную платную работу. Безработица стремитель­но увеличивается почти во всех странах старого инду­стриального мира.

До сих пор речь шла о вещах общеизвестных. И то, что из этого следует, само собой разумеется: безрабо­тица не означает, что люди перестали работать. К удив­лению некоторых, становится все более очевидным, что наряду с официально зарегистрированными существу­ют и другие виды работы. Люди теряют рабочее место, но продолжают трудиться. Наряду с официальным рынком труда существует черный рынок — для безра­ботных и для тех, кто мало зарабатывает. Поскольку налоги так высоки, механик будет ремонтировать по вечерам автомобиль своего приятеля, иногда за день­ги, чаще — за ответные услуги. Поступая таким обра­зом, он не одинок. Дж. Гершуни (1979) и Р. Пэл (1980) — сначала каждый в отдельности, а затем в совместной статье (1980) — показали, что существует неофициальная экономика — частично легальная, ча­стично полулегальная, частично совершенно нелегаль­ная. Эта неофициальная экономика набирает силу в результате того, что хиреет экономика официальная. Здесь сложились образцы поведения и отношения об­мена, внешне весьма сходные с теми, которые сущест­вовали до промышленной революции. Знаменитые анг­лийские браконьеры все еще живы, и овощи благопо­лучно выращиваются на собственном огороде для об­мена на другие полезные вещи, не облагаемые налогом. По мере того как в западном обществе увеличиваются официальные показатели безработицы, значение этой неофициальной экономической деятельности неизбеж­но будет возрастать. У нас две экономики. Одна — официальная, представленная заводами с высокой степенью автоматизации, с облагаемым налогом дохо­дом, что образует базу того минимума социального обеспечения, который мы теперь имеем. Помимо это­го, у нас есть неофициальная экономика.

Под неофициальной экономикой я понимаю нечто отличное от того, что И. Иллич (1981) назвал теневой работой. По Илличу, теневая работа — это то, что сле­дует делать, чтобы поддерживать занятых в производ­стве в рабочем состоянии. Так, жена должна поддер­живать мужа в таком состоянии, чтобы он мог идти на фабрику. Но Иллич противопоставляет теневую работу местным или «народным» ценностям. А это уже ближе к моей теме. Официальная экономика, какой мы ее знаем — экономика заработной платы, налогов, безопас­ности труда, трудового договора и всех других пра­вил, завоеванных на протяжении столетий борьбой трудящихся за своп права, — становится нереальной для все большего числа западных рабочих. Завод пере­водится в Южную Корею или Таиланд, п западный ра­бочий оказывается в положении, тревожно напоми­нающем его далекое прошлое.

Эта новая и в то же время очень старая ситуация не может не иметь последствий для социальной орга­низации и тем самым для социального контроля. Си­туация такова, что, как отмечает, в частности, Пэл (1980), некоторые группы, занимающие в структуре старого индустриального общества неблагоприятное положение, могут неожиданно получить известное пре­имущество. Те категории, или страты, которые наибо­лее успешно сопротивлялись приобщению к системе ценностей промышленного капитализма, быть может, в состоянии легче пережить трудности, создаваемые на долгую перспективу растущей безработицей.

Пэл выделяет три группы безработных, начиная с той, которая может получить наибольшее преимуще­ство.