Томас Мальтус - Опытъ закона о народонаселеніи
Послѣ чувства голода, самая общая и могущественная страсть — это любовь, принимая это слово въ самомъ широкомъ смыслѣ. Добродѣтельная, облагороженная дружбою любовь, повидимому, представляетъ соединеніе самыхъ чистыхъ и глубокихъ наслажденій, соотвѣтствующихъ всѣмъ потребностямъ сердца. Она пробуждаетъ самыя доброжелательныя чувства и тѣмъ самымъ придаетъ всей жизни смыслъ и очарованіе.
«Исключите изъ половыхъ сношеній сопровождающія ихъ обстоятельства, говоритъ Годвинъ, и они станутъ презрительными». Точно также можно было-бы сказать: отнимите у дерева его вѣтви и листву, и оно лишится своей красоты.
Правильныя черты, кротость, живость, впечатлительность, чувствительность, умъ, воображеніе плѣняютъ насъ; такія качества пробуждаютъ и питаютъ чувство любви.
Было-бы весьма ошибочно предполагать, что эта страсть ограничивается одними чувственными наслажденіями. Однимъ изъ важныхъ условій счастья совершенно справедливо признается тотъ образъ жизни, который каждый намѣчаетъ себѣ, и къ достиженію котораго стремится; я увѣренъ, что въ большинствѣ такихъ плановъ любовь занимаетъ видное мѣсто, на ряду съ удовольствіями семейной жизни и радостями, доставляемыми намъ дѣтьми. Ужинъ у разведеннаго очага и удобное помѣщеніе не могутъ казаться намъ вполнѣ привлекательными, если мы не связываемъ въ своемъ воображеніи эти удобства съ дорогими существами, съ которыми мы желали-бы раздѣлить ихъ.
Существуютъ и другія основательныя причины утверждать, что страсть, о которой мы говоримь, въ значительной степени смягчаетъ и облагораживаетъ человѣческое сердце, располагая его къ нѣжнымъ побужденіямъ благоволенія и состраданія. Все, что намъ извѣстно о жизни дикихъ, убѣждаетъ насъ, что племена, среди которыхъ эта страсть мало развита, являются наиболѣе злыми и жестокими; племена эти въ тоже время наиболѣе расположены къ насилію и дурному обращенію съ женщинами. И дѣйствительно, еслибы супружеская любовь вдругъ ослабѣла, то, вѣроятно, мужчины, пользуясь превосходствомъ силы, обратили-бы женщинъ въ рабство, какъ это дѣлаютъ дикари, или, во всякомъ случаѣ, малѣйшее выраженіе нетерпѣнія со стороны женщины, ничтожное разногласіе съ нею, было-бы достаточною причиною для разрыва. Неизбѣжнымъ послѣдствіемъ такого положенія вещей было-бы ослабленіе родительскихъ чувствъ и, какъ слѣдствіе этого, уменьшеніе заботъ о воспитании дѣтей, а это не могло-бы не отразиться вредно на благоденствіи всего общества.
Необходимо замѣтить, что препятствія усиливаютъ страсть и что она тѣмъ сильнѣе дѣйствуетъ на сердце, чѣмъ труднѣе ея удовлетвореніе. Нѣжность, чувствительность, благородство характеровъ и нравовъ, которыя могутъ быть внушены одною только любовью, являются чаще всего слѣдствіемъ испытываемыхъ ею проволочекъ и затрудненій. Въ тѣхъ странахъ, гдѣ нравы въ этомъ отношеніи грубы, любовь угасаетъ или обращается въ низкое побужденіе и перестаетъ оказывать благотворное вліяніе на характеръ. Но во всѣхъ европейскихъ странахъ, благодаря тому обстоятельству, что женщины, пользуясь свободою, находятся подъ защитою стыдливости, эта страсть развивается съ наибольшею силою и почти всюду оказываетъ свое благотворное вліяніе. Можно смѣло утверждать, что всюду, гдѣ эта страсть наиболѣе сдерживается, она наивыгоднѣйшимъ образомъ измѣняетъ нравы.
Страсть эта, понимаемая въ самомъ широкомъ смыслѣ, съ присоединеніемъ къ ней взаимной любви между родителями и дѣтьми, представляетъ, несомнѣнно, одно изъ могущественнѣйшихъ условій счастья. Но, съ другой стороны, опытъ ясно доказываетъ намъ, что та-же самая страсть является источникомъ бѣдствій, если она дурно направлена. Правда, въ общемъ эти бѣдствія ничтожны, сравнительно съ благотворнымъ вліяніемъ добродѣтельной любви, но разсматриваемыя безъотносительно — бѣдствія эти все таки довольно значительны. Впрочемъ, налагаемыя правительствомъ наказанія показываютъ, что страсть, о которой идетъ рѣчь, не вызываетъ такихъ значительныхъ бѣдствій или, во всякомъ случаѣ, не причиняетъ такого непосредственнаго вреда, какъ нарушеніе правъ собственности и вообще противозаконное стремленіе къ удовлетворенію желанія обладать тѣмъ, что принадлежитъ другимъ. Тѣмъ не менѣе, если при изученіи этой страсти мы представимъ себѣ важныя пoслѣдствія ея необузданности, то почувствуемъ себя способными на болышія жертвы, чтобы уменьшить или даже совсѣмъ заглушить ее. Но это значило-бы сдѣлать человѣческую жизнь непривлекательной и безцвѣтной или предоставить ее на произволъ дикаго и неукротимаго звѣрства. Внимательное изученіе непосредственныхъ и самыхъ отдаленныхъ послѣдствій всѣхъ человѣческихъ страстей и естественныхъ законовъ доказываетъ намъ, что при настоящемъ положеніи вещей, ослабленіе дѣйствія любой изъ этихъ страстей можетъ быть достигнуто не иначе, какъ путемъ причиненія людямъ страданія несравненно болѣе значительнаго, чѣмъ то зло, которое мы желали устранить при помощи ослабленія страсти. Причина этого очевидна. Страсти представляютъ основу какъ нашихъ наслажденій, такъ и страданій, элементы, изъ которыхъ образуются людскія бѣдствія, счастье, добродѣтели и пороки. Поэтому страсти нужно направлять, а не разрушать или ослаблять.
Докторъ Палей[24] справедливо утверждаетъ, что «страсти необходимы, для нашего счастья и чаще всего по своей природѣ ведутъ насъ къ нему. Онѣ сильны и всеобщи; если-бы онѣ не были такими, то, быть можетъ, не могли бы выполнить своего назначенія. Но при нѣкоторыхъ условіяхъ та же сила и всеобщность страстей порождаетъ излишества и пороки, слѣдовательно является источникомъ бѣдствій. Здѣсь разомъ открываются — съ одной стороны причина пороковъ, съ другой — господство разума и добродѣтели».
Такимъ образомъ, наша добродѣтель должна заключаться въ томъ, чтобы извлечь наибольшую сумму счастья изъ того матерьяла, который предоставленъ Богомъ въ наше распоряженіе. Присущія намъ наклонности сами по себѣ всегда хороши, злоупотребленіе же ими распознается только въ послѣдствіяхъ, на которыя, вслѣдствіе этого, мы должны обращать постоянное вниманіе и сообразовать свои дѣйствія съ полученными выводами.
Плодовитость людей до извѣстной степени независима отъ страсти и вызываетъ соображенія другого рода. Она зависитъ скорѣе отъ естественнаго сложенія женщины, дозволяющаго ей имѣть большее или меньшее число дѣтей. Но законъ, которому подчиненъ въ этомъ отношеніи человѣкъ, тѣмъ не менѣе сходенъ съ другими, господствующими надъ его жизнью законами. Половая страсть сильна и свойственна всѣмъ людямъ; причиняемыя ею бѣдствія являются необходимымъ слѣдствіемъ ея энергіи и всеобщности. Но эти бѣдствія могутъ быть значительно смягчены и даже уменьшены противопоставляемою имъ силой и добродѣтелью. Все убѣждаетъ насъ въ томъ, что намѣреніе Творца состояло въ заселеніи земли: но эта цѣль, повидимому, могла быть достигнута лишь присвоеніемъ человѣчеству способности къ болѣе быстрому возрастанію сравнительно съ средствами существованія. И если эта способность къ размножению не заселила съ чрезмѣрною быстротою всю поверхность земного шара, то, очевидно, изъ этого нельзя выводить заключенія, что она не соотвѣтствуетъ своей цѣли. Потребность въ средствахъ существованія не была бы. достаточно настоятельна и не содѣйствовала-бы развитію человѣческихъ способностей, еслибы стремленіе людей къ быстрому и безграничному размноженію не усиливало напряженности этой потребности. Если-бы обѣ эти величины — населеніе и средства существованія — возрастали въ одинаковой степени, я не знаю, какое побужденіе могло-бы побѣдить естественную лѣность человѣка и что могло-бы заставить его распространять обработку земли. Населеніе самой обширной и плодородной территории такъ-же легко остановилось-бы на 500 жителяхъ, какъ и на 500 тысячахъ, 5 милліонахъ, 50 милліонахъ. Слѣдовательно, одинаковая степень возрастанія населенія и средствъ существованія не могла соотвѣтствовать цѣли Провидѣнія Что-же касается точнаго опредѣленія отношенія между названными величинами, при которомъ эта цѣль могла-бы быть достигнута съ возможно меньшими бѣдствіями, то мы должны признать свое безсиліе для разрѣшенія подобнаго вопроса. При настоящемъ положеніи вещей мы должны управлять громадной силой, способной въ короткое время населить пустынную область; но эта сила можетъ быть сдержана превосходящею ее силой добродѣтели въ произвольныхъ границахъ и притомъ цѣною небольшого зла, сравнительно съ выгодами, пріoбрѣтаемыми такою мудрою экономіей. Аналогія между этимъ и всѣми остальными законами природы была-бы очевидно нарушена, если-бы въ одномъ только этомъ случаѣ мы желали-бы, чтобы онъ оказался достаточнымъ для исправленія всѣхъ случайностей, пороковъ и частныхъ бѣдствій, проистекающихъ быть можетъ отъ вліянія другого общаго закона. Чтобы дѣйствіе закона было достигнуто, не вызывая за собою никакого зла, для этого было-бы необходимо, чтобы законъ размноженія способенъ былъ къ постояннымъ измѣненіямъ и чтобы онъ подчинялся всѣмъ случайнымъ обстоятельствамъ, имѣющимъ мѣсто въ различныхъ странахъ. Гораздо согласнѣе съ остальными явленіями природы, гораздо полезнѣе для насъ и болѣе соотвѣтственно условіямъ нашего совершенствованія признать, что законъ этотъ единообразенъ и причиняемыя имъ, вслѣдствіе различныхъ обстоятельствъ, бѣдствія должны быть предоставлены благоразумію людей, для того, чтобы они прилагали старанія къ ихъ смягченію и отстраненію. Такимъ путемъ люди пріучаются слѣдить за собою и предвидѣть послѣдствія своихъ поступковъ; ихъ способности развиваются и совершенствуются при помощи упражненія успѣшнѣе, чѣмъ въ томъ случаѣ, если-бы приспособленные ко всевозможнымъ обстоятельствамъ законы освобождали людей отъ бѣдствій и отъ необходимой для избѣжанія ихъ внимательности.
