Криминология. Теория, история, эмпирическая база, социальный контроль - Яков Ильич Гилинский
Совершенно очевидны криминологические следствия процесса «включения/исключения». Именно «исключенныя» составляют социальную базу преступности и иных форм девиантности (алкоголизм, наркотизм, терроризм, проституция и др.). Так, «отчаяние молодых перед будущим, которое им кажется безысходным, лежит в основе делинквентного поведения, нарушений общественного порядка, столкновений с полицией».[173] Неудивительно, что мировая криминология активно обсуждает «inclusive/exclusive» как один из источников криминального поведения.[174] События 11 сентября 2001 г. (террористические акты в Нью-Йорке и Вашингтоне) выдвинули эту проблему на уровень реальной международной и внутренней политики государств, ибо терроризм порождается исключенностью отдельных стран, социальных групп, людей из современной жизни Западной цивилизации с ее благами (действительными или кажущимися).
Большие социальные группы людей (классы, страты), обладающие неравными возможностями, выстраиваются в «социальную пирамиду», верхушку которой образуют высшие слои (элита), середину занимает «средний класс», а в основании пирамиды находятся низшие классы, «андеркласс» (underclass). «Социальные различия становятся социальной стратификацией, когда группы людей выстраиваются иерархически вдоль некоторой шкалы неравенства, которое может выражаться в различии доходов, состояний, власти, престижа, возраста, этнической принадлежности… Представители различных страт, соответствующих различным уровням стратификационной иерархии, обычно обладают схожими жизненными шансами и жизненными стилями».[175]
Существует много классификаций современной социальной стратификации в развитых странах. Одна из распространенных – классификация Дж. Голдторпа, насчитывающая 11 страт, составляющих три класса (служебный, промежуточный, рабочий).[176] Широко известна у нас стратификация в виде также трех классов (высший, средний, низший), причем средний подразделяется на высокий средний, средний средний и низкий средний.
Во времена советской власти по идеологическим соображениям было принято деление общества на рабочий класс, колхозное крестьянство и «прослойку» служащих. В настоящее время, в связи со сложной переструктуризацией российского общества, нет общепринятой стратификации, и отечественные авторы выделяют различное количество страт.[177]
Приводя в качестве примера распределение различных преступлений по социальным группам (табл. 4.3), мы вынуждены исходить из группировки, принятой в милицейской статистике.
Как явствует из приведенных данных, неуклонно снижается доля рабочих и работников сельского хозяйства, что объясняется прежде всего резким их сокращением в населении; устойчиво невелика доля служащих в «общеуголовной» преступности при ее естественном возрастании в преступлениях «беловоротничковых». Парадоксально высок удельный вес рабочих среди растратчиков при относительно низком – среди служащих. Это может быть объяснено «селективностью» милиции и уголовной юстиции, подвергающих репрессии «козлов отпущения», а не «белых воротничков». Удивительно высокий удельный вес рабочих и лиц без постоянного источника доходов во взяточничестве объясняется тем, что названные категории являются взяткодателями (нередко – вынужденными). Но особенно знаменателен устойчивый и весьма значительный рост числа и доли лиц, не имеющих постоянного источника доходов, и безработных, т. е. – «исключенных»…
Таблица 43
Доля (%) различных социальных групп в структуре преступности в России (1987–2006)
Остается добавить, что не только «криминальность», но и виктимность зависит от социально-экономического статуса, принадлежности к той или иной социальной группе.[178]
Иные факторы
В свете вышеизложенного прослеживается связь между социальным происхождением и вероятностью совершения тех или иных преступлений. Это очевидно в тех случаях, когда социальное происхождение обусловливает социальное положение. Попытка выявить зависимости между социальным происхождением и различными формами социально значимого поведения предпринималась нами еще в начале 70-х гг. прошлого столетия.[179]
Многочисленными отечественными и зарубежными исследователями отмечается корреляционная связь преступности с уровнем образования: чем он выше, тем меньше вероятность совершения «общеуголовных» преступлений и тем выше – «беловоротничковых». С нашей точки зрения, роль образовательного фактора опосредуется принадлежностью к тому или иному классу (страте).
Не менее известна относительно повышенная криминальная активность мигрантов, чья адаптация в среде «коренного» населения затруднена со всеми вытекающими последствиями.
В целом «антикриминогенным» фактором выступает наличие семьи, хотя в сфере так называемого «семейного насилия» именно конфликтные семейные отношения провоцируют преступления.
Интенсивность тех или иных преступлений зависит от типа поселения: есть преступления преимущественно «городские» (грабежи, разбои, мошенничество, должностные преступления и др.), есть – «сельские» (в России это – тяжкие насильственные преступления, уровень которых в сельской местности в 1,5–2 раза выше, чем в городах).[180] Более подробные данные о городской и сельской преступности в России см. в табл. 4.5. Различны уровень и структура преступности в городах-мегаполисах (типа Москвы, Санкт-Петербурга), городах портовых и курортных, старинных и строящихся, крупных и малых, в рабочих поселках.
§ 2. Механизм индивидуального преступного поведения
Отечественные авторы под механизмом индивидуального преступного поведения (преступления) понимают либо преимущественно психологический механизм, этапы психической деятельности (мотивация, принятие решения, планирование, исполнение задуманного), не отрицая при этом известной роли среды, либо отдают предпочтение социальным условиям, влияющим как формирование самой личности с ее психологическими свойствами, так и на принятие решения совершить преступление.[181] В целом сторонники обеих точек зрения отдают дань и социальным, и психологическим факторам генезиса преступления. Мне ближе второй, «социологический» подход, на котором вкратце и остановимся ниже.
Представляется возможным выделить несколько основных элементов (звеньев) механизма индивидуального преступного поведения. Очевидно, центральным элементом является личность потенциального или реального исполнителя преступного намерения. Но личностью не рождаются, ею становятся в процессе социализации, которая и выступает вторым звеном рассматриваемого механизма. Так или иначе социализированная личность действует (совершает преступление), находясь в конкретной жизненной ситуации, которая и служит третьим необходимым элементом в генезисе преступления. Наконец, большую или меньшую роль в механизме преступного акта может играть поведение жертвы преступления.
Обозначим упомянутые элементы механизма индивидуального преступного поведения на схеме (4.1), а затем рассмотрим их подробнее.
Таблица 4.5
Коэффициент криминальной активности* городского и сельского населения России (1984–2005)
* Частное от деления городской (сельской) преступности (%) на долю городского (сельского) населения (%) в соответствующем году.
Схема 4.1. Механизм индивидуального преступного поведения
Социология и психология различают понятия «индивид» – представитель рода Homo Sapiens, «личность» – индивид, наделенный социальными свойствами в процессе социализации, «индивидуальность» – неповторимая, уникальная конкретная личность. Человек рождается как индивид и лишь со временем становится личностью под воздействием институтов социализации – семьи, школы, ближайшего окружения, трудового коллектива и т. п.
Личность потенциального или реального преступника характеризуется совокупностью социально-демографических признаков (пол, возраст, этническая принадлежность, образование, профессиональный и социальный статус, семейное положение), психологических свойств (уровень интеллекта, характерологические особенности, интра– или экстравертивность, уровень притязаний и др.), а также некоторых социально-биографических характеристик
