Антон Васильев - Охранительная концепция права в России
Предшествующий период в истории охранительных правовых взглядов признается нерефлексивным и по устоявшемуся убеждению именуется эпохой традиционализма – дорефлексивным консерватизмом, суммой неосознанных традиционных ценностей.
Как выше отмечалось, предложенные подходы к изучению генезиса и истории охранительной правовой мысли России вряд ли возможно признать научно обоснованными. Во-первых, по существу исследователями консерватизм видят в рациональных, систематических учениях эпохи охранения русской государственности от революционных идеологий. Однако, систематический характер консервативных концепций можно лишь применить к учению Л.A. Тихомирова о монархии и значительно позднее к наследию И.А. Ильина о монархии, правосознании. Остальные консерваторы рубежа XIX–XX вв. систематических учений, катехизисов охранительства не оставили. К.П. Победоносцев свое охранительное мировоззрение отразил в письмах и ряде публицистических работ. М.Н. Катков по роду своей деятельности как журналист и издатель в основном свое консервативное кредо обнаруживает в статьях в журнале «Русский вестник», но не формулирует целостного охранительного учения. В целом для русского консерватизма характерен остро полемический, публицистический характер, обусловленный необходимостью борьбы с чуждыми идеологиями их же средствами – печатным словом.
С другой стороны, предшествующая история правовой мысли не лишена рационально артикулированных теорий традиционалистов – «Политика» Ю. Крижанича, «Челобитные» Ивана Пересветова, переписка Ивана Грозного с князем Курбским, «Книга о скудости и богатстве» И.С. Посошкова и многие другие произведения содержат развернутые идеи о православной монархии, религиозных основах государства и права, идеале права-правды, образе благочестивого правителя-труженника, патриархальных отношениях царя и народа и других постулатах русского консерватизма.
Во-вторых, как и ранее указывалось, неверно рождение консерватизма сводить к появлению либеральных учений в России и секуляризации общественной жизни. Исторически обосновано развитие традиционалистской правовой доктрины вести с эпохи становления русского государства и права не позднее VIII в. и соответственно возникновения опасностей для русской духовной культуры и независимости русской государственности как оплота русской культуры.
В-третьих, из сферы научного поиска выпадают периоды русской истории после революции 1917 г. и крушения СССР. Общим местом в литературе по истории мысли России в XX в. является тезис о том, что советская идеология разорвала все нити с прошлой историей России и естественно с противоположными идеологическими течениями – консервативной и либеральной идеологиями. На взгляд автора, в период с 1917 по 1991 гг. история отечественной охранительной правовой мысли может быть представлена в двух ответвлениях:
– консервативных учениях мыслителей русской эмиграции, в том числе И.А. Ильина, И.Л. Солоневича, С.Л. Франка, С.Н. Булгакова, прот. Г. Флоровского, о. В.В. Зеньковского, а также евразийцев (Н.Н. Алексеева, Н.С. Трубецкого, М.В. Шахматова, П.С. Савицкого, Г.В. Вернадского и др.);
– традиционалистских элементах в официальной советской правовой идеологии и охранительных ценностях, сохранившихся в мировоззрении русского народа в течение советской истории.
Учитывая антитрадиционализм советской идеологии, смеем утверждать, что большевистская теория государства и права продолжала вектор развития русской консервативной политико-правовой мысли. Речь идет не столько о преемственности консервативных идей и их восприятии творцами новой идеологии, сколько об исторической необходимости для большевистской политической элиты опереться для сохранения легитимности своей власти, проведения реформ на консервативные правовые традиции России, остававшиеся частью общественного сознания русского народа. Только в таком случае представляется возможным объяснить события истории советского государства и права: апокалиптичность миросозерцания и аполитизм русского сознания создали питательную почву для идей об отмирании государства и права, юридического нигилизма, приверженность социальной справедливости, вера в силу, авторитет и патриархальность власти (Сталин – отец народов), возрождение Православной Церкви во время Великой Отечественной войны как фактор спасения государственности при наличии угрозы для святынь народа и др.
С исторической неизбежностью советская правовая мысль сохраняла консервативные черты и даже была вынуждена самим ходом истории России и ее народного самосознания придерживаться устоявшихся охранительных ценностей и взглядов. Советское государство тонко смогло использовать потенциал богатой духовной культуры России – смирение, силу духа и в войнах и на грандиозных промышленных стройках в условиях модернизации экономики. Без сомнения, далеко не всегда советская идеология была консервативна и учитывала традиционные правовые ценности. Но, и отрицать влияние традиционализма на советский строй невозможно, не говоря о консерватизме мировоззрения российского народа.
А. Бородай убедительно доказывает влияние идей разработчика концепции «народной монархии» И.Л. Солоневича на идеологию сталинской диктатуры: «целый ряд данных указывает, что оценки и прогнозы, которые давал современной ему советской действительности Иван Солоневич, оказали определенное влияние на правящие круги СССР, и прежде всего на Сталина. «Россия в концлагере», вышедшая в свет в 1935 году, и «Белая Империя», появившаяся несколько лет спустя, давали настолько убедительный и достоверный анализ процессов, происходящих в стране, что не делать из них выводы мог только ленивый. Жесткая чистка управленческой прослойки, осуществленная Сталиным в конце 30-х годов, и обращение к национал-вождистским архетипам власти и имперской риторике, вполне возможно, были навеяны знакомством «отца народов» с произведениями Солоневича»[74].
Примечательно, что после первых разочарований в крушении Российской Империи постепенно евразийские мыслители стали надеяться на то, что Советский Союз сможет воплотить в жизнь их евразийский проект – единой Евразийской империи идеократического характера.
С другой стороны, необходимо избегать крайностей в восприятии консервативных начал советской правовой мысли. В зарубежной литературе, посвященной русскому консерватизму, распространено мнение о том, что советская репрессивная идеология – закономерное развитие русского традиционализма, основанного на идее князя, царя – вотчинного хозяина, которому покорно подчиняется народ как масса рабов. Так, Р. Пайпс пытается доказать, что тоталитаризм изначально присущ русскому самосознанию и коренится в консервативной идеологии русского общества. Ошибочно полагать, что охранительное правовое мышление в России не признает свободы личности и служит оправданию рабства. Консерватизм в России не признает свободу как абсолютизацию личного эгоизма, своекорыстный индивидуализм. Вместе с тем охранительная идеология в России исходит из свободы духовной воли человека и зависимости государства и права от нравственного, свободного выбора личности. В этой свободе речь идет не об анархии личности или ее обожествлении, а о выполнении нравственного долга, освобождающего человека от пут необходимости и принуждения.
В-четвертых, из истории охранительной правовой мысли незаслуженно исключены представители монархических партий России, которые по-прежнему в исторической науке рассматриваются как узко-националистические, шовинистические представители общественной мысли России начала XX в. Во многом их забвение обусловлено цензурными и идеологическими ограничениями, введенными советской доктриной в отношении националистических течений в рамках консервативной мысли России рубежа XIX–XX вв. За ними надолго закрепилась недобрая слава «черносотенцев» – организаторов еврейских погромов, что с учетом новых исторических данных выглядит далеко не бесспорно. Обосновано ведущий историк консерватизма А.В. Репников обращает внимание на необходимость реабилитации лидеров монархических партий России и более серьезного исследования их творчества как ветви в общей истории русской охранительной мысли[75].
Научная объективность, несмотря на общий негативный настрой по отношению к «черносотенным организациям», требует внимательного изучения наследия этих мыслителей, в том числе А.С. Вязигина, П.Ф. Булацеля, В.А. Грингмута, К.Н. Пасхалова, М.О. Меньшикова, Б.В. Никольского и др. идеологов русских монархических организаций. Как и К.П. Победоносцев, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров, В.П. Мещерский, «черносотенные» идеологии стояли на охране русского самодержавия и русской народности и должны получить адекватное место в истории русского охранительства[76].
