Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Изучаем источники и их носители, и выясняем – имел ли место информационный сбой по ним, а если это случилось – когда, где, почему это произошло, каким образом закрались ошибки и враки всяки. Какие-либо внешние признаки, срабатывание Чуйки горазды возбудить в нас подозрения о нечистоте сведений, о существе и характере повлиявших факторов.

«– Бога нет – сказал Остап. //– Есть, есть, – отвечали ксензы» (Ильф, Петров. Золотой телёнок).

Я к тому, что споры бессмысленны, когда ни одна из сторон не способна представить серьёзных аргументов в пользу своей позиции. Так и в нашем случае беспочвенно, а значит, безрезультативно будет сутяжничество: «данное доказательство ложное; нет, это доказательство правдиво», если стороны не имеют фактической поддержки своим заявлениям.

Имеем в виду существование двух несколько конфликтных принципиальных положений:

1) обвиняемый не обязан доказывать только свою невиновность, но в доказывании иных обстоятельств не освобождён; 2) обвинение обязано опровергать защитные доводы.

Практическое значение этих положений выливается в следующие условия: ты должен доказывать недостоверность, а сторона обвинения оказывается не обязанной обосновывать свои возражения в ответ на голословные заявления о недостоверности. Это, в частности, требует от тебя установления причин недостоверности и их представление в обоснование своей позиции.

Допустим ситуацию, что тебя – невинную овцу следак нагло грузит, устремлён в преследовании тебя. Тогда ты вправе ожидать с его стороны фуфлогонства при добыче доказательств. При искусственном создании доказательственной базы, при подгонке материалов, будь тот мусорюга хоть семи блядей во лбу, а в чём-нибудь он да загадится. И ты эту срань обязательно обнаружишь и в рулон бумаги замотаешь.

Сколь трудно выявлять причины, а пуще того – доказывать их. Но и без того обходиться порой. Когда ворох подозрительно-умышленных недостоверностей объявляется вокруг одного следака, даже близорукому судье понятны причины такой напасти. А сами эксперт, потерпевший и секретарша ни в жизнь не признаются в своих намерениях или недалёкости. Лишь в некоторых случаях с материальными посредниками (носителями) удаётся причины изыскать через привлечение своих спецов, а с тем – и сомнения в вопросе достоверности посеять.

Недостоверность источника – это ещё и глубокое, как фурункул, сомнение в наличии доказательства. А был ли мальчик, а действительно ли пальчиком он водил? Оценка доказательства возможна только в условиях возможности его перепроверки. Доказать обстоятельство – это ещё и убедить в существовании сведений, их соответствии с тем, о чём источник изначально информировал. Но так случилось, что единожды давший наедине со следователем показания свидетель пропал без вести, умер или удрапал безвозвратно за кордон. Да, бывало так, когда назвавшийся человек – свидетель по протоколу не смог быть обнаружен впоследствии. Следак при допросе поверил с его слов личным данным при отсутствии документов личности, не принял удостоверительных мер, а тот дядя наврал – обозвался другим именем и представил вымышленную информацию о себе. Мусора едут по заявленному свидетелем адресу – нет такого жильца, не обнаружился, падла. Показания этого скрытника, если он вообще существовал в природе и что-либо выговаривал на допросах, объективно не могут быть проверены. Сам источник достоверно не установлен. Сомнения в достоверности его показаний, если такие сомнения заявлены, не могут быть устранены. В таких случаях показания должны признаваться недостоверными. Но для этого, повторяюсь, требуется заявление, инициатива заинтересованного участника. По умолчанию, в отсутствие гласных сомнений, показания эти суд пропустит в совокупности других в значении действенного доказательства.

Закон допускает оглашение показаний умершего свидетеля (статья 281.2.1 УПК). Делаются попытки оглашать и показания пропавших без вести под предлогом чрезвычайности обстоятельств, препятствующих явке (ст. 281.2.4 УПК), хотя чрезвычайность в этой ситуации оспорима. Но и в этих случаях явствует невозможность проверки прежних показаний через непосредственный допрос того же лица, то есть прямо нарушаются принципы непосредственности и устности; достоверность полученных сведений не может быть подтверждена. Нам предлагают верить в порядочность того следователя, кто допрашивал и правил протокол допроса. С куя ли? Нам предлагают слепо довериться источнику и его знаниям. С какого хрена? Даже при «силовом» оглашении не умолчи, объяви о своих сомнениях в достоверности, мотивируя свои убеждения какими угодно, заслуживающими внимания аргументами. Тем более в ситуации, когда источники и их показания единственны в своём роде и имеют решающее значение.

На практике, в ответ на отрицательные оценки защиты о недостоверности подобных «непроверяемых» источников, мусора указывают, что, дескать, «нет оснований сомневаться в достоверности». Несмотря на Презумпцию невиновности, тебя склоняют всё же к необходимости представлять «основания» (то есть доказательства) недостоверности, когда доказывание этого фактически сродни доказыванию невиновности. Да, не плохо бы требуемые доказательства предоставить, хотя в такой ситуации и эти доказательства, например, твои показания со слов не явившегося свидетеля сами оказываются голословием, ввиду невозможности их проверки через того же мертвеца (без вести пропавшего). Круг замкнулся, змея схавала свой хвост.

Но возможно и ограничиться имеющейся ситуацией под зонтиком всё той же ПН и с простым заявлением о недостоверности и неразрешимости проверки должной. Это твои доводы должны мусора опровергать, и обвинитель должен изначально представлять по указанного состояния свидетельствам основания благонадёжности источника. Разворачивай ёжиков в обратную сторону, курсант. Опровергать с представлением оснований (доказательств) – прямая обязанность мусоров. Допустим, ты сам или какой свидетель указываете, что умерший (безвестно пропавший) гражданин после допроса тебе (свидетелю) сообщил, что он был вынужден солгать, оговорить тебя или переврать обстоятельства на допросе, был бухой или с похмелья, заставили, обманули его. Посредством таких доводов порождаются сомнения. А как их опровергнуть. Первоисточника-то тю-тю. Вызвать допрашивавшего следака для выяснений обстоятельств допроса? Но разве может такой свидетель представить гарантии сознательности и совестности действий другого в прошедшем времени. Так ещё под вопросом доверие к самому следаку, когда обсуждением затронуты и факты нарушений порочности действий и с его стороны.

Или припомним понятых. Они также принимаются в качестве источников доказательств. Они же участвуют в следственных действиях и способны влиять на содержание и качество доказательств, получаемых при их прямом участии. Влияние проявляется, когда понятые подтверждают или не подтверждают правильность следственных действий по соответствию их текстовому описанию в протоколах, когда вносят замечания и дополнения. Как по окончанию действий, так и при последующей проверке, участвуя уже свидетельствами своими. Берусь утверждать, что участие понятых по множеству дел и сл. действий или фиктивны ввиду вымышленности, или сопровождается привлечением промусорённых типов: зависимых лиц, знакомых да из «союзных» структур, из числа нариков и бомжей. Объективность, а значит достоверность сведений от таких понятых крайне сомнительны.

Достоверность таких источников как документы и вещественные доказательства обусловлена подлинностью и сохранностью изначального состояния. Другое условие – известность авторства доказательства, если оно – плод деятельности человека.

Присел должностной человек на пенёк, лизнул пирожок, издал документ.

Чуть погодя передумал тот документ, содержание сведений в нём подправил и в таком виде издал обновку взамен прежнего. При этом документу оставлено прежнее название и регистрационные данные, втиснуты те же подпись, печатка, даты издания и составления. Вот головосъёпка: который их двух документов подлинность, а который – подлость?

Бывало так, что обнаружишь в деле материалец, где сведения в твою пользу могут толковаться. Заикнёшься о таком с надеждой о лучшем, гля, а через краткое время, бля, в том же месте дела уже вроде тот, а по суди другой, правленый акт красуется. А по вопросу головосъёпному отвечаю: подлинным является первый, ну, тот, что первым родили. Всякие остальные – то либо дополнения (изменения), либо подложка чистейшей воды. Коли подтвердятся обстоятельства первоиздания и натурально обнаружен будет первенец, хотя бы визированной копией его, такой и следует обращать как подлинник. Любой, изданный позднее, в отсутствие промежуточных решений об отказе от первого или о внесении в него изменений – такой подлежит дисквалификации. А нефиг было вприсядку выпечку лизать. Хотя… блин, и второй документ – тот тоже подлинник в своём роде, да только ничтожен он из-за фальшивой производности. Хреновый такой подлинник.