Михаил Шаргородский - Избранные работы по уголовному праву
Так, за довоенные годы среди осужденных за детоубийство по СССР мы видим следующую картину распределения по полу:
Эта таблица показывает, что все те указания, которые были даны Верховным Судом РСФСР в этом отношении, сохраняли свою силу.
Именно на роль отца по этим делам должно было быть обращено сугубое внимание. Отцы, бросающие своих детей и не желающие о них заботиться, подстрекающие матерей прямо и косвенно к детоубийству, помогающие им в этом, матери, убивающие своих детей не во время родов и не непосредственно после родов по любым мотивам, вот те категории, на которые должно быть обращено острие нашей репрессии за детоубийство. Поэтому Уголовно-кассационная коллегия предлагала:
1) При возникновении дела об убийстве матерью ребенка тщательно выяснить личность отца ребенка и его роль в преступлении: допущено ли им подстрекательство матери к убийству или пособничество убийству, знал ли он о предстоящих родах и убийстве, обращалась ли мать ребенка за помощью, в которой он отказал, оставляя мать и ребенка в беспомощном положении.
2) В случаях, когда следствие установит, что отец ребенка являлся прямым соучастником убийства последнего (подстрекателем или пособником), к нему надлежит применять ст. 136 УК РСФСР применительно к ст. 17, причем меры социальной защиты в этих случаях должны определяться судом достаточно жесткие, так как в подобных случаях главная тяжесть социальной опасности, по общему правилу, лежит в действиях отца – подстрекателя или пособника, а не матери – физической исполнительницы.
3) В случаях, когда подстрекательство или пособничество отца не установлено, а установлено, что ему было известно о предстоящем рождении от него ребенка и о беспомощном материальном положении матери, что мать ребенка обращалась к отцу за помощью, но последний отказал в ней, хотя он таковую фактически, по своему имущественному состоянию, имел возможность оказать, результатом чего и явилось убийство ребенка матерью, отец ребенка должен привлекаться к делу по обвинению по ч. 2 ст. 158 УК РСФСР.
Между тем приведенная выше статистика показывает, что усиление репрессии за детоубийство, которое, как мы увидим ниже, действительно имело место, привело к тому, что процент привлекаемых мужчин сократился, а между тем мы полагаем, что при правильном проведении указаний Верховного Суда этот процент должен был бы увеличиться.
Все еще в силе остается то положение, что «роль отца очень часто вовсе не исследуется по делам такого рода или исследуется недостаточно. А между тем практика знает случаи, когда убийство ребенка матерью явилось результатом отказа отца оказать материальную поддержку находящейся в нужде матери».
Следует, конечно, учесть, что сейчас, в связи с указом от 8 июля 1944 г. и, в частности, в связи с отменой права «обращения матери в суд с иском об установлении отцовства и о взыскании алиментов на содержание ребенка, родившегося от лица, с которым она не состоит в зарегистрированном браке» (ст. 20), случаи подстрекательства к убийству со стороны фактического отца ребенка, что чаще всего имело место, резко сократятся.
Анализируя судебную практику, мы видим, что за последние годы имело место усиление репрессии за это преступление:
Таким образом, указание Верховного Суда сыграло свою роль, это видно также из того, что удлиняются сроки лишения свободы; если в 1935 г. по СССР на срок 5 лет и выше было осуждено только 34 % всех осужденных за детоубийство, то в 1939 г. (1-е полугодие) этот процент повысился до 42, но сравнение этих данных с мерами наказания, применяемыми в отношении лиц, судимых за квалифицированное убийство, показывает, что наказание за детоубийство мягче, чем за другие виды убийства.
Анализ сроков лишения свободы, к которым осуждаются детоубийцы, также показывает, что наказание за детоубийство мягче, чем за убийство вообще. Так, среди осужденных за убийство по ст. 136 УК РСФСР на срок свыше 5 лет за первую половину 1939 г. было осуждено 73 %, а за детоубийство – только 42 %. Есть все основания полагать, что это снижение репрессии объясняется именно указанными выше причинами.
В связи с этим мы видим решение вопроса в том, чтобы:
1. Сохранить в уголовном кодексе детоубийство, как более тяжко наказуемый случай убийства.
2. Выделить из состава детоубийства случаи, когда оно совершено матерью во время или непосредственно после родов, с установлением только в этом случае более мягкого наказания.
3. Установить за пособничество к детоубийству или подстрекательство к нему ответственность как за квалифицированное убийство, вне зависимости от смягчения ответственности для матери ввиду наличия субъективных обстоятельств.
В советском уголовном праве квалифицирующим обстоятельством по объекту является также убийство лица, находящегося в беспомощном состоянии, или, как выражается закон, «с использованием беспомощного положения убитого» (п. «е» ст. 136 УК РСФСР). Этот пункт может конкурировать с предыдущим в отношении квалификации детоубийства, однако он распространяется не только на лиц, имеющих специальные обязанности, но и на всякое другое лицо, таким образом, по п. «е» должно быть квалифицировано вообще убийство детей, стариков, тяжелобольных, лиц, находящихся в беспомощном состоянии, спящих и т. д.
Для всех этих случаев общим является то, что убитый лишен был возможности оказать сопротивление убийце или каким-либо иным способом спастись от угрожавшей ему опасности.
В УССР квалифицирующим обстоятельством по объекту является также убийство заведомо беременной женщины (п. «ж» ст. 138 УК УССР). Это обстоятельство было известно уже Уложению 1649 г. (ст. 7 гл. XXII). Фигурировало оно также в Уложении 1885 г. (ст. 1452). Сохранение такого квалифицирующего обстоятельства в нашем праве в дальнейшем не может быть признано целесообразным.
§ 4. Способ действия при убийстве
Ответственность за убийство может иметь место как тогда, когда с объективной стороны имело место действие, так и тогда, когда имело место бездействие.
Преступления, совершенные бездействием, могут заключаться:
а) в несовершении действий, которые данное лицо юридически обязано было совершить, без требования наступления какого-либо результата (например, составы, предусмотренные ст. 156, 158 УК РСФСР), так называемое delictum omissionis;
б) в несовершении действий, которые данное лицо юридически обязано было совершить и требующие для признания наличия оконченного состава установленного в законе результата, так называемые delicta commisiones per omissionem. В подобных случаях следует различать две категории преступлений:
1. Общие преступления, совершенные путем бездействия (например, убийство, совершенное врачом, умышленно не давшим необходимого противоядия).
2. Специально предусмотренные составы (например, ст. 1581 ч. II – непринятие мер охраны и заботы о воспитании детей-сирот председателями сельских советов и опекунами, если в результате бездействия дети вступили на путь бродяжничества).
Сложен вопрос о возможности причинной связи между бездействием и наступившей смертью.
Вопрос об уголовной ответственности за убийство возникает при бездействии лишь в том случае, если у виновного был умысел в отношении наступления смерти. Никто не привлечет к уголовной ответственности за убийство врача, не прописавшего по халатности лекарство, которое могло бы спасти больного, точно так же не квалифицируют как убийство действие сестры, которая заснула и не произвела своевременно инъекцию камфоры, которая могла бы спасти больному жизнь, но если сестра не произвела инъекцию, желая смерти больного, то ее деяние безусловно можно и должно квалифицировать как умышленное убийство. Отсюда, однако, вовсе не следует, что «больной умер, так как ему не сделали инъекцию». Как совершенно ясно, причинность от того, было ли действие врача или сестры умышленное или неосторожное, не изменилась, а все дело заключается только в том, что умышленное бездействие мы караем как причинение, чего в случаях неосторожного бездействия мы не делаем.
Бездействие вообще не может «причинить». Принятые, обычно, бытовые определения, когда опадение плодов с дерева приписывается недостатку дождя, а кража – отсутствию милиции, вовсе не означают, что дождь, не выпадая, сбрасывает плоды с дерева.[87] Философски правильное решение заключается в том, что «где нет момента «действия», там не может быть в сущности и речи о причинной связи».[88]
Гоббс писал: «Там, где нет никакого действия, нет и никакой причины. Ибо ничего нельзя назвать причиной там, где нет ничего, что можно было бы назвать действием».[89]
Иной точки зрения на этот вопрос придерживалось каноническое право, которое исходило из того, что бездействие (попустительство) есть прямое виновничество «Qui potuit hominem liberare morte et non liberavit cum occidit» (cap. 6X de homic. 5, 12).
