Александр Епихин - Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве
Правовой статус личности в уголовном процессе всегда рассматривался в уголовно-процессуальной теории и практике как важнейший. Правда, исследование вопроса о правах личности и их гарантиях чаще всего ограничивалось интересами обвиняемого (подсудимого), тогда как эта проблема, по справедливому утверждению некоторых ученых, касается всех участников процесса, лично заинтересованных в исходе дела, защищающих в уголовном судопроизводстве свои права и интересы[103].
Действие большинства гарантий, содействующих успешному осуществлению правосудия по тяжким и особо тяжким преступлениям, как правило, ничем или почти ничем не отличается при разбирательстве по другим делам. Однако необходимо заметить, что в подобных делах с учетом особенностей подсудимых средства и способы, служащие обеспечению реализации их прав и законных интересов, имеют некоторое своеобразие. Этот вопрос и хотелось бы осветить при исследовании гарантий прав и законных интересов защищаемого лица как участника уголовного процесса.
Одним из средств, служащих обеспечению реализации прав и законных интересов этого лица, являются уголовно-процессуальные нормы, закрепленные в них права и обязанности участника процесса. С помощью этих норм и обеспечения надлежащей организации их применения и исполнения государство регулирует поведение людей, участвующих в возбуждении, расследовании и судебном рассмотрении дел, направляя его в сторону, соответствующую задачам уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК).
Следует согласиться с мнением ученых, считающих «неплодотворным спор по вопросу, что является гарантией: права и обязанности, закрепленные в нормах, или нормы, закрепляющие права и обязанности»[104]. Представляется, что только в единстве указанные категории можно рассматривать в качестве процессуальных гарантий любого участника уголовного процесса. Однако ряд исследователей оспаривает отнесение к процессуальным гарантиям самих прав участников процесса, поскольку, по их мнению, права являются объектом самих гарантий[105]. При этом не учитывается, что в общей системе одни процессуальные гарантии служат гарантиями других[106].
Новое уголовно-процессуальное законодательство в ст. 11 УПК РФ впервые закрепило на национальном уровне обеспечение безопасности участников процесса и их близких в связи с производством по уголовному делу как одно из важных средств достижения цели и задач (назначения) процессуальной деятельности по уголовным делам, как наиболее эффективное средство противодействия преступности и получения доказательственной информации о событии преступления. Безопасность участников уголовного процесса расценивается законодателем как одна из составляющих принципа охраны прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве.
Закрепление в процессуальном законе мер безопасности личности, по нашему мнению, следует рассматривать как
1) гарантию обеспечения законных интересов личности в уголовном судопроизводстве;
2) средство достижения цели и задач (назначения) уголовного судопроизводства;
3) новую эффективную форму противодействия наиболее опасным видам преступности (организованной, профессиональной);
4) позитивное стремление государства привести национальное законодательство в соответствие с рядом международных документов.
Диспозиция ч. 3 ст. 11 УПК представляется более гарантированной в сравнении с текстом ст. 309 УК РФ, где указан строго ограниченный перечень видов посягательства на участников процесса. В ст. 309 УК установлена ответственность за посягательства в форме подкупа (ч. 1) и понуждения, принуждения, соединенных с шантажом, угрозой убийства, причинения вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества (ч. 2). В ч. 3 ст. 11 формулировка «угроза убийством, применением насилия, уничтожением или повреждением имущества или иными опасными противоправными деяниями», содержащая открытый перечень «иные… деяния», позволяет применять меры безопасности и в тех случаях, когда состав преступления, предусмотренный ст. 309 УК, отсутствует.
Кроме того, уголовное законодательство, содержащее специальные меры охраны, предусматривает уголовно-правовую защиту не всех участников процесса, а только перечисленных в ст. 295, 296, 302, 309 УК РФ: судьей, присяжных заседателей, иных лиц, участвующих в отправлении правосудия (их близких), прокуроров, следователей, лиц, производящих дознание, защитника, эксперта, судебного пристава, судебного исполнителя (их близких), подозреваемых, обвиняемых, свидетелей, потерпевших, экспертов, переводчиков.
Отсутствуют достаточные уголовно-правовые гарантии обеспечения безопасности понятого, специалиста, секретаря судебного заседания, представителя потерпевшего, адвоката свидетеля, гражданского истца и ответчика, их представителей и пр. Часть 3 ст. 11 УПК позволяет обезопасить не только участников процесса, имеющих свой или представляемый в деле интерес, но и иных (любых) участников процесса.
Между тем формулировка диспозиции ч. 3 ст. 11 УПК РФ, устанавливающей основания для применения пяти уголовно-процессуальных мер безопасности участников уголовного судопроизводства, по нашему мнению, не совсем совершенна и нуждается в изменении по следующим основаниям.
Использование в тексте статьи формулировки иные опасные противоправные посягательства следует рассматривать как неопределенный перечень видов посягательства, так как не совсем четко установлено, что именно понимается под термином опасные. Быть может, это посягательства, опасные для жизни или здоровья, либо вообще опасные с точки зрения обязательного признака преступления общественная опасность. Неясно, как следует рассматривать подкуп свидетеля или потерпевшего в связи с изменением им показаний по уголовному делу. Не совсем понятно, каким образом эти виды посягательства соотносятся с УК РФ, где более узок перечень оснований для привлечения виновного к уголовной ответственности за оказание воздействия на участника процесса в связи с производством по делу. По всей видимости, такую трактовку следует рассматривать как оценочную формулировку, используемую в тексте УК во многих статьях, то есть иные означает аналогичные перечисленным ранее: угрозе убийством, применением насилия и т. п.
Вероятно, следует установить более определенные границы опасности посягательства, например, опасные для жизни или здоровья.
В рассматриваемой статье, к сожалению, не прослеживается причинная связь между самим посягательством на участника процесса и фактом оказанного им ранее или уже оказывающегося содействия уголовному судопроизводству. Очевидно, что такая связь должна быть, поскольку угроза (посягательство) в отношении участника процесса (его близкого) может быть и не связана с участием (содействием) в уголовном процессе, то есть воздействие может быть оказано не как на участника процесса, содействующего уголовному судопроизводству, а как на обычного гражданина, например на почве личных неприязненных отношений. В противном случае не исключается возможность расширительного применения мер безопасности в случаях, прямо не подпадающих под их действие.
Следует подчеркнуть связь посягательства с содействием уголовному судопроизводству фразой «в связи с содействием уголовному судопроизводству».
Не совсем понятна позиция законодателя в решении вопроса о правомочии или обязанности суда, прокурора, следователя, органа дознания или дознавателя на применение мер безопасности. В ч. 3 ст. 11 УПК используется термин принимает, что приводит к двоякому его восприятию. По нашему мнению, принятие мер безопасности при наличии к тому поводов и основания должно рассматриваться как обязанность компетентного лица, невыполнение которой должно повлечь наложение процессуальной или иной ответственности.
Соответственно, необходимо использовать термин обязаны как это сделано, например, в ч. 1 ст. 11 применительно к установлению обязанности должностных лиц процесса по разъяснению прав, обязанностей и ответственности участникам процесса. Кроме этого, обязанность применения мер безопасности должна включать такой элемент, как согласие защищаемого лица на сотрудничество с уголовным правосудием. При отсутствии такого согласия обеспечить безопасность лица будет явно затруднительно. Видимо, следует указать на необходимость согласия участника процесса на применение в отношении него мер безопасности, регламентированных уголовно-процессуальным законодательством.
Диспозиция статьи не содержит указания на реальность противоправного воздействия.
Такое противоправное посягательство должно отвечать некоторым требованиям: объективность (выражено от конкретного источника опасности), а не мнимость (существование только в сознании защищаемого лица); воздействие или угроза применения такого реального воздействия в ближайшем будущем; способность источника опасности (психическая, физическая, техническая и иная) реализовать преступный умысел.
