Владимир Алпатов - Волошинов, Бахтин и лингвистика
В рамках теории речевых актов изучаются, в частности, ситуации, когда слово одновременно является делом (клятва, обьявление войны или мира, вынесение приговора и т. д.). На эти ситуации обращал внимание еще А. Гардинер,[827] также бывший одним из предшественников теории речевых актов. Выше мы приводили высказывание К. Брандиста о Гардинере как связующем звене между МФЯ и теорией речевых актов; впрочем, он упоминает и критическое отношение к книге Гардинера со стороны Дж. Остина.[828] Множество речевых актов образует дискурс. Это одно из основных понятий данной теории, дискурсы также активно изучают.
«При классификации речевых актов учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропозициональным содержанием речевого акта и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата и др.».[829] Под иллокутивной целью (термин Остина) имеется в виду коммуникативная цель в ходе произнесения высказывания. Опять-таки перечислены вопросы, ставившиеся в МФЯ, исключая вопрос о психологическом состоянии говорящего во время диалога; этот вопрос, очень значимый в концепции диалога Л. П. Якубинского, выводился за рамки теории в МФЯ.
Прагматика, имея иные истоки, идя не от лингвистической философии, а от семиотики, пришла к изучению примерно того же круга вопросов, что и теория речевых актов. Различие между ними связано скорее с определенными традициями, например, превращение слова в дело принято изучать в рамках теории речевых актов, а пресуппозиции – в прагматике. Как указывают Н. Д. Арутюнова и Е. В. Падучева, речевой акт – «центральное для прагматики понятие».[830] Далее они пишут: «Взаимодействие речевого акта и контекста составляет основной стержень прагматических исследований, а формулирование правил этого взаимодействия – ее главную задачу».[831] Но обязательность учета «идеологического» контекста – опять же одно из главных требований к науке о языке, содержащихся в МФЯ. И тут современная наука развивается в соответствии с тем, что, пусть в декларативной форме, содержится в этой книге, опубликованной еще тогда, когда не существовало даже термина «прагматика».
В состав прагматики входят и такие сферы, как пресуппозиции, «модальные рамки» и правила социального взаимодействия между говорящим, слушающим и «героями» высказывания (так называемые вежливость и/или этикет). Выше уже говорилось о том, что вводимое в «Слове жизни и слове в поэзии» и присутствующее в МФЯ понятие «социального кругозора» близко к понятию пресуппозиции. С понятием пресуппозиции тесно связано понятие истинности и ложности высказывания, где некоторые исследователи прямо учитывают идеи Бахтина: А. В. Гладкий пишет, что об истинности или ложности предложения можно говорить только «если мыслить наше предложение как целое сообщение, или высказывание в смысле М. М. Бахтина».[832] Бахтин, правда, призывал в РЖ не смешивать «предложение» и «высказывание», даже если их границы совпадают. Вопросы правил вежливости или этикета (рассмотренные в Экскурсе 3), затронутые в «Слове в жизни и слове в поэзии», одной из статей в «Литературной учебе» и позже в РЖ, также решаются в современной науке с помощью обращения к прагматике.
И семантика впервые стала полноценным объектом лингвистических исследований лишь вместе с изучением прагматики и / или теории речевых актов. Показательно, что в нашей стране ведущая семантическая школа, связанная с именами Н.Д. Арутюновой, Е. В. Па-дучевой и их учеников, одновременно является и школой прагматики и теории речевых актов. До того семантика была ограничена, как правило, лишь семантикой отдельных грамматических категорий и семантикой отдельных слов и их групп. При этом далеко не вся лексика поддавалась «абстрактно-объективистскому» анализу, причем хуже всего дело обстояло как раз с самыми употребительными и, казалось бы, простыми словами. На это еще в 40—50-е гг. обращали внимание исследователи (М. Н. Петерсон, А. И. Смирницкий). Еще хуже дело обстояло с семантикой предложения, не поддававшейся строгому анализу. Все это, как мы помним, констатируется в МФЯ, а позже в РЖ.
С 60—70-х гг. ситуация изменилась. «Прагматизация значения имела далеко идущие последствия: значение высказывания стало считаться неотделимым от прагматической ситуации, а значение многих слов начали определять через указание на коммуникативные цели речевого акта. Значение слова стало рассматриваться в связи с коммуникативной направленностью речевого акта, то есть как орудие, посредством которого мы совершаем действие. Этот подход нашел отражение в определении значения оценочных слов».[833] Это также совпадает с идеями МФЯ, причем там особое внимание обращается на выражение оценки в речевом акте.
Естественно, я не могу подробно останавливаться на всей совокупности исследований в области теории речевых актов и прагматики, которые и сейчас активно ведутся во многих странах, включая Россию. Исследователи в этой области не так часто вспоминают саранский и тем более волошиновский цикл. Однако о Бахтине и/или Волошинове как предшественнике (предшественниках) прат матики говорили уже не раз, начиная с Ц. Тодорова. Но так или иначе, деятельность этих исследователей показывает, что пионерские идеи Волошинова и Бахтина, высказанные слишком рано, сейчас актуальнее, чем в 20-е и даже в 50-е гг.
VII.3. Современная западная социолингвистика
Наряду с учеными, чьи идеи как-то перекликаются с МФЯ или другими работами Бахтина и его круга при отсутствии какого-либо прямого влияния, сейчас уже немало исследователей за рубежом непосредственно руководствуются концепцией этих работ. После издания МФЯ на английском языке, а затем и на ряде других языков началось активное использование идей этой книги во многих странах. Сейчас переведены и известны практически все изданные в России тексты Бахтина, включая «спорные», в том числе лингвистические. Один из последних переводов – совсем недавнее издание по-английски материалов из личного дела Волошинова в ИЛЯЗВ.[834] Конечно, эти тексты исследуются и берутся на вооружение не только лингвистами, но и лингвисты составляют немалую долю последователей и почитателей Бахтина и / или Воло-шинова (как выше отмечалось, вопрос об авторстве спорных работ решается очень по-разному). Безусловно, наличие или отсутствие интереса к этим трудам зависит от тематики исследований и от принятой методологии. Скажем, для исследователей грамматической формы или для компаративистов они вряд ли существенны. Однако многие новые или созданные заново направления современной науки о языке: семантика, прагматика, лингвистика текста, социолингвистика, – испытывают явное влияние этих сочинений. Это особенно важно заметить в связи с тем, что другие отечественные работы в этих областях за пределами СНГ известны очень мало (речь, разумеется, не идет об ученых-эмигрантах или о зарубежных славистах, читающих по-русски).
Мы не имеем возможности дать подробный обзор всех таких исследований. Разберем лишь в виде примера работы некоторых западных, в основном американских и английских социолингвистов, прямо опирающихся на идеи МФЯ. Конечно, они не должны отождествляться с современной западной социолингвистикой в целом. Далеко не всегда ученые в этой области следуют идеям МФЯ. Главным образом они популярны среди исследователей проблем господства и подчинения с помощью языка, отражения социальных конфликтов в языке и пр. При этом марксистское содержание МФЯ и примыкающих работ чаще всего воспринимается вполне всерьез. Наряду с их идеями используются и идеи собственно марксизма. При этом речь идет не столько о марксизме в его классической (или тем более в ленинской) форме, сколько о так называемом неомарксизме. Активно развиваются идеи А. Грамши (немало писавшего и по философским вопросам языка, см. Экскурс 4), Г. Маркузе и др. Учитываются и концепции иного происхождения вроде социологии М. Вебера, а также идеи теории речевых актов, лингвистической прагматики и др.
Один из примеров—достаточно часто цитируемая книга английского социолингвиста Н. Ферклу «Язык и власть»;[835] см. также другую книгу того же автора.[836] Ее тема– использование языка властью в целях установления и поддержания господства. Как указывает автор, структурные методы соссюровс-кой лингвистики никак не могут служить здесь основой, поскольку эта лингвистика лишь фиксирует языковые факты без ответа на вопросы: почему? и как? Как и авторы МФЯ, Ферклу связывает такой подход с позитивизмом.[837] Прагматика в большей степени приближается к данным проблемам по тематике, но она слишком индивидуалистична, уделяя основное внимание стратегиям индивидуального носителя, отвлекаясь от социального контекста.[838] Наиболее подходящим оказывается дис-курсный подход (один из вариантов теории речевых актов), при котором язык рассматривается как форма социальной практики, акцент делается не на системе, а на социально обусловленном ее употреблении.[839]
