Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире
Подобные идеи автор вкладывает в уста некоего «ученого», который, кроме того, подчеркивает связь изначальных «арийцев» с «белой расой» и «белыми приоритетами». Этот «ученый» также называет «арийцев» «предтечей мировой культуры» и создателями древнейших цивилизаций, включая шумерскую и древнеегипетскую. В частности, по его словам, именно «арийцы» принесли в Шумер «основы религиозного мировоззрения», якобы содержавшегося в Ригведе «за три тысячи лет до Библии». При этом «ученый» сетует на то, что в Индии и они сами, и их культура переродились и утратили самобытность (Белов 2000: 10–18). Белову приходится по нраву и идея, согласно которой, будучи в Месопотамии, иудеи всемерно пользовались наследием «арийской культуры» (Белов 2000: 468). А «арийские достоинства» он связывает с кровью, тем самым демонстрируя склонность к расовому подходу. Мало того, он утверждает, что таков естественный порядок, ибо якобы «природа разделила одни творения рукой благостной, другие – пагубной» (Белов 2000: 544, 577).
Специалист без труда обнаружит в этом подходе не только искажения известных исторических фактов, натяжки и передержки, но и очевидное сходство с «арийским мифом», созданным Чемберленом, получившим широкое хождение в нацистской Германии и развивавшимся затем Ю. Эволой. Автора романа это сходство, похоже, тоже смущает – «ведь это сочетается с фашистскими идеями» (Белов 2000: 18). Однако признавать порочность изложенной концепции он не намерен. Его лишь заботит то, каким образом ее можно донести до читателя.
Несмотря на то что действие романа происходит много тысячелетий назад на «арийской прародине», автор нагружает исконных «арийцев» теми проблемами, которые заставляют его сегодня тревожиться за судьбу русского народа. Речь идет о падении рождаемости и о приходе новых неарийских кланов, вытесняющих «арийцев» с насиженных мест и объявляющих самих себя «арийцами». При этом пришельцы якобы пользуются всеми достижениями «арийцев», ибо это проще, чем производить самим. Мало того, якобы мечтая закабалить «арийцев», демон создает «священные письмена», чтобы овладеть Словом и заставить их замолчать226. В другой более поздней книге Белов пишет об этом еще откровеннее. Там он представляет современные массовые миграции сознательно организованной «этнической экспансией», ставящей своей целью «создание многочисленных влиятельных диаспор». По его словам, за последнее десятилетие мигранты «осуществили тотальное демографическое переустройство российских регионов», что якобы является частью «исламской революции». Иными словами, мигрантов он приравнивает к чеченским боевикам и видит в них боевые порядки «бойцов ислама», замышляющих сделать из России новый «Халифат» (Белов 2003: 35–46). За всем этим прочитывается современная антииммигрантская риторика, квалифицирующаяся сегодня как «культурный расизм».
Обрисованные процессы якобы и в прошлом, и ныне ставили и ставят «арийцев» на грань выживания. И автор доказывает, что, чтобы сохраниться, надо крепить единство, создать единый народ, выбрать вождя и обрести глубокие знания. А чтобы вождь был недоступен критике, следует объявить его богом.
В свой роман автор включает ряд важных для него политических идей. Ему претит идея социального равенства, якобы подброшенная людям демоном. Для него идеи равенства и братства, смирения и покаяния являются «гнилой моралью». Зато его идеалом служит кастовое общество, где касты отличаются профессиями, поведением и мировоззрением. Главной кастой ему видятся «воины» («кшатрии»), под которыми в сегодняшнем мире понимаются все силовые структуры, и он требует уважительного отношения к ним как к особо важному классу (в этом нельзя не заметить влияние Эволы). Их-то он и представляет «национальной элитой», которой должно служить государство. По сути, он не прочь ввести военную диктатуру, ибо порядок ценится им выше свободы и демократии. Одновременно он воспевает войну, якобы идущую во благо обществу227.
Иными словами, Белов стоит за иерархическое, корпоративное и милитаризованное общество, которое когда-то пытались строить итальянские фашисты под началом Б. Муссолини. Кроме того, чтобы побудить людей к активности, он доказывает, что демон живет только их равнодушием, нерешительностью и глупостью. В рассмотренном романе политические идеи явно превалируют над описанием обрядов и культуры. Очевидно, этим и определяется та «русская ариософия», которую мечтает создать автор.
Сходная мифологическая модель воссоздается и петербургскими неоязычниками-«венедами» в их журнале «Волхв» и газете «Родные просторы». Здесь, с одной стороны, воспроизводятся давно устаревшие теории XVIII–XIX вв., отождествлявшие скифов, сарматов, киммерийцев, фракийцев, роксоланов со славянами; в частности, отстаивается идея о доисторической славянской письменности, едва ли не древнейшей в мире. С другой стороны, популяризируются идеи украинского националиста-эмигранта Ю. Г. Лисового о славной истории восточных славян в первобытную эпоху.
Одновременно разрабатывается циклическая концепция истории, по которой славяне якобы покинули исконные прибалтийские земли 4000–4500 лет назад и переселились в Индию. Там они стали «ведистами» и зачинателями высочайшей культуры, с которой и вернулись позднее на территорию будущей Европейской России. Это «венеды-вентичи», широко расселившиеся в Северо-Восточной Европе и по Балтийскому побережью, причем следы их будто бы встречаются и в других районах Европы. Праславяне якобы создали блестящую варненскую культуру на Балканах в 4-м тыс. до н. э., которая, помимо всего прочего, якобы дала миру древнейший алфавит. От «праславян-киммеров» происходили будто бы и финикийцы, якобы не имеющие ничего общего с семитами, но зато давшие начало русским поморам. От этих же киммеров пошли не только русские племена, но и гунны, болгары и даже… кхмеры. Эта концепция стремится к политической актуальности, настаивая на том, что славяне поселились в Прибалтике раньше финно-угров. Здесь же находят место и рассуждения Щербакова о славном Асгарде и асах, что говорит о том, что русские националисты широко обмениваются информацией и быстро подхватывают и развивают идеи друг друга. Но журнал «Волхв» идет еще дальше Щербакова, объявляя славянином первого египетского фараона Нармера и заявляя о близком родстве между славянами и айнами Японии. В этой версии славяне, в отличие от народов Запада, представляются носителями вечного мира, и выражается уверенность в будущем «мировом объединении славян» и в том, что «возродится Россия – мать будущей Великой цивилизации славян» (Милов 1991).
Постепенно аппетиты петербургских неоязычников растут. Теперь праславянам приписывается уже не только создание древнейшего алфавита, но и выработка религиозных ведических систем, послуживших основой индуизму, брахманизму, буддизму и зороастризму; греческая и римская цивилизации представляются ответвлениями славяно-русского язычества; к славянам причисляются шумеры Южной Месопотамии, которые объявляются отважными землепроходцами и мореходами, достигшими в древности Индокитая, Японии и даже Америки. С русами ассоциируются и создатели мегалитических культур первобытной Европы. Утверждается, что почти все народы Европы и Передней Азии сложились на славянском субстрате, ибо все важнейшие достижения человечества (включая и алфавит) якобы восходят к балканской энеолитической варненской культуре, будто бы славянской по происхождению. В частности, говорится о том, что будто бы праславянская письменность «киммерица» дала начало шумерской клинописи и прафиникийскому письму. Славянами, по этой версии, оказываются и скифы, и гунны, и древние римляне, а источником таких представлений служит «Влесова книга». Не остается в забвении и палестинская проблема: отстаивается уже известная нам идея о том, что и в Палестине исконным населением были славяне, от смешения которых с якобы родственными финикийцами произошли хананеи, «предки современных палестинцев». Появление древних евреев в Палестине рассматривается соответственно как акт агрессии против «славян».
Совершив все эти подвиги и распространив высокую культуру едва ли не по всему миру, славяне в конечном итоге вернулись в Северное Причерноморье. Но когда-то «это был огромный народ, рассеянный по всей Европе, по берегам Азии и Африки», который «уже за 2500 лет до Колумба и др. открыл все “неизвестные земли”, чувствовал себя везде дома». Он гостеприимно принимал в свою среду любое другое племя, но ответом всегда была неблагодарность, стремление закабалить или даже истребить его (Милов 1993).
Какие бы невзгоды ни обрушивались на голову этих скитальцев-русичей, они всегда оставались солнечными и жизнерадостными, ибо являлись внуками Солнца. Культ Солнца лежал в основе исконной веры русичей, якобы позволявшей им жить в гармонии с окружающим миром. Прибегая к характерному приему народной этимологии, один из неоязыческих авторов даже настаивал на том, что термин «культура» означает не что иное, как «культ Ра» (Лебедев 1991). При этом для него не имело значения и то, что термин «культура» пришел в русский язык из латыни, и то, что Ра был богом солнца в Древнем Египте и не имел никакого отношения к верованиям древних славян. Много важнее ему представлялось доказать «светоносную сущность нашего Отечества», в чем он исправно следовал за Скурлатовым, а косвенно – за ариософами, также писавшими о «светоносности арийцев».
