Роман Красильников - Танатологические мотивы в художественной литературе. Введение в литературоведческую танатологию.
Одним из основателей российской философской танатологии по праву считается А. Демичев. В своей монографии «Дискурсы смерти: Введение в философскую танатологию» он называет стратегию современной науки о смерти «собирательно-энциклопедической» [Демичев 1997а: 7] и выявляет две группы оснований для ее дальнейшего систематического развития – культурологические и философские:
«1. К культурологическим основаниям современной танатологии должно отнести следующие положения:
– совокупность символов, ритуалов, обрядов и других культурно-опознавательных знаков, выражающих достаточно определенный смысловой канон отношения к умиранию и смерти, является одним из формообразующих и типологизирующих факторов культурной идентичности;
– история западноевропейской культуры демонстрирует два основных типа “культурного оформления” смерти: деструктивный и конструктивный, мотивированные общим стремлением преодоления страха и обретения отношений свободы со смертью, но детерминированные различной корреляцией символических пространств жизни и смерти;
– “культура смерти” определяется доминированием конструктивного типа понимания и интерпретации событий смерти и умирания;
– современная постмодернистская культура тематизирует событие смерти дискурсивно-метафорическим образом, используя его потенциал негативности в качестве деконструктивирующего средства по отношению к смысловым доминантам и, следовательно, средства сопротивления их диктату в многоголосии текста современной культуры.
2. К философским основания современной танатологии, а также к основным положениям современной философской танатологии необходимо отнести следующие идеи:
– идущее от Хайдеггера различение онтологического и онтического аспектов смерти, позволяющее коррелировать интуиции непостижимого настоящего собственной смерти и репрезентации прошлого смерти другого;
– знание и принятие неизбежности, осознание позитивности и придание суверенности собственной смерти является предельным витальным основанием самоидентификации личности, выступает ориентирующим и проектирующим началом человеческой жизни, придает суверенной жизни человека образ смысловой завершенности;
– идея гармонично-полифонического сосуществования жизни и смерти, взятых в модусе аффективной событийности;
– концептуально смерть должна быть ухвачена дважды – в двух различающихся, но дополняющих друг друга образах: как образ реального телесно-вещественного прекращения жизни в пространственно-временной единице настоящего и как образ бестелесного события-аффекта, распределенного в пространственно-временном континууме прошлых и будущих состояний жизни» [Демичев 1997а: 126–127].
В итоге А. Демичев призывает к созданию «особой, гуманитарно проработанной парадигмальной сетки: философия смерти – культурология смерти – культура смерти и умирания» [Там же: 127], которая должна изменить отношение к танатологии в научном и обыденном контексте.
Докторская диссертация А. Демичева «Философские и культурологические основания современной танатологии» [Демичев 19976] была одной из первых отечественных академических гуманитарных работ, где использовалось слово «танатология». К настоящему времени в России написано несколько десятков диссертаций, посвященных проблеме смерти, в том числе литературоведческих, однако парадоксальным образом многие из них не определяют свое место в систематическом танатологическом знании и выглядят автономными исследованиями.
Вместе с тем такие диссертации, как «Танатология: социокультурный контекст» (1997) Д. Матяша и «Трансформация феномена культа в контексте отечественной танатологии» (2004) Т. Мордовцевой, уделяют особое внимание организации танатологического дискурса. Д. Матяш рассматривает и типологизирует различное отношение к смерти в истории культуры и философии («позитивное», «негативное», мышление «о», мышление «в», мышление «к»), устанавливает зависимость социокультурных институтов от этого отношения (связь события смерти и власти), вводит понятие «архетип смерти», своими проявлениями определяющее характер культуры [Матяш 1997: 13–14]. Т. Мордовцева дает определение философской танатологии («самостоятельная отрасль знаний, в задачи которой входит системное изучение вопросов жизни и смерти, определение сущности каждого понятия и особенностей их существования как феномена культуры» [Мордовцева 2004: 6]) и танатологии в целом («научная отрасль знаний, возникшая относительно недавно, предметом изучения которой является сущность процесса смерти и умирания» [Там же: 21]). Она выделяет три основных типа понимания смерти в русской культуре: традиционный (связанный с синкретизмом мировосприятия и почитанием предков), религиозный (основанный на триаде «жизнь – смерть – бессмертие» и христианском культе святых) и светский (обусловленный страхом смерти, стремлением к социальному бессмертию, а также индивидуализацией личности) [Там же: 15–16].
Книги М. Шенкао «Основы философской танатологии» (2002) [Шенкао 2002] и «Смерть как социокультурный феномен» (2003) [Шенкао 2003] тоже созданы на основе диссертационного исследования (1999). Автор, опираясь на историко-антропологический подход, дает характеристику различных ментальных представлений о смерти: повседневных, этнических, религиозных, философских, научных. Важное место в книге занимает описание танатологических идей жителей юга России, демонстрирующее возможности региональных исследований в данной сфере.
Указанные работы свидетельствуют не только о включении слова «танатология» в научный обиход, но и о том, что российские исследователи активно проявляют себя в деле систематизации танатологического знания, в проблематизации его предметно-объектной сферы, в определении задач дисциплины.
Об этом говорит и появление специальных статей в справочной литературе гуманитарного профиля, например в «Философском энциклопедическом словаре» (1997), энциклопедии «Культурология. XX век» (1998) и «Проективном философском словаре» (2003). В «Философском энциклопедическом словаре» стандартное[8] определение танатологии как «учения о смерти, ее причинах, механизмах и признаках» дополняется кратким обзором психологических концепций Э. Кюблер-Росс, Р. Кастенбаума и Р. Айзенберга[9]. В качестве основных вопросов учения называются определение сущности смерти, реагирования на нее, траурного поведения, эвтаназии и т. д. [Философский энциклопедический словарь 1997: 447–448]. В других указанных изданиях дается не совсем обычная трактовка термина: «философский опыт описания феномена смерти» [Культурология 1998,1: 245], «одна из главных тем персонологии» [Тульчинский 2003: 392]. Так понятие «танатология» стало обозначать не только саму научную дисциплину, но и объект ее изучения, одновременно упрощая и усложняя ее осмысление.
Развитие российской гуманитарной танатологии сейчас входит в русло «нормальной науки», т. е., как писал историк науки Т. Кун, опирается на «достижения», признанные «определенным научным сообществом» как «основа для его дальнейшей практической деятельности» [Кун 2003: 30]. В. Варава, подводя предварительные итоги этого развития в статье «Современная российская танатология (опыт типологического описания)» (2008), характеризует сложившуюся ситуацию как «танатологический ренессанс» [Варава 2008: 61]. Он выделяет несколько направлений в отечественной танатологии: исследования в сфере эмпирической танатологии (А. Гуревич, Ю. Лотман, Ю. Смирнов, П. Калиновский, И. Вишев и др.), исследования философских аспектов смерти (М. Мамардашвили, П. Гайденко, П. Гуревич, В. Рабинович, А. Демичев, М. Уваров и др.), исследования, ориентированные на англо-американскую танатологию (Институт танатотерапии в Москве), исследования в области истории русской философии (В. Сабиров, О. Пугачев, К. Исупов и др.), художественную и эзотерическую литературу (Ю. Мамлеев, Л. Петрушевская, А. Проханов и др.)[10].
Таким образом, современная гуманитарная танатология предстает вполне устоявшейся междисциплинарной областью научных исследований, решающей большое количество задач, связанных с осмыслением сущности смерти, ее причин и механизмов, изучением исторических и современных стратегий ее понимания. Уровень развития данной дисциплины в США, Европе и России отличается в силу накопленного исследовательского и практического опыта и, вероятно, вследствие национальной специфики, той или иной картины мира.
* * *Период «нормальной науки» должен отличаться относительной ясностью таких эпистемологических компонентов дисциплины, как ее объект изучения, структура и задачи. Эти компоненты никогда не бывают абсолютными, даже в устоявшейся науке, но необходимо хотя бы дать им рабочие определения.
Начнем с объекта изучения. На первый взгляд все просто: танатология изучает смерть, ее сущность, механизмы и признаки. Вместе с тем даже естественные науки до сих пор спорят, что такое смерть: остановка сердца, гибель мозга или что-то еще[11]. Естествоиспытателям в этом отношении легче: им достаточно договориться, при каких обстоятельствах (показателях) можно констатировать факт смерти. Гуманитарная танатология в большем замешательстве: она не может просто констатировать факт смерти через объяснение физических или биологических обстоятельств; ей присуща стратегия понимания, а следовательно, рефлексия и сопереживание. И тогда смерть предстает тайной, недоступной для человеческого познания. Р. Кастенбаум и Р. Айзенберг отмечают: «Даже высоко дисциплинированный разум может споткнуться при встрече (прямой или опосредованной) со смертью. Никакие ученые степени и профессиональные сертификаты в мире не гарантируют, что мы сможем размышлять о смерти открыто, тактично и бесстрастно» [Kastenbaum 1972: IX].
