Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи - Елена Владимировна Первушина
Слово «мушкет» было заимствовано еще в XVII веке из польского языка, в который попало из французского. А французский mousquet восходит к латинскому musca – «муха». Позже, в 1796 году, при Павле I будет даже сформирован Томский мушкетерский полк в составе двух батальонов из Екатеринбургского и Семипалатинского полевых гарнизонных батальонов. Правда, эти мушкетеры были уже вооружены не старомодными мушкетами, а ружьями (фузеями).
Что же касается праздничных фейерверков, то мастерить их Петр обучался в 1697 году во время визита в Кенингсберг у главного инженера прусских крепостей Штернера фон Штернфельда. Если он прежде не знал слова «фейерверк»[26] (что сомнительно), то должен был услышать его во время этой учебы. Тогда же, в 1697 году, это слово было впервые зафиксировано в документах. И позже Петр с успехом устраивал «огненные действа» не только 1 января 1700 года, но и при взятии крепости Азов (июль 1796 года), а потом в Москве 12 февраля 1697 года, празднуя взятие того же Азова, в Петербурге 4 декабря 1711 года и проч.
В документе легко заметить еще два немецких слова, относящихся к административной системе, выстроенной Петром I: «бургомистр» («бурмистр»)[27]и «Ратуша»[28]. Оба заимствованы из немецкого языка. Бурмистерской палатой называлось центральное учреждение в Москве по управлению городским населением – купцами и ремесленниками (учреждена 30 января 1699 года). С 7 февраля 1699-го оно было переименовано в Ратушу, которая (учреждение, не здание) состояла из президента и 12 бурмистров и избиралась купцами. В 1720 году было создано новое учреждение – Главный магистрат. При Екатерине II во время ее губернской реформы (1775 года) «ратушей» стали называть сословный судебный орган в посаде. Он существовал до судебной реформы Александра II 1864 года.
* * *
Но вернемся к цитате из книги Погодина.
Может быть, ярче и определенней всего перемены, которые принесли реформы Петра, проявились в смене «дресс-кода». Это слово может показаться неудачной шуткой, так как оно, разумеется, не существовало в XVIII веке. Но тем не менее одежда, особенно дворян и чиновников, в XVIII веке стала именно кодом, своего рода паспортом, декларацией лояльности.
И снова отнюдь не Петр I начал эти реформы. Еще при Алексее Михайловиче боярские кафтаны (тюркское слово kaftan, возможно, заимствованное из арабского ko: ftan) постепенно укорачиваются. А старший брат Петра царь Федор Алексеевич своим указом ввел при дворе «польское платье» – тот же кафтан, но приталенный. И юный Петр носил такие кафтаны из тонкого и плотного голландского сукна, отороченные золотым шнурком. Причиной таких перемен в одежде считали желание Федора Алексеевича порадовать любимую жену – Авдотью Грушнецкую, которая была дочерью «обрусевшего» поляка.
Тот же Федор Алексеевич в 1680 году приказал: «С сего времени столником и стряпчим, и дворяном московским, и дьяком и жильцом, и всяких чинов служилым людем носить служилое платье ферезеи[29] и кафтаны долгополые для того: по его, Великого Государя, указу они… бывают на его государевых службах в полкех носят ферезеи и кафтаны и иное служилое платье, а, к Москве приехав, вместо того служилого платья носят городовое платье охобни и иное и в той перемене чинятца им убытки большие и для того то городовое платье охобни и иное отставить, чтоб впредь вышеписанных и иных чинов служилым людем в том убытков не было, а коротких кафтанов и чекменей никому не носить не которыми делы, а носить всем то служилое платье и в город всем выехать с воскресенья октября с 24-го числа».
Другой источник, «Хронограф русский» 1-го разряда III редакции, свидетельствует, что Федор Алексеевич «указал своего царского синклиту бояром и околничим и думным и ближним и служилым и приказным людем на Москве и в городах носить служилое платье и прежние старообытные городовые одежды: охобни и однорядки оставить для того, что те были одежды долги – прилично женскому платью – и к служилому и дорожному времени не потребно, да и много убыточно».
А автор Беляевского летописца (он писался до середины 90-х г. XVII в. жителем Москвы, хорошо знавшим события в столице) сообщает, что Федор Алексеевич указал «бояром, окольничым, думным, служилым людем и всякому чину древнюю одежду – однорядки[30] и охобни[31] – не носити, а указал носить всякому чину служивое платье: кафтаны не на подъем».
С пытавшихся войти в Кремль в охобне или однорядке верхнюю одежду срывали: «В Кремле городе по воротам, з дворян и с подьячих, охобни и однорядки здирали и клали в караулку до указу».
В Москве появлялось все больше бритых молодых людей, что возмутило московского патриарха и заставило его посетовать, что «благолепная борода» дана Богом мужу, как знак его естественного превосходства над женой, а жена, видя, что лишена подобного украшения, легче осознает свое несовершенство, будет «смиренна всегда и покорна».
Начали носить в Москве и парики, и шпаги на боку.
Длинные ферязи остались только для придворных церемоний, а в повседневной жизни служилые люди могли носить более короткое и удобное «служилое платье», отказавшись от более дорогих и неудобных. Подобные же реформы произошли в то же время в Венеции и Швеции. А значит, Россия, хоть и не сходила решительно с прежнего пути, но все же шла в ногу с Европой.
* * *
Но теперь речь шла не просто о следовании моде.
Нет, при Петре одежда придворной знати, чиновников и городских жителей регламентировалась законом.
Указ от 14 января 1700 года гласил: «Боярам, и окольничим, и думным, и ближним людям, и стольникам, и стряпчим, и дворянам московским, и дьякам, и жильцам, и всех чинов служилым, и приказным, и торговым людям, и людям боярским, на Москве и в городах, носить платья, венгерские кафтаны, верхние длиною по подвязку, а исподние короче верхних, тем же подобным; а то платье, кто успеет сделать, носить с Богоявлениева дня нынешнего 1700 г.; а кто к тому дню сделать не успеет, и тем
