Из заметок о любительской лингвистике - Андрей Анатольевич Зализняк
Отдельного замечания требует вопрос о значении собственных имен. Как уже отмечено выше, люди часто задают такие вопросы, как «Что значит имя Юрий?» или «Что значит название Москва?». В этом пункте представления простого носителя языка особенно заметно расходятся с данными лингвистики. Носитель языка обычно находится здесь в плену отмеченной выше идеи, что древнее (первоначальное) значение слова и есть его «истинное» значение.
В действительности имя Юрий или название Москва только указывает на определенное лицо или на определенный город, но не передает никакого понятия: ни Юриям, ни Москве наименование не приписывает никаких качеств. Можно, например, назвать собаку произвольным выдуманным сочетанием фонем, допустим, Тримс, и это будет ее совершенно полноценное имя, выполняющее свои функции точно так же, как любое другое. Даже имя, полностью совпадающее с обычным словом, скажем, Надежда, не приписывает своим носительницам никакого общего свойства и воспринимается в речи, кроме случаев нарочитого обыгрывания, как всякое другое имя, без ассоциаций с понятием «надежда». И уж тем более никакого влияния на функционирование и восприятие имени Юрий не оказывает знание (или незнание) того историко-лингвистического факта, что греческий источник данного имени (γεωργός) имел значение 'земледелец'.
Здесь следует, правда, оговориться, что сказанное не распространяется на поэтические тексты. В поэтических текстах для слов, в том числе имен собственных, могут быть актуальными также и «скрытые смыслы», в частности, те ассоциации, которые возникают в силу сходства звучания имени с другими словами или в силу знания его первоначального значения. Но для языка в его основной функции и для его исторической эволюции эти факты значения не имеют.
Примеры любительских лингвистических построений
Приведу некоторые примеры из числа любительских объяснений, в изобилии встречающихся в различных публикациях и в интернете.
Так, можно встретить утверждение, что целая серия русских слов связана по происхождению с глаголом мазать. Так, маска – это якобы «нечто намазанное на лицо». Хотя достаточно заглянуть в словарь М. Фасмера, чтобы узнать, что слово маска пришло в русский язык из немецкого Maske или французского masque. В эту же группу включено слово помада, поскольку, по утверждению автора, «имелся и переход з в д», – хотя из того же словаря Фасмера нетрудно узнать, что слово заимствовано (через немецкое посредство) из французского pommade. Далее сообщается, что одним из видов такой помады является мёд. А слово медь – это просто «прилагательное (!) от слова мёд, т. е. медовая», поскольку «металл своим цветом и консистенцией (!) напоминает мёд». Оставляя без комментариев грамматическую и семантическую сторону этих рассуждений, заметим лишь, что медь – это древнее мѣдь (с ятем), а мёд – это древнее медъ (с е), и что одного этого уже достаточно, чтобы нельзя было непосредственно отождествлять их корни.
Скептический читатель тут может, правда, возразить: «Ну и что из того, что в словаре Фасмера, например, про слово помада сказано именно так? У Фасмера одна гипотеза, а здесь перед вами другая. Чем она хуже?»
Разберу этот пример в качестве образца с повышенной подробностью.
Во французском языке слово pommade прозрачным образом членится на корень pomm- (pomme 'яблоко') и суффикс -ade, т. е. ясен первоначальный смысл 'паста, полученная из яблок' (известно, что вначале данный вид мазей изготавливался именно из яблок). При заимствовании французского слова такого фонетического состава в русский, судя по другим словам с аналогичной историей (балла́да, блока́да, брига́да, рула́да и т. п., мармела́д, маскара́д и т. п.), должно было получиться помáда или помáд. Один из этих двух вариантов мы реально и видим. Таким образом, объяснение Фасмера находится в согласии с ситуацией как во французском, так и в русском языке.
Сравним с этим гипотезу любителя о том, что слово помада – русского происхождения, с корнем маз-.
Прежде всего, заявление «имелся и переход з в д» голословно. В действительности такого перехода в русском языке не было; замену воображаемого помаза на помада можно оценивать только как уникальное искажение, не имеющее никаких аналогий и никакого объяснения.
Далее, при принятии данной версии французское pommade придется объяснять либо как случайность (вероятность которой при таком полном тождестве как формы, так и значения близка к нулю), либо как заимствование из русского.
Если же это заимствование из русского, то, во-первых, придется признать, что в данном случае заимствование слова шло не в том хорошо известном направлении, в котором распространялись в Европе новшества косметики, а в противоположном; во-вторых, ничем, кроме некоей фантасмагорической случайности, невозможно будет объяснить тот факт, что взятое из русского языка слово вдруг оказалось легко членимым на французский корень и французский суффикс, да еще при этом корень (pomm-) совпал с названием того плода, из которого помада реально изготавливалась.
Как мы видим, версия любителя в каждом из своих звеньев основана на предположении о том, что произошло нечто случайное, причем имеющее вероятность, близкую к нулю.
Полагаю, что в этой ситуации читатель уже достаточно ясно видит, какое из двух решений практически надежно и какое полностью фантастично.
Вот еще несколько примеров любительских этимологий:
солнце – это сол-неси, т. е. 'несущее силу' (конечно, сол- и сил-а – это отнюдь не одно и то же по звучанию, равно как -нце и неси, но любителей такие мелкие затруднения не останавливают);
солнце – это со-лън-ц-е, т. е. нечто маленькое (ввиду уменьшительного суффикса -ц-е), совместное (со-) с луной (лън-);
Бразилия – это брез-или, т. е. брег + ил 'берег илистый';
молоко – это «то, что мелют, доводят до состояния, когда оно мелко (то есть размолото), а когда это мелко кладут в воду, получают млеко, т. е. молоко (взвесь размолотого в воде)»;
по утверждению одного из авторов, «в корне лон инициальный слог лъ имел смысл 'жидкость, вода'»; на этом основании он предлагает, в частности, следующие этимологии: Лена – «река», лень – «состояние приятной расслабленности от погружения в воду», лён – «растение, погруженное в воду» (при отбеливании), волъна – «прибыль воды».
Полагаю, что непредвзятый читатель испытывает некоторое изумление от степени произвольности тех смысловых переходов, которые бестрепетно предлагают авторы подобных этимологических построений. У него возникает ощущение, вполне соответствующее тому, о чем мы говорили выше, – что нет таких двух слов, чтобы при подобном подходе к делу нельзя было придумать, как из смысла первого вывести смысл второго.
Заниматься попунктным опровержением всех этих вольных домыслов я не буду. Достаточно сказать, что практически каждый из них основан на нарушении того или иного элементарного правила из области исторической лингвистики.
Любительский подход к именам собственным
Существует специфическая сфера, где ситуация такова, что в сопоставлении могут участвовать лишь внешние оболочки слов, но не их значения. Таково положение с большинством имен собственных. Например, английские имена, транскрибируемые как Боб, Дик, Пол, Том, или французское имя Люк, или норвежское имя Кнут внешне совпадают с определенными русскими словами; но сравнение по значению здесь невозможно, поскольку, как уже указано, у имен собственных значения как такового нет.
Особенно много случаев совпадений с русскими словами среди иностранных географических названий. Приводим для иллюстрации довольно много примеров[10] (но, разумеется, список никоим образом не полон):
города Вена, Рига, Киль; города (и другие населенные пункты) Бар, Кон, Кран, Лак, Лев, Лик, Мель, Мор (во Франции), Лик, Рай, Род (в Англии), Кит (в Шотландии), Лист, Род, Хам, Хан (в Германии), Бар, Хам (в Швейцарии), Серна (в Швеции), Лом (в Норвегии), Сало (в Италии), Сон (в Испании), Мор (в Венгрии), Бар (в Черногории), Сало (в Финляндии), Кум (в Иране), Горе в Эфиопии;
река Морда под Ливерпулем, река Кол под Бирмингемом, река Море под Парижем, также реки Вар, Сор (во Франции), Вид, Пар (в Германии), Мера, Сор (в Италии), Раб (в Австрии, она же Раба в Венгрии);
остров и город Хитра (в Норвегии), горы Дева (в Японии), остров Моча (Чили), мыс Горн (Аргентина).
Лингвист-любитель весьма склонен к тому, чтобы рассматривать такие совпадения как глубоко знаменательные и пытаться разгадать пути, по которым русские названия пришли на иностранные земли.
Ему не приходит в голову, что не меньший
