Секреты Достоевского. Чтение против течения - Кэрол Аполлонио
Потом он с великим недоумением припоминал несколько раз в своей жизни, как мог он вдруг, после того как расстался с Иваном, так совсем забыть о брате Дмитрии, которого утром, всего только несколько часов назад, положил непременно разыскать и не уходить без того, хотя бы пришлось даже не воротиться на эту ночь в монастырь [Достоевский 1976а: 241].
Убийство его отца происходит как раз в тот момент, когда Алеша занят другими делами. Убийство Федора Павловича становится возможным не только из-за предшествующего ухода Ивана, но и из-за небрежения Алеши. Он пассивен и, выражаясь словами Откровения, которыми заклеймено величайшее из зол, «не холоден и не горяч». Просветление Алеши происходит после видения Каны Галилейской, после того, как Зосима, через которого семена из других миров попадают на землю, приветствует его на духовном бракосочетании[169]. Алеша выбегает из комнаты старца, где на столе лежит труп, на открытый воздух – в мир природы, обратно к жизни, и, как раньше его отец, падает на землю.
Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною… Алеша стоял, смотрел и вдруг как подкошенный повергся на землю.
Он не знал, для чего обнимал ее, он не давал себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. «Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои…» – прозвенело в душе его. О чем плакал он? О, он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и «не стыдился исступления сего». Как будто нити ото всех этих бесчисленных миров божиих сошлись разом в душе его, и она вся трепетала, «соприкасаясь мирам иным» [Достоевский 1976а: 328].
На самом деле история Алеши – это продолжение истории его отца, и она вся впереди – в тех книгах, которые Достоевский не успел написать. Убийство Федора Павловича Карамазова – центральное событие этого великого романа, но оно – не более чем ответ на вопрос, возникший в тот момент, когда молодой Федор Карамазов повстречался с Лизаветой Смердящей – или Русской землей – на задворках Скотопригоньевска. Просветление приходит к Алеше, когда он падает на землю. Как всегда в значимые моменты в романах Достоевского, его падение приводит к парадоксу. Казалось бы, это – окончание и разрешение его кризиса веры, но в то же время это должно быть началом новой истории. В этот момент Алеша соприкасается с иными, небесными мирами – источником семян Зосимы, – но, как когда-то его отец, он тоже лежит ничком на земле — на месте, куда сеются семена, – нарушая древние запреты. В будущем, когда он, следуя наказам Зосимы, «уйдет в мир», его ждет там не «вечная осанна», а новые битвы и конфликты. Как известно, в самом начале романа Алексей Федорович Карамазов назван его героем. По замыслу автора, в продолжениях «Братьев Карамазовых» этот герой должен был превратиться из пассивного, кроткого юноши в нигилиста и революционера. В рассматриваемом нами романе Достоевский сеет семена для этой истории.
Мальчишеское братство – революционный кружок? секта? – в конце «Братьев Карамазовых» не является началом разрешения тех проблем, которые Достоевский ставит в своем романе[170], поскольку эти мальчики составляют суррогатную семью, не предполагающую наличия женщин. Поэтому они являются неполноценным вариантом мира, подобно тем примитивным утопическим общинам, которые Достоевский критиковал в своих предыдущих произведениях. Романы Достоевского наглядно демонстрируют: конфликты, страдания и грехи являются неотъемлемой частью человеческой природы и не могут быть устранены. Любая попытка отрицания этого факта, любое выступление в поддержку слома патриархального, построенного вокруг семьи порядка могут привести только к еще более глубоким и значительно более опасным заблуждениям и несчастьям. «Мальчики», собравшиеся у надгробного камня Илюши, вырастут, и, даже если они не свернут с избранного пути поисков справедливости во имя Илюши, их ждут неожиданные испытания – как минимум в плане политического угнетения, но даже в большей степени в их взаимоотношениях с другими людьми. В каждой встрече с другим человеком скрывается свой бес: алчность, похоть, зависть, гнев и сомнение. Каждое слово, будь то исповедь или клевета, таит в себе возможность проклятия или спасения; стоит только высказать его вслух, и никакая социальная инженерия не будет в силах изменить последствия сказанного.
Как мы видели, читая произведения Достоевского «против течения», несмотря на то что его страдающие, сомневающиеся, преодолевающие испытания и трудности герои-мужчины приковывали к себе львиную долю внимания читателей и критиков, женщины гораздо чаще, чем это обычно признавалось, играли в его сюжетах решающую роль. Его героини – не просто жертвы мужской агрессии, хотя всегда существовал соблазн трактовать их образы именно так. Можно пойти по пути наименьшего сопротивления и свести тему «Достоевский и женщины» к общеизвестной парадигме: безмолвная, кроткая и ангельски терпеливая праведница вроде Сони Мармеладовой или Даши Шатовой молча слушает героя и ждет его духовного перерождения. Но не она является главным действующим лицом, и на ее пассивности, пусть и сулящей блаженство, невозможно построить драматический сюжет, характерный для романов Достоевского. Женщины в его произведениях – даже те, а может быть, и особенно те, которые не выведены на сцену, а только упомянуты, – являются раздражителем, бесовским наваждением, соблазном, без которого завязка сюжета невозможна. Героини романов Достоевского активны, они живут полной жизнью в материальном мире. Варенька Доброселова, Настенька, Грушенька и другие действуют, говорят и ставят перед героем эротические и этические дилеммы, которые в дальнейшем определят его судьбу. Эти дилеммы принимают различные формы, в зависимости от характера и положения той или иной женщины. По мере того как Достоевский совершенствует свое мастерство, его героини все более становятся восприимчивы к одержимости бесами: бесами алчности, гнева, зависти и похоти. Что же касается матерей, то Достоевский мог предоставить им место в центре своего романа, как Варваре Петровне
