Нора Галь - Слово живое и мертвое
Всегда сложно передать чисто английский оборот, не имеющий близкого подобия в русском языке, жаргонное словцо. Кон сбил Джейка с ног боксерским ударом, Джейк не вдруг приходит в себя, и ему говорят: I say, you were cold. Это не на ринге, не к месту ни «нокаут», ни, допустим, «было похоже, вам крышка», и найдено отличное наше речение: Я думал, из вас дух вон.
The police kept arresting chaps that wanted to go and commit suicide with the bulls. Полиция то и дело забирала самоубийц, которые так и лезли прямо на рога – лучше не придумаешь для «парней», которые, если буквально, «хотели совершить самоубийство» (при помощи бегущих к арене быков) «быками» как орудием!
По-английски обычны обороты со словом feeling, для перевода вовсе не обязательным. Правда, и у нас нередко пишут «возникало чувство тоски, радости» и т. п. – построение тяжеловесное, казенное. Но вот задача похитрее: There was a safe, suburban feeling, буквально – надежное (безопасное) загородное чувство (ощущение)! А у В.Топер: Все здесь отдавало провинциальной тишиной и спокойствием, – легко, естественно, безошибочно по настроению.
Английской речи присущ особый прием: повторяя наречие, междометие, существительное, превращают его в глагол. Буквально это не передашь. К примеру, But me no buts! проще перевести «Не нокай», можно: «Никаких „но!“». Более или менее схоже по-русски: «Не нукай – не запряг». И вот как обыграла это В.Топер. Биллу не по вкусу приехавшие на бой быков англичане, и он изрекает: I’ll fiesta them, сделав из фиесты глагол. Но невозможно же: Я им пофиестчу! В переводе слово повернуто иначе, а интонация передана сполна: Я им покажу фиесту!
Очень убедителен ход «от противного» – прием, в наши дни достаточно известный, полвека назад он был одним из неожиданных открытий. О наемной машине: Do you want to keep it on – разговорней, естественней не «хотите еще на время ее оставить?», а может быть, отпустим ee?
We can’t stand here… Вместо буквального: Нам нельзя (мы не можем) тут стоять – Чего мы тут стоим?
I’m damned bad for (я плох, плохо приспособлен для…) – Не гожусь я…
«Вы правда хотите (уйти отсюда)?» – спрашивают женщину, и вместо буквального «Разве я попросила бы вас, если бы не хотела» она в переводе отвечает: «Раз я предложила, значит, хочу».
Другой разговор, в оригинале дословно: Очень мало ты удил рыбу во время этих поездок, а в переводе сохранены не слова, но интонация: Страх как много ты рыбачил, когда ездил с приятелями, – досадливо говорит жена. Муж, подмигнув присутствующим: Женщины все одинаковы. Как только почуют флягу с вином… то уж ты, значит, пропащий человек (великолепно передано they think it’s hell and damnation!). И она опять свое, дословно: Удивительно, как они (мужчины) находят кого-то, кто соглашается выйти за них замуж. По-русски это было бы тягуче, не разговорно, а в переводе опять от противного: «Удивительно, чего ради мы за них замуж выходим». И так правдивы досадливая интонация жены, усмешка мужа, так ясны характеры их, настроение и взаимоотношения.
Джейка нередко раздражает Кон, который когда-то, в их студенческие годы, «был очень славный», но постепенно жизнь сделала его уже «не таким славным». Во время фиесты Кон играет в событиях далеко не лучшую роль. При первой встрече досада Джейка лишь едва сквозит в интонации: So there you were – и в трех словах перевода тоже: «Вот вам, извольте» – так верно и тонко передать этот английский оборот нелегко.
В другом месте Джейк говорит Кону, что пойдет с ним встречать Брет (они оба, как известно, ее любят, а приезжает она со своим женихом Майклом), – говорит он это just to devil him, просто чтобы поддразнить. А через страницу раздражение нарастает – и that impulse to devil him дано сильнее: меня подмывало бесить его (страшно подумать, сколько переводчиков даже сейчас, через полвека, перетащили бы в русский текст, передали калькой «импульс»!).
Мамаша говорит о мальчишке – любителе купаться, что он just crazy till he can get in the water (буквально – пока не доберется до, не влезет) – с ума сходит, пока не дорвется до воды. Но вот Кон, мучаясь тем, что не сдержался, избил соперника, говорит о себе: I was crazy – и то же самое слово передано другим, несравненно более верным здесь оборотом: Я себя не помнил.
Майкл, естественно, терпеть не может Кона, да и ревнует из-за прежней связи того с Брет, и говорит с ним так: Do you think you amount to something? Do you think you belong here among us? Примерно: Думаете, вы что-то значите (чего-то стоите), вам место в нашей компании? Майкл зол, вдобавок хмелен – и в переводе: Вы думаете, вы важная птица? Вы думаете, с вами веселей? Очень ясно передано настроение и состояние говорящего, его отношение к Кону, да и место Кона в этой компании.
А Билл говорит Джейку о том же Коне: Где тебя угораздило подружиться с этим типом? (How did you ever happen to know this fellow, anyway?) – тут даже тип очень кстати. И еще: he told me all about that… he’s a great little confider. Дословно этого не передашь, но важно сочетание great (великий, замечательный) с little – маленький, которое (если не в прямом значении – маленький предмет, маленький ребенок) окрашено пренебрежительно. И неуважение к человеку, не умеющему владеть собой, распускающему прилюдно свои чувства, передано очень недвусмысленно: Не рассказал, а «все это мне поведал. Изливал душу», – говорит Билл Джейку о Коне с презрительной, насмешливой жалостью, ибо эти-то двое не станут вот так изливаться даже перед самыми близкими.
Брет просит Джейка не говорить больше о случившемся. Буквально: не заставлять ее этим чувствовать себя хуже, чем она уже чувствует. Please don’t make me feel any worse than I do – мне и так тошно.
I said… she must expect trouble. Дословно: Я сказал ей, что она должна ждать неприятностей. В переводе: что это добром не кончится.
You’ll lose it if you talk about it. Будешь об этом говорить – потеряешь, утратишь. В переводе: Лучше не говори, тогда все это останется при тебе.
И великолепно найденное речение для ответа: I just talk around it. – Я и не говорю, а только хожу вокруг да около.
I’d just tromper you with everybody… It’s the way I’m made. Буквально: Я изменяла бы тебе со всеми… Уж так я сделана. Буквалист в лучшем случае перевел бы – создана, а у В.М.Топер: Я бы изменяла тебе направо и налево… Уж такая я уродилась, – и куда явственней прорывается горечь от безнадежности, безвыходности положения. Этим двоим, давно и глубоко любящим, не соединиться, не быть вместе, потому что обоих изувечила война (Первая мировая): его физически, ее душевно. И когда чуть дальше Джейк говорит I’m just low, в переводе сохраняется тот же тон сдержанной горечи, еле уловимой насмешки над собой вместо прямой жалобы – не «мне очень тоскливо» или «я совсем приуныл», а «просто я раскис».
Другой человек, другое настроение: хорошо понимая, что Джейку невесело, Билл предлагает пойти пообедать или, мол, хочешь еще толковать на какие-то пустопорожние сторонние темы? Односложный ответ: Go on (продолжай), в переводе: валяй. Дальше вопрос: Пообедаем на острове? Ответ: Sure, в переводе не буквальное «конечно», а давай. Чуть дальше предложение купить… чучело собачки (вспомните у Бунина «Буду пить… Хорошо бы собаку купить»), Билл и сам уже хлебнул лишнего, при этом никогда не решится в открытую проявить жалость, это им обоим не свойственно, больше того, противопоказано, и он, стараясь отвлечь Джейка, чуточку паясничает. Вот почему в переводе, в полном согласии со всей интонацией, он твердит именно про собачку (в подлиннике dog без little, и Джейк, отвечая, говорит просто «собака»). И продолжает Билл в том же ключе: Mean everything to you after you bought it – конечно, не буквально «она будет для тебя очень много значить» и даже не какое-нибудь «ты ее очень полюбишь», а души в ней не будешь чаять.
На наш сегодняшний взгляд герои Хемингуэя слишком часто чертыхаются, слишком много пьют и говорят о выпивке. То же происходит в книгах Ремарка и Олдингтона. И тут нужна одна оговорка. Не забудем: это так называемое потерянное поколение, писатели, потрясенные Первой мировой войной и гневно сказавшие о ней десятилетием позже. Но каждый сказал по-своему. Олдингтон, рассказывая о судьбе и смерти своего героя, переходит от поэтичнейшей лирики к злой, язвительной сатире, а то и срывается на крик, призывает (словами Шекспира) «чуму на оба ваши дома», а «добрую старую Англию» – понятие для довоенного англичанина священное – кощунственно честит «старой сукой». У Хемингуэя гнев, горечь, боль за искалеченную той бессмысленной войной жизнь запрятаны глубоко внутри. Его Джейк живет стиснув зубы. Подчас невесело посмеивается над собой. И те, кому он близок, совестятся в открытую его пожалеть, да он и не примет жалости. Все подшучивают, иной раз даже паясничают, как подвыпивший Билл. Доброта и сочувствие загнаны в подтекст.
