Уильям Моэм - Английский язык с У. С. Моэмом. На окраине империи. Рассказы

He paused (он сделал паузу).

"I think this place was beautiful (я думаю, это место было красивым) because here for a period (потому что здесь на некоторое время) the ecstasy of love had invested it with beauty (восторг любви окутал его красотой)." And now he shrugged his shoulders (и тотчас же он пожал плечами). "But perhaps it is only (но, может быть, это просто) that my aesthetic sense is gratified (моему эстетическому чувству доставляет удовольствие) by the happy conjunction of young love and a suitable setting (удачное сочетание молодой любви и подходящей обстановки)."

unearthly [An`WTlI], fragrance [`freIgr(q)ns], meadow [`medqu]

"And presently I found out why the spot had such an unearthly loveliness. Here love had tarried for a moment like a migrant bird that happens on a ship in mid-ocean and for a little while folds its tired wings. The fragrance of a beautiful passion hovered over it like the fragrance of hawthorn in May in the meadows of my home. It seems to me that the places where men have loved or suffered keep about them always some faint aroma of something that has not wholly died. It is as though they had acquired a spiritual significance which mysteriously affects those who pass. I wish I could make myself clear." He smiled a little. "Though I cannot imagine that if I did you would understand."

He paused.

"I think this place was beautiful because here for a period the ecstasy of love had invested it with beauty." And now he shrugged his shoulders. "But perhaps it is only that my aesthetic sense is gratified by the happy conjunction of young love and a suitable setting."

Even a man less thick-witted than the skipper (даже человек менее глупый, чем шкипер) might have been forgiven (мог бы быть прощен) if he were bewildered by Neilson’s words (если бы слова Нилсона поставили его в тупик). For he seemed faintly to laugh at what he said (ибо, казалось, он /и сам/ почти смеялся над /тем/, что сказал; faintly — слабо, слегка). It was as though he spoke from emotion (это было /так/, как будто он говорил, /исходя/ из чувства) which his intellect found ridiculous (которое его разум находил нелепым/смешным). He had said himself that he was a sentimentalist (он сам сказал, что был сентиментальным человеком), and when sentimentality is joined with scepticism (а когда сентиментальность соединяется со скептицизмом) there is often the devil to pay (это часто грозит неприятностями; the devil to pay — /устойчивое выражение/грозящая неприятность, беда; затруднительное положение).

He was silent for an instant (он замолчал на мгновение) and looked at the captain with eyes (и посмотрел на капитана глазами) in which there was a sudden perplexity (в которых неожиданно мелькнуло: «было неожиданное» недоумение/растерянность).

"You know, I can’t help thinking (вы знаете, я не могу удержаться от мысли; tohelp— помогать; избегать, удерживать/ся/;to think— думать) that I’ve seen you before somewhere or other (что я видел вас раньше где-то)," he said.

"I couldn’t say as I remember you (а я не припоминаю вас: «я не мог бы сказать, что я помню вас»)," returned the skipper (возразил шкипер).

"I have a curious feeling (у меня /такое/ странное чувство) as though your face were familiar to me (как будто бы ваше лицо мне знакомо). It’s been puzzling me for some time (это мучило меня некоторое время; to puzzle— озадачивать; ставить в тупик). But I can’t situate my recollection in any place or at any time (но я не могу вспомнить, где и когда /я вас видел/: «но я не могу поместить свои воспоминания в какое бы то ни было место или время»)."

The skipper massively shrugged his heavy shoulders (шкипер тяжело пожал своими крупными плечами).

"It’s thirty years since I first come to the islands (/прошло уже/ тридцать лет, с тех пор как я впервые приехал на эти острова). A man can’t figure on (нельзя ожидать от человека: «человек не может рассчитывать») remembering all the folk he meets in a while like that (/что он будет/ помнить всех людей, /с которыми/ он встречается за /такой/ промежуток времени как этот)."

laugh [lRf], sentimentality ["sentImen`txlItI], folk [fquk]

Even a man less thick-witted than the skipper might have been forgiven if he were bewildered by Neilson’s words. For he seemed faintly to laugh at what he said. It was as though he spoke from emotion which his intellect found ridiculous. He had said himself that he was a sentimentalist, and when sentimentality is joined with scepticism there is often the devil to pay.

He was silent for an instant and looked at the captain with eyes in which there was a sudden perplexity.

"You know, I can’t help thinking that I’ve seen you before somewhere or other," he said.

"I couldn’t say as I remember you," returned the skipper.

"I have a curious feeling as though your face were familiar to me. It’s been puzzling me for some time. But I can’t situate my recollection in any place or at any time."

The skipper massively shrugged his heavy shoulders.

"It’s thirty years since I first come to the islands. A man can’t figure on remembering all the folk he meets in a while like that."

The Swede shook his head (швед /отрицательно/ покачал головой).

"You know how one sometimes has the feeling (вы знаете, как иногда охватывает чувство; one— один; также употребляется в неопределенно-личных предложениях) that a place one has never been to before (что какое-то место, /где/ никогда /не/ был раньше) is strangely familiar (странным образом знакомо /тебе/). That’s how I seem to see you (вот каким образом, кажется, я /и/ вижу вас)." He gave a whimsical smile (он странно улыбнулся;whimsical — причудливый). "Perhaps I knew you in some past existence (может быть, я знал вас в какой-нибудь прошлой жизни). Perhaps, perhaps you were the master of a galley in ancient Rome (может быть, вы были управляющим на галере в Древнем Риме; master — хозяин, владелец; господин;мастер) and I was a slave at the oar (а я был рабом у весла). Thirty years have you been here (вы тридцать лет /уже/ здесь)?"

"Every bit of thirty years (все тридцать лет до одного; every— каждый;bit— кусочек, небольшое количество)."

"I wonder if you knew a man called Red (интересно, знали ли вы человека по имени Рыжий)?"

"Red?"

"That is the only name I’ve ever known him by (только под этим именем я его всегда /и/ знал). I never knew him personally (я никогда /не/ знал его лично). I never even set eyes on him (я никогда даже /не/ видел его; to set— класть, ставить, размещать;eye— глаз; взгляд). And yet I seem to see him more clearly than many men (и все же, кажется, я вижу его более ясно, чем многих /других/ людей), my brothers, for instance (моих братьев, например), with whom I passed my daily life for many years (с которыми я проводил все дни: «мою ежедневную жизнь» в течение многих лет). He lives in my imagination with the distinctness of a Paolo Malatesta or a Romeo (он живет в моем воображении также ясно, как какой-нибудь Паоло Малатеста или Ромео; with— с;distinctness— отчетливость, ясность). But I daresay you have never read Dante or Shakespeare (но полагаю: «осмелюсь сказать», вы никогда /не/ читали Данте или Шекспира)?"

"I can’t say as I have (не могу сказать, чтоб читал)," said the captain.

whimsical [`wImzik(q)l], ancient [`eInS(q)nt], oar [L]

The Swede shook his head.

"You know how one sometimes has the feeling that a place one has never been to before is strangely familiar. That’s how I seem to see you." He gave a whimsical smile. "Perhaps I knew you in some past existence. Perhaps, perhaps you were the master of a galley in ancient Rome and I was a slave at the oar. Thirty years have you been here?"

"Every bit of thirty years."

"I wonder if you knew a man called Red?"

"Red?"

"That is the only name I’ve ever known him by. I never knew him personally. I never even set eyes on him. And yet I seem to see him more clearly than many men, my brothers, for instance, with whom I passed my daily life for many years. He lives in my imagination with the distinctness of a Paolo Malatesta or a Romeo. But I daresay you have never read Dante or Shakespeare?"

"I can’t say as I have," said the captain.

Neilson, smoking a cigar, leaned back in his chair (Нилсон, куря сигару, откинулся на спинку кресла; to lean — наклоняться; back — назад) and looked vacantly at the ring of smoke (и смотрел безучастно на колечко из дыма) which floated in the still air (которое плыло в неподвижном воздухе). A smile played on his lips (на его губах играла улыбка), but his eyes were grave (но глаза были серьезны). Then he looked at the captain (потом он посмотрел на капитана). There was in his gross obesity something extraordinarily repellent (было в его чрезмерной тучности что-то чрезвычайно отталкивающее; gross — большой; толстый;грубый). He had the plethoric self-satisfaction of the very fat (он обладал тем безмерным самодовольством, /присущим/ очень толстым /людям/). It was an outrage (это было возмутительно; outrage — оскорбление; грубое нарушение; возмутительный случай, поступок). It set Neilson’s nerves on edge (это раздражало Нилсона: «ставило нервы на грань»). But the contrast between the man before him and the man he had in mind was pleasant (но контраст между человеком, /сидящим/ перед ним, и тем, кого он вспоминал, был приятным).

"It appears that Red was the most comely thing you ever saw (похоже, что Рыжий был самым привлекательным существом из когда-либо виденных; to appear— появляться; казаться). I’ve talked to quite a number of people who knew him in those days (я разговаривал со многими людьми, которые знали его в те дни), white men (с белыми), and they all agree that the first time you saw him (и все они сходятся в одном, что в первый раз, /как/ увидишь его) his beauty just took your breath away (его красота просто поражает: «отбирает твое дыхание»). They called him Red on account of his flaming hair (они называли его Рыжим из-за его огненных волос). It had a natural wave (они вились от природы) and he wore it long (и были: «и он носил их» длинными). It must have been of that wonderful colour (они, должно быть, были того удивительного цвета) that the pre-Raphaelites raved over (которым /так/ восторгались прерафаэлиты). I don’t think he was vain of it (я не думаю, что он тешил этим свое самолюбие; vain— тщеславный; самодовольный), he was much too ingenuous for that (он был уж слишком простодушен для этого), but no one could have blamed him if he had been (но никто и не смог бы осудить его, если б он и делал это). He was tall, six feet and an inch or two (он был высоким, шесть футов и один-два дюйма) — in the native house that used to stand here (в туземном жилище, которое раньше находилось: «стояло» здесь) was the mark of his height (была отметка его роста) cut with a knife on the central trunk that supported the roof (вырезанная ножом на центральном столбе: «стволе», который поддерживал крышу) — and he was made like a Greek god (и он был сложен: «сделан» как греческий бог), broad in the shoulders and thin in the flanks (широкий в плечах и с узкими бедрами: «худой по бокам»); he was like Apollo (он был словно Аполлон), with just that soft roundness which Praxiteles gave him (с той самой мягкой округлостью, которую Пракситель придал ему), and that suave, feminine grace (и той приятной, женственной грацией; suave— обходительный) which has in it something troubling and mysterious (в которой есть что-то волнующее и таинственное). His skin was dazzling white (его кожа была ослепительно белой), milky (молочной), like satin (шелковистой: «словно атлас»); his skin was like a woman’s (его кожа была как у женщины)."