Современная идеологическая борьба и проблемы языка - Юнус Дешериевич Дешериев
Самого себя Хайдеггер считает представителем и последователем «западноевропейского мышления», что позволяет ему говорить об особом историческом предопределении немцев, которых он считает единственно достойными наследниками достижений античной культуры [Heidegger, 1980, 292 и сл.; 1976, 214]. Подобные бездоказательные декларации не выдерживают научной критики и проверки фактами. То, что языковые различия, по мнению экзистенциалистов, могут быть основанием для деления человечества на «азиатские» и «европейские» группы и отрицание при этом возможности взаимопонимания различных народов и обмена их культурными ценностями, говорит лишь о «расовой концепции» применительно к культурно-языковым теориям [Зайцева, 1963, 52]. Источником этого следует считать преувеличение экзистенциалистами роли языка в жизни его носителей, в их историческом и культурном развитии. Экзистенциалисты недооценивают первичности социального в возникновении и развитии культуры и языка. Более того, они приписывают языку все то, что присуще социальной жизни, коллективной трудовой деятельности людей. Исторические судьбы народов определяют многие факторы. Но главным из них является практическая совместная деятельность людей, а не язык, взятый сам по себе. Точно так же язык не может целиком определять форму культурного творчества народа. Здесь тоже действуют многие факторы: особенности общественной жизни народа, уровень его исторического развития, характер его контактов с другими народами и т.д. Тем не менее язык в свою очередь влияет на формирование отдельных особенностей культуры (например, в литературе, сценическом искусстве). Тезис о невозможности адекватного понимания и постижения культур других народов, например утверждение Хайдеггера о невозможности выражения, описания японской культуры понятиями европейской эстетики, лишь дополняет картину реакционности концепции языка и культуры, даваемую экзистенциалистами.
«Теоретические установки и реальные достижения национально-культурного строительства в СССР полностью разбивают и опровергают утверждения некоторых буржуазных социологов… о замкнутости национальных культур, о „национальной апперцепции“, об ограниченном „национальном мышлении“, которые будто бы не дают возможности для взаимопроникновения, взаимодействия человеческих культур. Вся история развития культур народов мира, особенно народов стран социалистического содружества, опровергает эти утверждения, ибо взаимодействие культур народов – одна из закономерностей мирового культурного развития» [Белодед и др., 1978, 41].
Говоря в своих работах о связи языка и мышления, К. Ясперс рассматривает воздействие языка и национально обусловленных особенностей мышления как препятствие для взаимопонимания разных народов:
«Может случиться, что я и перевожу тексты, но в понимании я не нахожу ничего другого, кроме того, что показал мне раньше мой мир в моем языке» [Jaspers, 1976, 315].
Продолжая свои рассуждения, Ясперс утверждает, что
«не всякую философскую мысль можно выразить на любом языке… Давно замечено, что не на каждом языке и одинаковым образом можно философствовать» [Там же, 320].
Наилучшим для философии Ясперс считает немецкий язык, так как он якобы является прямым преемником греческого и латинского.
Известно, что на немецком языке созданы крупнейшие произведения классической немецкой философии, которую В.И. Ленин назвал одним из источников марксизма (например, труды Канта, Гегеля и др.). Сами произведения Маркса и Энгельса, точнее бóльшая их часть, были написаны по-немецки. Однако это не означает абсолютного приоритета немецкого языка как единственного языка философии. Выделение немецкого языка в качестве языка философских понятий и категорий произошло в процессе его развития и было обусловлено исторически и социально. Достаточно сказать, что в 1767 г. И. Гердер писал:
«При нынешнем состоянии нашей философской науки о немецком языке не стыдно заняться хотя бы изготовлением кирпичей для того здания, о возведении которого думать еще преждевременно» [Гердер, 1959, 118].
В специальной литературе отмечается, что с перемещением центра мирового революционного движения в Россию в начале века, а также с созданием В.И. Лениным фундаментальных теоретических трудов русский язык наряду с другими языками, прежде всего с немецким, приобрел мировое значение как язык философии [Dešerijew, 1980, 82]. Труды основоположников марксизма-ленинизма, многих крупных философов, да и самих экзистенциалистов переведены на многие языки мира, в том числе и на русский. Произведения Маркса и Энгельса изданы у нас в стране на 90 языках: на 49 языках народов СССР и на 41 языке народов зарубежных стран. Работы В.И. Ленина изданы на 118 языках: на 66 языках народов СССР и на 52 языках народов зарубежных стран [П СССР, 1980, 26].
К. Ясперс также полагает, что индогерманские языки изобрели «чистое мышление», а флектирующие языки могут стать основой для возникновения науки. Подобные рассуждения являются совершенно необоснованными. Типологию языка, определенные признаки его внутренней структуры нельзя выдвигать в качестве условия для развития науки. Основоположники марксизма-ленинизма в свое время теоретически обосновали положение, определяющее условия развития науки в процессе исторического развития общества. Теоретическое мышление в виде способности, требующей развития, не может быть привилегией отдельных народов и языков.
«Теоретическое мышление каждой эпохи… это – исторический продукт, принимающий в различные времена очень различные формы и вместе с тем очень различное содержание…»[55],
«…нация, желающая стоять на высоте науки, не может обойтись без теоретического мышления»[56].
Пытаясь развивать идею о восприятии немцами античных традиций и о родстве немецкого языка с древнегреческим языком, Хайдеггер становится на позиции антиисторизма, пренебрегая научными фактами:
«Я думаю об особом внутреннем родстве немецкого языка с языком греков и их мышлением. Подтверждением того для меня могут сегодня служить французы. Как только они начинают мыслить, то говорят по-немецки. Они убеждены, что своего родного языка им недостаточно… Так же, как вряд ли можно переводить стихи, едва ли можно переводить мышление. Мышление можно разве что описывать. Стоит взяться за дословный перевод, как все изменяется. Было бы хорошо, если благодаря этому… все большее число людей осознало бы наконец всерьез, какие последствия повлекло за собой изменение в греческом мышлении в результате переводов на латынь римлян. То, что тогда произошло, не позволяет ныне до конца осмыслить основные слова понятийно-греческого мышления» [Heidegger, 1976, 217].
Хайдеггер сознательно сводит философско-гносеологическую проблематику огромной важности к проблеме языковой. Изменения в мышлении народов и переосмысление философских понятий происходит не только и не столько за счет особенностей того или иного языка или «внутреннего родства» языков. Основной причиной изменения человеческих воззрений на мир, природу и общество являются социально-экономические преобразования, происходящие в ту или иную историческую эпоху. Древнегреческий язык, язык величайших в человеческой цивилизации науки и культуры, в процессе своего развития уступил место новогреческому языку, созданному на его основе в результате изменения фонетической системы, упрощения грамматического строя и орфографии. Кроме того, древнегреческий послужил фундаментом для создания международной терминологии во многих областях человеческой деятельности и знания, а
