Лолита Макеева - Язык, онтология и реализм
Концепции семантического реализма Даммита и «неметафизического» реализма Патнэма будут предметом нашего рассмотрения в последующих двух главах, а в завершающей, третьей, главе речь пойдет о том, какое место концепции аналитического реализма занимают в дискуссиях по поводу онтологического статуса теоретических объектов, ведущихся сегодня в философии науки.
Глава 5. Концепция семантического реализма М. Даммита
Свое исследование реализма Даммит начинает с вопроса, есть ли что-либо общее в том, как употребляют термин «реализм» участники разнообразных традиционных философских споров, одна из сторон в которых называет свою позицию «реализмом», а для обозначения второй стороны Даммит ввел термин «антиреализм», чтобы охватить все многообразие противостоящих реализму концепций. Он подробно перечисляет, какие, собственно, споры он имеет в виду.
Перечень этот открывается спором о макрообъектах физического мира. В этом споре реализму, признающему объективное и независимое существование подобных объектов, противостоят разнообразные формы идеализма, среди которых наиболее выделяются эмпиристские варианты в виде феноменалистических концепций. Главный пункт разногласий здесь Даммит описывает следующим образом: «Наше знание о физическом мире поступает через чувства, но служат ли они каналами информации о реальности, существующей независимо от нас, как предполагает реалист, или же наши чувственные впечатления участвуют в создании этой реальности, как считает феноменалист?» [Dummett, 1991, p. 4–5]. Сходный спор, по мнению Даммита, ведется в философии математики, где реализм называют «платонизмом» и он сводится к тезису о том, что математические суждения дают описание существующей независимо от нас реальности. Сторонникам математического платонизма противостоят формалисты и интуиционисты (или конструктивисты). Формализм отрицает возможность подлинных математических суждений, признавая лишь существование математических предложений, имеющих чисто формальное сходство с суждениями. Математики манипулируют с этими предложениями в соответствии с правилами, которые только внешне напоминают дедуктивные операции, совершаемые нами над обычными суждениями (или высказываниями). Конструктивисты же, не отрицая существования математических суждений, напрямую связывают их истинностное значение с нашей способностью доказывать или опровергать их. Обращаясь затем к спорам в философии сознания, Даммит отмечает, что разногласие между реалистами и антиреалистами в этой области обусловлено в конечном счете их трактовкой наблюдаемого поведения человека. Для реалистов это поведение служит свидетельством существования в человеке внутренних психических состояний — желаний, чувств, мыслей и т. п., а для их оппонентов, бихевиористов, приписывание человеку определенного психического состояния представляет собой лишь своеобразную фигуру речи, с помощью которой мы высказываемся о его поведении. В перечень Даммита включен и спор о теоретических объектах, постулируемых наукой, который разделяет философов на сторонников научного реализма и инструментализма. Научные реалисты полагают, что наука постепенно открывает, каков мир сам по себе в его глубинах, и вместе с тем объясняет, почему он представляется нам таким, каким мы его представляем. Инструменталисты же видят в теоретических объектах лишь полезные фикции, позволяющие нам предсказывать наблюдаемые явления. Даммит упоминает и о споре в философии морали между этическими реалистами и субъективистами (эмотивистами и экспрессивистами). Реалистам этическое оценочное суждение представляется таким же объективно истинным, как любое суждение о факте. Для субъективиста этическое суждение выражает лишь чувство одобрения или неодобрения, которое человек испытывает в отношении каких-либо поступков, событий и т. п. Мы считаем, что поступок является жестоким или нечестным по той причине, что он вызывает в нас определенное чувство или реакцию. Свой перечень Даммит завершает рассмотрением, и довольно подробным, спора о реальности времени или, точнее, споров о реальности прошлого и будущего. Особенность этих споров состоит в том, считает Даммит, что реальность, скажем, прошлого связывается не с признанием существования определенного рода сущностей, а с признанием любого утверждения о прошлом объективно истинным или ложным, хотя для нас может оказаться в принципе невозможным установить, каково оно на самом деле. Противники реализма, не желая включать в свои построения допущения о подобной принципиальной непознаваемости некоторых аспектов прошлого, предпочитают рассматривать прошлое как нечто такое, что конструируется нами из сохранившихся свидетельств и воспоминаний. Следует признать, что данный перечень является далеко не полным [117], и это стало одним из возражений против предложенного Даммитом решения, однако продолжим пока изложение самого этого решения.
Даммит обратил внимание на то, что хотя перечисленные споры различаются по своему предмету, имеется «удивительный параллелизм в аргументах, используемых с обеих сторон в каждом из этих споров, так что если отвлечься от конкретного предмета спора, можно обнаружить его абстрактную структуру». Структуры разных споров показались ему настолько схожими, что он счел возможным попытаться в ходе их сравнительного изучения выявить «принципы, позволяющие решить, в каких случаях прав реалист, а в каких — его оппонент», а это очень важно, по его мнению, поскольку «философы встают на ту или иную сторону в этих спорах исходя из личных предпочтений, а не потому, что открыли способ их разрешения» [Dummett, 1996, p. 463].
В результате Даммит пришел к выводу, что «структурное» сходство споров по поводу реализма состоит в следующем. Во-первых, вопреки первому поверхностному впечатлению они касаются не существования определенного класса объектов или сущностей и не референциального статуса некоторого класса терминов — они касаются класса высказываний об этих сущностях и объектах. Этот класс высказываний Даммит назвал «спорным классом». Во-вторых, главным предметом разногласий в этих спорах выступает вопрос о том, что делает истинные высказывания этого спорного класса истинными. Это означает, что «реализм является семантическим тезисом, тезисом о том, что же в общем делает высказывание данного класса истинным, когда оно истинно» [Dummett, 1996, p. 230]. При таком подходе реализм оказывается связанным с принятием двух положений: первое, высказывания спорного класса говорят о каком-то фрагменте реальности, которая существует независимо от нашего знания о ней, и, второе, этот фрагмент реальности «делает каждое высказывание данного класса определенно истинным или ложным, опять же независимо от того, знаем ли мы или даже способны ли мы установить его истинноcтное значение» [Dummett, 1996, p. 230]. Противники реализма стоят на иной семантической позиции: для них «высказывание спорного класса, если оно вообще истинно, может быть истинным только благодаря чему-то такому, что мы могли бы знать и что нам следует считать свидетельством в пользу его истинности. Спор, таким образом, касается понятия истины, подходящего для высказываний спорного класса; а это означает, что спор касается вида значения, которое эти высказывания имеют» [Dummett, 1978, p. 146]. В-третьих, из всего сказанного следует, что «решающим критерием» для различения реалистов и антиреалистов служит принцип двузначности: реалисты его принимают, а их противники отвергают. Однако остановимся на всех этих выводах Даммита подробнее.
Даммит признает, что спор между реалистами и их противниками часто характеризуют как спор о том, действительно ли существуют сущности или объекты определенного вида, или действительно ли определенные термины имеют референцию, но ни тот, ни другой подход его не устраивает. Против первого подхода возражение Даммита состоит в том, что он не позволяет точно сформулировать содержание метафизического учения. «Что означает утверждение о том, что натуральные числа являются ментальными конструкциями или что они суть независимо существующие неизменные и нематериальные объекты? Что означает вопрос: существуют или нет прошлые и будущие события? Что означает утверждение или отрицание того, что материальные объекты являются логическими конструкциями из чувственных данных? В каждом случае нам предлагают альтернативные картины. Необходимость выбора какой-то одной из этих картин кажется настоятельной, но неизобразительное содержание этих картин неясно» [Dummett, 1991, p. 10].
Таким образом, любая попытка сформулировать реализм в терминах существующих объектов или сущностей в лучшем случае дает в результате картину или метафору с неясным неизобразительным или неметафорическим содержанием. Даммит подробно разъясняет это на примере спора между платонистами и интуиционистами в философии математики. «Мы имеем здесь две метафоры: платонист сравнивает математика с астрономом, географом или путешественником; интуиционист же сравнивает его со скульптором или писателем, наделенным богатым воображением, и ни одно из этих сравнений не кажется слишком удачным. Разногласие, очевидно, связано с тем, какую степень свободы имеет математик. При такой постановке вопроса, однако, каждое сравнение кажется отчасти правильным и отчасти неправильным: математик имеет значительную свободу в разработке вводимых им понятий и в описании структур, выбираемых им для изучения, но он не может доказать все, что он счел бы привлекательным доказать» [Dummett, 1978, p. xxv]. Конечно, в самом по себе использовании метафор или картин нет ничего предосудительного, но когда метафоры используются в споре, нужно очень точно понимать их содержание, поэтому из художественных образов они должны быть преобразованы в точные утверждения, в отношении которых можно выдвигать аргументы за и против. Какое бы сильное воздействие они на нас ни оказывали, напоминает Даммит, не следует забывать, что они не более чем метафоры и картины.
