Мелвин Брэгг - Приключения английского языка
Buh Wolf and Buh Rabbit, dem bin nabur. De dry drout come. Ebry ting stew up. Water scace. Buh Wolf dig one spring fuh git water. Buh Rabbit, him too lazy an too schemy fuh wuk fuh isself. Eh pen pon lib off tarruh people. Ebry day, wen Buh Wolfyent du watch um, eh slip to Buh Wolf spring, an eh fill him calabash long water an cah um to eh house fuh cook long and fuh drink. Buh Wolf see Buh Rabbit track, but eh couldn‘t ketch um duh tiefde water.
One day eh meet Buh Rabbit in de big road, an ax um how eh mek out fuh water. Buh Rabbit say him no casion fuh hunt water: him lib off de jew on de grass. Buh Wolf quire:,Entyyou blan tek water outer my spring? ‘Buh Rabbit say:,Meyent. ‘Buh Wolf say:,Youyis, enty me see you track? ‘Buh Rabbit mek answer:,Yent me gwine to you spring. Mus be some udder rabbit. Me nebber been nigh you spring. Me dunno way you spring day. ‘Buh Wolf no question um no more; but eh know say eh bin Buh Rabbit fuh true, an eh fix plan fuh ketch um.
(Братец Волк и Братец Кролик были соседями. Однажды пришла засуха. Все пересохло, воды не хватало. Братец Волк выкопал источник воды. Братцу Кролику было лень работать самому. Он жил за счет других. Каждый день, пока Братец Волк не видел, он украдкой приходил к источнику Братца Волка, набирал полный калабаш воды и нес домой — для еды и питья. Братец Волк видел следы Братца Кролика, но не мог уличить его в краже воды.
Однажды он встретил Братца Кролика на дороге и спросил, как тот добывает себе воду. Братец Кролик сказал, что ему не нужно искать воду: он питается росой с травы. Братец Волк спрашивает: «А ты не таскаешь воду из моего источника?» Братец Кролик говорит: «Я? Нет». Братец Волк говорит: «Ты, ты. Разве я не видел твоих следов?» Братец Кролик в ответ: «Это не я ходил к твоему источнику. Должно быть, это какой-то другой кролик. Я никада даже близко не подходил к твоему источнику. Я ваще не знаю к нему дороги». Братец Волк ничего больше не спросил, но он знал, что это точно был. Братец Кролик, и придумал, как подловить его.)
Стоит сделать одно не вполне приятное отступление, чтобы напомнить о сложностях, с которыми пришлось столкнуться этому образцу литературы: порка, рабское положение и быстро, но прочно укоренившееся мнение, что черный значит второсортный, что негры (от латинского nigrum, черный), или ниггеры (из латыни через французское negre), не озарены светом цивилизации. Даже Байрон, борец за свободу, писал: «и остальной мир — негры и прочие». Другой знаменитый литератор, Даниель Дефо, за сто лет до этого отправил своего Робинзона на необитаемый остров. Когда появился туземец Пятница, первым словом, которому обучил его белый владелец острова, было master (хозяин). И хотя Вордсворт в 1805 году хвалил Туссена-Лувертюра, а два года спустя Уилберфорс продвинул свою реформу в английском парламенте, есть немало свидетельств тому, сколь живучи предрассудки. Ответом на это сначала послужило остроумие, а позднее — тексты музыкальных произведений, увлекших за собой молодежь всего мира независимо от национальности; это оказалось одним из самых непредсказуемых пактов, когда-либо заключавшихся между народом и иностранным, к тому же господствующим языком.
Подобным же образом завозимые в Америку африканцы использовали в своих интересах Библию. Так они стали частью Давней традиции. В XIV веке Джон Болл воспользовался Библией для критики монарха и католической иерархии. Уиклиф и Тин-Дейл использовали английский язык для борьбы с исключающим неповиновение латинским языком в качестве языка Бога, но время гражданских войн XVII века антироялисты с помощью библии отстаивали нивелирование политической власти, антимонархизм и даже эгалитаризм. Отцы-основатели направлялись к новой земле и к новому государственному устройству, ведомые своим толкованием Библии. Для африканцев, захваченных в плен и отправленных за море в Америку, английская Библия была наполнена надеждами на мир и обещаниями свободы. Это наиболее отчетливо выражено в духовных песнопениях — спиричуэлс. Когда чернокожие рабы пели об Иисусе, они у пели не только о долгожданном ином мире, но и о мире, в котором они жили, и о надежде сбежать на Север и обрести свободу.
Steal away, steal away, steal away to JesusSteal away, steal away homeI ain’t got long to stay here.My Lord, He calls me He calls me by the thunderThe trumpet sounds within-a my soulI ain’t got long to stay here.Green trees are bending Po’sinner stands a-tremblingThe trumpet sounds within-a my soulI ain’t got long to stay here.
(Ускользну к Иисусу, ускользну домой, мне недолго осталось ждать. Мой Господь зовет меня, зовет громом. В моей душе раздаются звуки трубы, мне недолго осталось ждать. Зеленые деревья клонятся, грешник трепещет. В моей душе раздаются звуки трубы, мне недолго осталось ждать.)
Oh, tell me how did you feel when youCome out the wildernessCome out the wildernessCome out the wilderness.How did you feel when youCome out the wilderness,Oh, praise the Lord.Oh, did you feel like fighting when youCome out the wilderness…Oh, will you walk the line when you…Oh, will you go to jail when you…Oh, will you fight for freedom when you…
(О, скажи, что ты чувствовал, когда вышел из пустыни? О, слава Богу. Хотелось ли тебе сражаться, когда ты вышел из пустыни? Будешь ли ты подчиняться правилам, когда выйдешь из пустыни? Отправишься ли ты в тюрьму, когда выйдешь из пустыни? Будешь ли ты сражаться за свободу, когда выйдешь из пустыни?)
Библия на английском языке вновь стала книгой свободы.
Начавшейся 12 апреля 1861 года гражданской войне суждено было изменить ситуацию, и со временем изменения наступили, хотя многие полагают, что путь этот пройден еще не до конца. Четыре года спустя войска Конфедерации покинули Чарлстон, а армия Союза беспрепятственно вошла в город; впереди шел 55-й Массачусетский полк — полк чернокожих добровольцев: они распахивали невольничьи бараки и расписывали стены аболиционистскими лозунгами.
Гражданская война дала нам выражение hold the fort (держать оборону); on the grapevine (по слухам, подслушать) пришло из южных штатов, где телеграфные провода были протянуты на деревьях и так закручивались, что напоминали виноградную лозу. Был еще ничем не примечательный генерал армии Союза Эмброуз Эверетт Бернсайд, установивший моду на бакенбарды — сначала их называли burnsides, а со временем устоялось написание sideburns, и всего несколько десятилетий назад трудно было бы найти портрет модного юноши, не имевшего бакенбард.
После гражданской войны 4 млн рабов были освобождены и обрели полное гражданство и право голоса. Однако Юг не сдавался и ввел сегрегационные законы об ограничении прав негров — джимкроуизм. Сформированный после гражданской войны ку-клукс-клан взял свое название из греческого языка, где κúκλοç означает круг, колесо. Они дали английскому языку слово бульдозер, изначально в написании bull-dose означавшее порцию, которой хватило бы быку. Речь шла о бичевании, часто смертельном, которым наказывали негров. Частью словарного запаса южан стало и слово uppity (спесивый, наглый), характеризующее негра, не знающего свое место. Прошло еще несколько поколений, прежде чем «черные» и «белые» слова начали свободно сочетаться, и немало лет прошло с начала XX века, прежде чем слова негритянского диалекта заняли свое место в словарях. Задолго до этого они наполнили улицы, клубы, речь молодежи и — через индустрию развлечений — широкий мир английского языка.
В 80-х и 90-х годах XIX века на Юге ввели раздельное обучение, и новые законы вынудили многих чернокожих граждан переселяться в промышленные города Севера.
На том можно было бы и завершить эту главу, если бы не первый американский литературный гений по имени Сэмюэль Ленгхорн Клеменс, взявший себе псевдонимом выражение, которое выкрикивали матросы на Миссисипи: Марк Твен — «Отметка два фута!» (до дна).
Он был речным лоцманом, но гражданская война заставила его сменить занятие. Он добывал серебро в шахтах Невады и золото в Калифорнии, работал репортером в газете в Сан-Франциско, корреспондентом на Сэндвичевых островах (теперь это Гавайи), в Европе и на Востоке; выступал с лекциями, а в конце концов стал писателем. Ближе к концу жизни он признавался: «Я был писателем 20 лет и ослом 55». На своем пути он всюду подбирал слова: heap (на индейском английском означающее «очень много»), у старателей и шахтеров — strike it rich (напасть на золотую жилу) и you bet (точно, будьте уверены);; из сленга — dead broke (разорившийся в пух и прах), take it easy (не принимайте близко к сердцу), get even (свести счеты), gilt edged (лучшего качества; с золотым обрезом) и close call (минимальное преимущество или перевес, на волосок, опасное положение). В предисловии к «Приключениям Гекльберри Финна» он перечисляет использованные в книге диалекты: «негритянский диалект штата Миссури, самая резкая форма захолустного диалекта Пайк-Каунти, а также четыре несколько смягченных разновидности этого последнего». Все они образуют нечто новое вместе с новым английским языком, по-прежнему основываясь на древнеанглийском и отходя от латыни и французского.
Нам уже знаком писатель, чья жизнь и языковой охват напоминают о Твене: это Чосер, человек, повидавший мир и познавший труд, получив опыт, казалось бы, совершенно не подходящий для современного литератора. Подобно Чосеру Марк Твен стоял у истоков нового языка: Чосер опирался на среднеанглийский язык Лондона, а Твен — на южный американский. Ключевым для нашего рассказа стало то, что язык Твена был прочно связан с негритянским английским. «Приключения Гекльберри Финна» были написаны в 1885 году и с тех пор (подобно «Кентерберийским рассказам») постоянно переиздаются.
