Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи - Елена Владимировна Первушина
Давайте теперь рассмотрим с «бюрократической» точки зрения поправки в Закон «О государственном языке Российской Федерации», принятые в феврале 1923 года и напрямую касающиеся темы этой книги.
Сам по себе закон о государственном языке был принят еще в 2005 году. Он зафиксировал статус русского языка как государственного, обязательного в использовании для «федеральных органов государственной власти, органов государственной власти субъектов Российской Федерации, иных государственных органов, органов местного самоуправления, организаций всех форм собственности, в том числе в деятельности по ведению делопроизводства»[345], а также в юриспруденции, образовании, оформлении документов, картографии, в продукции средств массовой информации и рекламе. При этом «должны соблюдаться нормы современного русского литературного языка» (статья 1, часть 3).
Что же это за нормы? Разъяснения содержатся в той же части 3 первой статьи: «Для целей настоящего Федерального закона под нормами современного русского литературного языка понимаются правила использования языковых средств, зафиксированные в нормативных словарях, справочниках и грамматиках. Порядок формирования и утверждения списка таких словарей, справочников и грамматик, требования к составлению и периодичности издания нормативных словарей, предусмотренных настоящей частью, утверждаются Правительством Российской Федерации на основании предложений Правительственной комиссии по русскому языку. Положение о Правительственной комиссии по русскому языку, ее состав и порядок принятия ею решений утверждаются Правительством Российской Федерации».
Иными словами, прежде чем выпустить в эфир программу новостей или рекламу, редакция должна будет сверить текст со справочником и словарем, рекомендованными Правительственной комиссии по русскому языку, где, в частности, будут перечислены те заимствованные слова, которые уже считаются частью литературного русского языка и не рассматриваются как профессионализмы[346] или вульгаризмы[347].
Часть 6 первой статьи закона разъясняет: «При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается употребление слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка (в том числе нецензурной брани), за исключением иностранных слов, которые не имеют общеупотребительных аналогов в русском языке и перечень которых содержится в нормативных словарях, предусмотренных частью 3 настоящей статьи».
Проблема заключается в том, что комиссия еще не выпустила свои нормативы и рекомендации, к которым можно было бы обратиться в спорных случаях. Хотя закон предписывает органам государственной власти осуществлять «государственную поддержку издания словарей, справочников и грамматик русского языка, создания информационных ресурсов, содержащих информацию о нормах современного русского литературного языка» и одновременно осуществлять «контроль за соблюдением законодательства Российской Федерации о государственном языке Российской Федерации, в том числе за использованием слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, путем организации проведения независимой экспертизы».
Как будет реализован на практике этот закон, на этот вопрос должны ответить юристы. Все изменения, связанные с нормативными словарями, вступят в силу только с 1 января 2025 года.
А пока ясно одно: «официальный» русской язык (и в том числе «бюрократический» его раздел) развивались и будут развиваться параллельно с языком «просторечья», профессионализмами и языком научной и художественной литературы. И литературный язык будет взаимодействовать со всеми остальными языками, будет пользоваться их терминами и приемами, но никогда не будет равен ни одному из них. Поэтому ни новые неизбежные заимствования, ни их законодательные ограничения, касающиеся «государственного» языка, не нанесут ущерба русскому языку как средству общения между теми людьми, которые, подобно Владимиру Ивановичу Далю, говорят и думают по-русски.
Часть вторая
Причуды перевода
Замороженные звуки
В трактате Бальтазаро Кастильоне «Придворный» действие происходит при дворе герцога Урбинского в 1507 году. Компания придворных, отдыхающая вечером в покоях герцогини, обменивается остроумными рассуждениями и занимательными историями. В эпоху Возрождения это называлось dulce otium («сладостный досуг» – итал.), антоним negotium – деятельности, промышленной или торговой, направленной на добывание средств существования.
В числе прочих была рассказана и такая история (кстати, первым ее рассказчиком являлся негоциант – купец, добывавший средства на жизнь negotium, то есть торговлей): «Да какая б ни была эта выдумка, – прервал Джулиано Маньифико, – она не может быть отменнее и искуснее той истории, что недавно рассказывал один наш тосканец, купец из Лукки, клятвенно выдавая за чистую правду… Этот купец, как он рассказывает, однажды, будучи по торговым делам в Польше, надумал купить некоторое количество соболей, рассчитывая повезти их в Италию и сделать ими хороший барыш. И поскольку он не мог самолично поехать в Московию по причине войны между королем польским и герцогом московским, с помощью некоторых тамошних людей он договорился о том, чтобы некие московитские купцы привезли соболей на границу с Польшей, и сам пообещал прибыть туда же, чтобы обделать дело. Отправился, стало быть, этот лукканец со своими товарищами в сторону Московии и, добравшись до Борисфена, увидел, что от мороза река вся застыла, как мрамор, а московиты, которые из-за войны опасались поляков, стоят на другом берегу, не подъезжая ближе. После того как те и другие купцы узнали друг друга по условленным знакам, московиты стали громко требовать ту цену, которую хотели за соболей. Но мороз был столь крепок, что их нельзя было расслышать, ибо слова, не успевая долететь до другого берега, где стоял лукканец со своими толмачами, замерзали в воздухе и льдинками повисали в нем. Поляки, знавшие, как надо поступать в подобном случае, решили развести большой костер на самой середине реки, рассчитав, что именно до этого места голос долетает еще теплым, а потом уже замерзает и пресекается. Лед, представьте себе, был столь крепок, что мог выдержать огонь. И когда это было сделано, слова, вот уже час как замерзшие, стали оттаивать и с журчанием стекать вниз, как снег с гор в мае, и таким образом были услышаны, хотя купцы, их сказавшие, уже удалились. Но поскольку нашему лукканцу показалось, что эти слова требуют за соболей слишком высокую цену, он не согласился и вернулся восвояси без них».
Нам эта история с замерзшими словами, скорее всего, напомнит историю про звуки, замерзшие внутри рожка, рассказанную известным правдолюбцем бароном Мюнхгаузеном. Случилось это, кстати говоря, во время путешествия самого барона в Россию.
Нет ничего удивительного, что Россия в воображении европейцев как XVI века, так и XVIII была связана прежде всего с лютым, невероятным морозом, способным творить всякие чудеса. Но мне эта история также представляется метафорой
