Арам Асоян - Пушкин ad marginem
32. честь имею тебе заметить, что твой извозчик спрашивал не рейнвейну, а ренского (т. е. всякое белое кисленькое виноградное вино называется ренским), впрочем твое замечание о просвещении русского народа очень справедливо и делает тебе честь, а мне удовольствие (Н. Н. Пушкиной от 18 апреля 1834 г.).
33. Без тайны нет семейственной жизни. Я пишу тебе, не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники. Но знаю, что этого быть не может; а свинство уже давно меня ни в коим не удивляет (Н. Н. Пушкиной от 18 мая 1834 г.).
34. Зависимость в жизни семейственной делает человека более нравственным. Зависимость, которую налагаем мы на себя из честолюбия или из нужды, унижает нас. Теперь они смотрят на меня как на холопа, с которым можно им поступать как им угодно. Опала легче призрения. Я, как Ломоносов. Не хочу быть шутом ниже у господа бога (Н. Н. Пушкиной от 8 июня 1834 г.).
35. На того я перестал сердиться, потому что (…) он не виноват в свинстве его окружающем. А живя в нужнике, поневоле привыкнешь к…., и вонь его тебе не будет противна, даром что gentlmen. Ух, кабы мне удрать на чистый воздух (Н. Н. Пушкиной от 11 июня 1834 г.).
36. Я деньги мало люблю – но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости (…) На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб отставку мне не давали (Н. Н. Пушкиной, около 14 июля 1834 г.).
37. Но делать нечего; все кругом меня говорит, что я старею, иногда даже чистым русским языком. Например, вчера мне встретилась знакомая баба, которой не мог я не сказать, что она переменилась. А она мне: да и ты, мой кормилец, состарелся да подурнел. Хотя могу я сказать вместе с покойной няней моей: хорош никогда не был, а молод был (Н. Н. Пушкиной от 25 сентября 1835 г.).
38. Государь обещал мне Газету. А там запретил; заставляет меня жить в Петербурге, а не дает мне способов жить моими трудами. Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошко деньги трудовые и не вижу ничего в будущем (Н. Н. Пушкиной от 29 сентября 1835 г.).
39. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист (…) черт догадал меня родиться в России с душою и талантом! (Н. Н. Пушкиной от 18 мая 1836 г.).
«…зрелости нет у нас на севере»
(об отрочестве нашей словесности и младенчествующем языке)
40. Бестужева статья об нашей братьи ужасно молода – но у нс все, елико печатано, имеет действие на святую Русь; зато не должно бы ничем пренебрегать, и должно печатать благонамеренные замечания на всякую статью – политическую, литературную – где только есть немножко смысла (Вяземскому от 6 февраля 1923 г.).
41. «Разбойников» я сжег – и поделом. Один отрывок уцелел в руках Николая Раевского; если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог – не испугают нежных ушей читательниц «полярной звезды», то напечатай его. Впрочем, чего бояться читательниц? Их нет и не будет на русской земле, да и жалеть не о чем (А. А. Бестужеву от 13 июня 1823 г.).
42. Вы очень меня обяжете, если поместите в своих листках здесь прилагаемые две пьесы. Они были с ошибками напечатаны в «Полярной звезде», отчего в них нет никакого смысла. Это в людях беда небольшая, но стихи не люди (Ф. В. Булгарину от 1 февраля 1824 г.).
43. Люди по большей части самолюбивы, беспонятны, легкомысленны, невежественны, упрямы; старая истина, которую все-таки не худо повторить. Они редко терпят противуречие, никогда не прощают неуважения; они легко увлекаются пышными словами, охотно повторяют всякую новость; и, к ней привыкнув, уже не могут с нею расстаться (В. Л. Давыдову, июнь 1823 г.).
44. Теперь поговорим о деле, т. е. о деньгах. Слёнин предлагает мне за «Онегина», сколько я хочу. Какова Русь, да она и в самом деле в Европе – а я думал, Что этот ошибка географа (П. А. Вяземскому, начало апреля 1824 г).
45. Еще беда, мы все прокляты и рассеяны по лицу земли – между нами отношения затруднительны, нет единодушия; золотое кстати поминутно от нас выскользает (П. А. Вяземскому от 7 июня 1824 г.).
46. На каком основании начал свои действия дедушка Шишков? Не запретил ли он «Бахчисарайский фонтан» из уважения к святыне Академического словаря и неблазно составленному слову водомет (Л. С. Пушкину от 13 июня 1824 г.).
47. Ты спрашиваешь, какая цель у «Цыганов»? вот на! Цель поэзии – поэзия – как говорит Дельвиг (если не украл этого). Думы Рылеева и целят, и всё невпопад (Жуковскому, 20-е числа апреля 1825 г.).
48. Не должно русских писателей ценить, как иноземных. Там пишут для денег, ау нас (кроме меня) из тщеславия. Там стихами живут, а у нас граф Хвостов прожился т их. Там есть нечего, так пи шут книгу, а у нас есть нечего, служи, да не сочиняй. Милый мой, ты поэт и я поэт, но я сужу более прозаически и чуть ли от этого не прав (Рылееву, вторая половина июня – август 1825 г.).
49….зрелости нет у нас на севере, мы или сохнем, или гнием; первое все-таки лучше (П. А. Вяземскому, вторая пол. Сентября 1825 г.).
50. Плетнев наш мизантроп, пишет мне трогательное письмо; жалуется на меня, на тебя, на твои гран-пасианс и говорит: мне страшно думать: это люди! Плетнев, душа моя, что тут страшного? Люди – сиречь, дрянь… Плюнь на них да и квит (Дельвигу от 2 марта 1827 г.).
51. о «Марфе Посаднице» Погодина: Одна беда: слог и язык. Вы несправедливы до бесконечности. И с языком поступаете, как Иоанн с Новым городом (М. П. Погодину последние числа ноября 1830 г.).
52. Жалею, что Вы не разделались еще с Московским университетом, который должен рано или поздно извергнуть вас из среды своей, ибо ничего чуждого не может оставаться нив каком теле. А ученость, деятельность и ум чужды Московскому университету (М. П. Погодину, конец июня 1831 г.).
53. Петр Иванович (прим. – «Петр Иванович Выжигин», роман Ф. Булгарина. – Т. П.) приплыл и в Москву, где кажется приняли его довольно сухо. Что за дьявольщина? Неужели мы вразумили публику? Или сама догадалась, голубушка? А кажется – Булгарин так для нее создан, а они для него, чтоб им вместе жить, вместе и умирать (Плетневу от 11 апреля 1831 г.).
54. NB, избегайте ученых терминов; и старайтесь их переводить; это будет и приятно неучам и полезно нашему младенчествующему языку (И. В. Киреевскому от 4 февраля 1832 г.).
55. Подвергаясь один особой, от Вас зависящей цензуре – я, вопреки права, данного государем, изо всех писателей буду подвержен самой стеснительной цензуре, ибо весьма простым образом – сия цензура будет смотреть на меня с предубеждением и находить везде тайные применения, аllusions и затруднительности – а обвинения в применениях и недоразумениях не имеют ни границ, ни оправданий, если под словом дерево будут разуметь конституцию, а под словом стрела самодержавие (графу Бенкендорфу 18–24 февраля 1832 г.).
56. Одно меня задирает: хочется мне уничтожить, показать всю отвратительную подлость нынешней французской литературы. Сказать единожды вслух, что Lamartine скучнее Юнга, а не имеет его глубины, что Beranger не поэт, что V. Hugo не имеет жизни, т. е. истины; что романы A. Vigny хуже романов Загоскина; что их журналы невежды, что их критики почти не лучше наших Телескопских и графских. Я в душе уверен, что 19-й век, в сравнении с VIII-м в грязи (разумею во Франции). Проза едва-едва выкупает гадость того, что живут они поэзией (М. П. Погодину, первая пол. Сентября 1833 г.).
57. Ты требуешь меня для альманаха: назовем его «Арион» или «Орион»; я люблю имена, не имеющие смысла; шуточкам привязаться не к чему. Лангера заставь также нарисовать виньетку без смысла. Были бы цветочки, да лиры, да чаши, да плющ, как на квартире Александра Ивановича в комедии Гоголя. Это будет очень натурально (Плетневу, около 11 октября 1835 г.).
58. «Записки амазонки» как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы. «Записки Н. А. Дуровой» – просто, искренне, благородно (Н. А. Дуровой, около 10 июня 1836 г.).
59. Какое поле – это новейшая русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано и что кроме нас, русских, никто того не может предпринять! Но история долга, жизнь коротка, а пуще всего человеческая природа ленива (русская природа в особенности (М. А. Корфу от 14 октября 1836 г.).
«С чувством живейшей благодарности…»
(о друзьях и литературной братии)
60. Ты не довольно говоришь о себе и об друзьях наших – о путешествиях Кюхельбекера слышал я ж в Киеве. Желаю ему в Париже дух целомудрия, в канцелярии Нарышкина дух смиренномудрия и терпения, об духе любви не беспокоюсь, в этом нуждаться не будет, о празднословии молчу – дальний друг не может быть излишне болтлив (…) Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – твой истинный удел – умертви в себе ветхого человека – не убивай вдохновенного поэта (А. А. Дельвигу от 23 марта 1821 г.).
61. Но каков Баратынский? Признайся, что он превзойдет и Парни и Батюшкова – если впредь зашагает, как шагал до сих пор – ведь 23 года счастливцу! Оставим все ему эротическое поприще и кинемся каждый в свою сторону, а то спасенья нет (П. А. Вяземскому от 2 января 1822 г.).
