Влада Баранова - Язык и этническая идентичность. Урумы и румеи Приазовья
Греческие благотворительные фонды и ФГОУ оплачивают туристические поездки в Грецию для школьников и пенсионеров из Приазовья, однако подобные контакты не оказывают значительного влияния на самоидентификацию сообщества. Массовыми являются контакты, в первую очередь, полулегальных трудовых временных мигрантов-румеев в Грецию, преимущественно женщин. Человек, представивший документальное подтверждение своего греческого происхождения, пользуется упрощенным визовым режимом; как правило, румеи получают визу на шесть месяцев, не дающую права на работу, а в Греции они могут начать процедуру получения гражданства.
Точное число гастарбайтеров-румеев в Греции неизвестно (см.: [Kaurinkoski, forthcoming]). По сравнению с различными группами понтийцев, мариупольских греков относительно немного в Греции, однако во всех греческих селах Приазовья есть люди, побывавшие там, и их рассказы транслируются в сообществе, создавая представления о другой группе. Хотя большинство информантов никогда не встречалось с греками из Греции, практически все упоминали об опыте таких контактов, имевшемся у родственников или знакомых. Таким образом, виртуальная граница с другим сообществом воспринимается как вполне реальная.
Рассказы о греках из Греции почти не содержат описания повседневного взаимодействия с представителями другой группы, так как подобные контакты индивидуальны. Поведение греков в быту, различие повседневных практик двух групп обсуждают те, кто жил в Греции, однако сообщество в целом усваивает из этих рассказов, в первую очередь, обобщенные оценки другой группы и категоризацию румеев и их языка теми, кто почитается как настоящие греки. В интервью сравнительно редко обсуждается отношение таких настоящих греков к мигрантам, поскольку группы обладают несопоставимыми статусами, и некоторые румеи болезненно воспринимают подобную ситуацию.
В большинстве случаев румейские женщины устраиваются сиделками или домработницами в греческие семьи, так что коммуникация происходит прежде всего с работодателями, не владеющими ни русским, ни румейским языками, и наемные работники стремятся как можно скорее овладеть новогреческим. Языковое поведение демонстрирует разницу в положении греков из Греции и румеев: последние стремятся выявить звуковые соответствия и овладеть кодом собеседника, тогда как греки из Греции не пытаются, по мнению информантов, понять румейский, поскольку «думают, [что] им не нужно» (ВАЯ, румейка, ок. 1955, Малый Янисоль).
Информанты отмечают, что быстро овладевают минимальным уровнем новогреческого, и этим ограничиваются, так как контакты гастарбайтера с настоящими греками немногочисленны: в интервью описывается замкнутая жизнь в семье работодателей, покидаемой только для встреч с земляками. Прожив в Греции три года, информантка на вопрос о знании новогреческого ответила: «Ну, как грузины говорят, ха-ха! Окончания, это все. Мы ж не изучали, просто так работали. Бабушку смотрела, ребенка смотрела, в супермаркете расфасовывала, в гостинице работала…» (НАШ, румейка, 1965, Малый Янисоль).
Низкий статус румеев в глазах настоящих греков отчасти компенсируется восприятием собственной группы как диаспоры, в анклаве сохранившей древние черты. Интерпретации древности собственной группы, сравниваемой с более модернизированным обществом современной Греции, индивидуальны: информанты упоминают, что румеи сохранили язык, традиции, а также кровь, тогда как греки из Греции утратили обычаи, перешли на новогреческий язык, смешались с турками и пр. «Сюда с Крыма переселились, а с Греции наши греки вышли уже очень давно. И сохранились те обычаи, обряды, все, что там уже забылось. Они из Греции приезжают сюда, чтобы познать свои основы. И удивляются: как вы сохранили язык?! У нас же язык греческий. А в Греции – новогреческий. А исконно греческий – это наш» (ВАВ, румей, ок. 1943, Касьяновка).
Однако соотношение румеев с греками из Греции для большинства информантов не сводится к компенсаторным представлениям об исконности, аутентичности собственной группы. Греки из Греции воплощают для группы идею нации, обладающей независимым национальным государством и древней культурой. Жизнь современной Греции мало известна румеям, и греческую культуру воплощают греческие истоки научной терминологии (и, следовательно, науки в целом) и православия.
Румеи считают греками и собственную группу, и греков из Греции. Греки – воображаемое сообщество, позволяющее чувствовать общность, в том числе с незнакомыми людьми, в границах своей национальности [Anderson, 1998, р. 6]. Такое воображаемое сообщество позволяет носителю установить максимально широкую перспективу для рассмотрения своей группы или собственной биографии, дает возможность почувствовать себя частью большого целого. Осознание греческого единства способствует обоснованию этногенетических мифов и восприятию себя как диаспоры: «… Но это ж наши предки. Мы ж эллины, греко-эллины, значит, Эллада – наша Родина» (МАЧ, румейка, 1933, Красная Поляна).
Существует еще один важный фактор, способствующий распространению четких представлений о греческой (общегреческой) традиции в локальном сообществе. Для получения документов, дающих возможность постоянного безвизового въезда в Грецию и неограниченного пребывания там, необходимо пройти собеседование в консульстве этой страны, во время которого выясняются «этническое самосознание», знание греческих традиций, истории и культуры Греции, локальные традиции своей греческой группы и владение новогреческим языком (последнее необязательно). Одна информантка сравнила наше интервью с вопросами, задававшимися на собеседовании в консульстве, «чтоб узнать, знаем ли мы язык, правда ли, что мы греки, а какие у вас обычаи…» (ВАЧ, румейка, ок. 1956, Малый Янисоль).
Еще один важный аспект отношений с греками из Греции – представления о соотношении румейского и новогреческого языков. В сообществе нет общепризнанного распределения лингвонимов «греческий» и «эллинский». Как правило, эллинским называют чаще новогреческий, а греческим – собственный идиом, однако лингвоним «греческий» могут использовать и для языка Греции.
Одним из лингвонимов для румейского также служит «эллинский» (как сокращение от «греко-эллинский» и противопоставление лингвониму «греко-татарский»). В интервью рассказчик порой стремится развести два лингвонима – «греческий» и «эллинский», распределить их между идиомами. Румеи, изучающие новогреческий в школе или институте, часто используют термины «язык» и «диалект» для противопоставления новогреческого и румейского.
Отношения между идиомами могут трактоваться в интервью по-разному: новогреческий и румейский порой расцениваются как один язык – эллинский; румейский иногда считают диалектом новогреческого; идиомы могут признаваться двумя родственными языками, взаимопонятными в различной степени. Однозначная трактовка соотношения румейского и новогреческого идиомов, обусловленная идеологической позицией информанта, встречается обычно в интервью с представителями культурной элиты сообщества. Руководители отделений греческих обществ, сотрудники ФГОУ и учителя новогреческого описывают румейский как диалект новогреческого языка. Другая группа, крайне немногочисленная, состоит из румейских поэтов, поддерживающих представление о разнице идиомов и необходимости самостоятельного развития румейского. Для большинства же простых румеев характерна чрезвычайно гибкая, изменчивая оценка степени близости идиомов. Принято считать идиомы похожими, а трактовка степени сходства зависит от индивидуального опыта и представлений информанта.
Хотя большинство румеев не знают новогреческого и не могут самостоятельно оценить сходство новогреческого и румейского, в сообществе распространено сравнение идиомов, выражаемое обычно клише «на столько-то процентов сходится». Информанты обычно называют разные цифры, от 50 до 100 %; само измерение сходства языков в процентах подразумевает близость новогреческого и румейского. По нашим наблюдениям, подобные вычисления почти никогда не основываются на собственном лингвистическом опыте.
Сложность в понимании новогреческого часто мотивируется быстрым темпом речи греков из Греции. Румеи подчеркивают, что понимают новогреческий при определенных обстоятельствах: «С греческим, с настоящим греческим языком, наш язык тоже сходится, только надо тонко прислушаться к разговору, и тогда, может быть, поймешь» (ТХИ, румейка, 1940, Касьяновка).
Как правило, информанты осознают и различие совпадающих на уровне номинаций идиомов: «А сейчас все учатся – вот наши внучки [ходят] на греческий, только не наш язык, а все равно он греческий» (НИД, румейка, 1928, Ялта). Румеи подчеркивают большую близость румейского и новогреческого, рассказывая о взаимодействии с урумами, тогда как в другой ситуации нуждаются в поддержании границы для различения своего идиома и языка «настоящих греков». Румейский и новогреческий оцениваются одним из информантов то как один, то как два разных языка, и не всегда возможно определить, что в данный момент имеет в виду собеседник. Оценка близости идиомов может меняться на протяжении интервью: «На нашем греческом языке даже с греками из Эллады не будешь говорить, у них другой язык. ‹…› Ну, вот в Старом Крыму – они греко-татары. Они разговаривают и на русском, и на греческом, на татарском языке. А у нас эллинский. Он наподобие вот как греческий с Эллады, оттудова» (БББ, румейка, возраст неизвестен, Малый Янисоль). По сравнению с языком урумов румейский описывается как близкий новогреческому, эллинский, хотя подобная оценка не согласована с предыдущей характеристикой идиома.
