Елена Самоделова - Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Переосмысленная свадебная лексика
В творчестве и переписке Есенина терминология и атрибутика свадьбы также занимала ведущее место, причем представленная не в исконной обрядовой кодировке, но в качестве вторичной мотивации традиционной культуры как обширного и всепоглощающего свадебного действа . Свадебная терминология (в том числе и оторвавшаяся от обряда, переосмысленная и приобретшая новые значения лексика) представляет собой универсальную языковую структуру в мифологическом и реалистическом постижении мироздания и одновременно в моделировании ситуаций вселенского масштаба.
Речь идет о том, что в ХХ веке в этом всеобъемлющем свадебном понятийном аппарате (уже безотносительно к творчеству Есенина) содержатся такие общепринятые бытовые обозначения, как «соломенный вдовец», «христова невеста», «холостой патрон», «венец сруба», «сватать в начальники» и многие другие. Например, Георгий Чулков в статье «Покрывало Изиды» (из статейной подборки 1905–1911 гг.) рассуждал: «И не повторяем ли мы здесь вечного мифа о земле, в который верили… и христиане, верующие в землю, как невесту Христову ?» [409] Есенин хорошо знал подобную иносказательно-свадебную библейскую символику и использовал в своих сочинениях. Так, в «Автобиографии» (1924) поэт вспоминал: «Часто собирались у нас дома слепцы, странствующие по селам, пели духовные стихи о прекрасном рае, о Лазаре, о Миколе и о Женихе, светлом госте из града неведомого » (VII (1), 14).
Поразительно, но сразу же после смерти Есенина в России возникли «кружки “ есенинских вдов ”». [410] А на рубеже XX–XXI веков среди любителей творчества поэта из народного общества «Радуница» стало употребляться применительно к почитательнице его таланта понятие « есенинская невеста ».
Сестра поэта Екатерина Есенина в своих воспоминаниях уподобляет невесте храмовую постройку с. Константиново: «Направо – церковь, белая, и стройная, как невеста…» [411] В. С. Чернявский вспоминал о поэтической атмосфере Петрограда 1915 г., употребляя тот же термин «невеста» в приеме символического олицетворения: «Седовласый Сологуб, явясь публике в личине добродушия, славословил “Невесту – Россию”». [412]
Известны (Есенин, вероятно, также был в курсе них) библейские иносказания со свадебной символикой. Например, в книге «Исход» от имени Сепфоры изложено: «Тогда сказала она: жених крови – по обрезанию» (4: 26).
По свидетельству современников, Есенин в обыденных житейских ситуациях употреблял переосмысленную свадебную лексику, естественно, не задумываясь об этимологии слов. Однако свадебная лексика была сознательно вовлечена поэтом в обширный исторический контекст, овеянный известными культурными традициями и ритуальными реалиями совсем других обрядов. Георгий Леонидзе вспоминал о ярком впечатлении, произведенном на него необычным предложением Есенина – предложением, подчинившим свадебный термин кодексу дворянской чести (своеобразно понятой и переделанной в усладу литературной братии):
...Он был один, печален, но при виде меня вскочил и крикнул мне возбужденно: «Гогла, я вызываю тебя на дуэль! Называй секундантов!» – «В чем дело, почему?» – «Завтра в шесть часов утра, на Коджорском шоссе! <…> Не волнуйся, будем стреляться холостыми, а на другой день газеты напечатают, что дрались Есенин и Леонидзе, понимаешь? Неужели это тебя не соблазняет?» Я засмеялся, и вскоре мы переменили тему разговора. Он совершенно забыл о «дуэли». Позднее он, оказывается, с таким же предложением обратился к Сандро Шаншиашвили… [413]
Подобную свадебную терминологию в переносном смысле использовала Н. Д. Вольпин, вспоминая об августе 1923 г.: «Мартышка уже пристраивает к нему в невесты свою подругу: Августу Миклашевскую. <…> Знаю, что он <Есенин> Мариенгофа поддразнивает, а пуще “сваху”». [414] И далее: «Разговор легко перекинулся на „невесту“. Не одна Сусанна Мар, все вокруг понимают, что актрису Камерного театра „сосватала“ Сергею жена Мариенгофа, хотя сама Никритина в дальнейшем всячески это отрицала: не потому ли, что дело так и не завершилось браком или устойчивой связью?» [415]
Ситуация с курантами в комнате Н. Д. Вольпин обыгрывалась с помощью свадебной терминологии: Есенин просил попридержать и не продавать хозяйкины часы, но они «уже просватаны» и поэтесса «же их и просватала» [416] (по ее терминологии). В аналогичных же терминах описывает Н. Д. Вольпин ситуацию с разысканием А. И. Сахаровой няни к сыну Есенина: «…она сосватала мне няню к ребенку…». [417]
Да и применительно к Есенину его современники допускали использование свадебной терминологии в переносном смысле. Например, В. М. Левин употребил многозначное слово «венец» (одно из значений которого – свадебное) в сложной и многоаспектной коннотации – лексической и фразеологической, причем сохранив и свадебный подтекст: «Теперь он был еще с Изадорой Дункан, личностью тоже трагической, но это было в Нью-Йорке, и венцы славы витали вокруг них, а тут же рядом – ненависть и злоба». [418] Именно в таком иносказательном смысловом ключе с использованием традиционной свадебной (в расширительном понимании) семантики рассуждал и А. Б. Мариенгоф о поступке Есенина: «Он написал это стихотворение <„До свиданья, друг мой, до свиданья…“> неторопливо, своим обычным округлым почерком, заставляя жить отдельно, словно по-холостяцки , каждую букву». [419]
Н. А. Клюев в стихотворении «В степи чумацкая зола…» (1920) рассматривал творчество свое и Есенина в братском и дружески-соревновательном аспекте и в метафорическом плане осмысливал процесс создания лирических сочинений: «Словесный брат, внемли, внемли // Стихам – берестяным оленям… <…> Не счесть певучих жемчугов // На нашем детище – странице». [420] Синонимом к лексеме «братья» (в понимании его значения как «литературного братства») Н. А. Клюев выставил слово «супруги»: « Супруги мы… В живых веках // Заколосится наше семя, // И вспомнит нас младое племя // На песнотворческих пирах». [421] Вообще иносказательная свадебная терминология (нарочито подчеркнутая написанием с заглавной буквы) характерна для Н. А. Клюева в его рассуждениях о судьбе Есенина, обращенных к поэту. Так, в январе 1922 г. Н. А. Клюев писал Есенину: «Камень драгоценный душа твоя, выкуп за красоту и правду родимого народа, змеиный калым за Невесту-песню ». [422]
Поначалу Есенин аналогично отзывался Льву Клейнборту о близости своего поэтического миропонимания с клюевским, напоминая ему свое высказанное ранее чаяние встретить надежного друга и наставника: «Значит, послал-таки Господь “хорошего человека”? <…> – “Да, да, послал… На Покрова будем свадьбу справлять …”». [423] Затем мнение Есенина насчет духовного родства с Клюевым кардинально изменилось, и было уже нечего ответить Л. М. Клейнборту: «Ну, как с Клюевым? Справляли свадьбу на Покрова? – спросил я». [424] Упоминание Покрова как времени проведения свадьбы в устном высказывании Есенина повторяет его печатную фиксацию этого христиански-народного праздника в «Яре», где этот день также представлен свадебным, что опиралось на родную крестьянскую традицию в Константинове.
И. Н. Розанов подметил иносказательное применение свадебных терминов, адресованных поэту одним из литераторов: «Я вас разведу, – сказал критик встретившимся. – Мариенгофа обвенчаю с Шершеневичем, а вам, Есенин, дам новую жену – Кусикова». [425]
Но и безотносительно к Есенину его современники использовали свадебную лексику как иносказание или яркую метафору, что свидетельствует не только о широкой употребительности свадебной терминологии в ту пору, но и говорит об обычности и органичности приема «свадебной иносказательности» в литературно-критических жанрах. Есенин мог прочитать в книге «Судьба России…» (1918) любимого им философа Н. Бердяева, некоторые монографии которого хранились в личной библиотеке поэта: «Россия невестится, ждет жениха , который должен прийти из какой-то выси, но приходит не суженый , а немец-чиновник и владеет ею. В жизни духа владеют ею: то Маркс, то Кант, то Штейнер, то иной какой-нибудь иностранный муж ». [426]
В. Г. Шершеневич констатировал сходство своего поэтического метода и творческого подхода А. Б. Мариенгофа в эпоху имажинизма и высказал удивление по поводу литературной судьбы с помощью переносной «свадебной терминологии»: «И странно: мы ни разу не выпустили сборника нас двоих. // Мы оставались любовниками в поэзии и не повенчались и не расписались ». [427]
И уже употребление слова «свадьба» в переносном значении как обобщающего понятия разгульного праздника, связанного с именем Есенина, подметил писатель А. П. Чапыгин в суждении обычной крестьянки: «Служанка, родственница хозяина, простая деревенская женщина, говорила мне: “Когда у С. А. деньги, то кажинный день свадьба !”». [428]
