Савелий Сендерович - Морфология загадки

Во-вторых, предбрачные ритуалы интимно связаны не только с содержанием, но и с жанром загадки. Во всех остальных случаях, описанных и истолкованных этнографами, обстоятельства загадывания не имеют обязательной связи с жанром загадки. Развлечение, игра, принятие в сообщество знающих, обретение престижа и все другие упоминавшиеся когда-либо цели загадывания загадки могут быть удовлетворены и другими формами игр, соревнования, обмена знаниями или выказывания превосходства. И только разговор на эротические темы требует табуированного языка загадки, то есть в конечном счете самой формы загадки как фигуры сокрытия, функционально и морфологически самого сложного вида загадки, определяющего жанр.

В-третьих, ухаживание и брак – события, жизненно важные для выживания племени, продолжения рода, существования общества. Загадка в этом случае является необходимой частью культуры, институтом аккультурирования, очеловечивания биологических задач общества, аналогично сельскохозяйственной культуре по сравнению с собиранием диких растений. Культура не оставляет важных вещей на волю случая, она вводит загадку в качестве инструмента для решения общественной задачи поддержания рода. Сексуальная загадка – инструмент и институт. Похоже, что загадка в условиях полноценной традиции не только служит проверке умственной половой зрелости, но и является школой, которая развивает юные умы и в которой она сама развивается как культура. На известные в русских деревнях посиделки молодых людей, где задавались загадки, приходила молодежь разного возраста, так что старшие и более развитые передавали свои эзотерические знания младшим, учили их понимать загадку и при этом правильно на нее реагировать. Загадка – это традиция сексуальной культуры. Рассмотреть ее позволяет контекст уже реконструированной картины.

Помимо содержания сексуального образования, важно и правильное реагирование на него – тут наряду с обучающей возникает воспитательная задача. Загадка воспитывает эвфемистическое реагирование и умение правильно откликаться на шутку. Шутка – отнюдь не естественное явление, это явление культуры, она нуждается в культивировании. Не исключено, что происхождение культуры шутки в принципе связано с сексуальным воспитанием. В общем, ритуал загадывания загадок – это школа, воспитательный институт жизненной важности для общества. Тут отчетливо раскрывается интимная связь между функцией, формой и содержанием, которой нет ни в каких других обстоятельствах загадывания загадок, а также привилегированность определенного рода содержания для загадки.

В ущербной фазе традиции утрата исходной функции при сохранении памяти об исходном содержании ведет к опохаблению загадки. Естественно, похабная загадка сегрегируется, отмечается как особый вид, пригодный лишь для ограниченных обстоятельств. Так возникает категория «нехорошей загадки». Но четких границ между похабной и эротической загадкой нет – не в формальном смысле, а по существу: загадка явно провокативного характера, как мы вскоре увидим, имеет важную функцию в рамках полноценной культуры загадки.

Итак, мы можем, кажется, с высокой степенью вероятности реконструировать следующее положение относительно условий возникновения и полноценного функционирования загадки. Загадывание загадок в подходящих условиях вырисовывается как школа передачи, выработки и утончения культурно необходимых установок на пути к браку, а отнюдь не знаний вообще, и проверка культурно-половой зрелости, а не остроты ума. Необходимость загадки как таковой имеет основание в табуированности содержания, которым она оперирует. Знания о сексуальном, введенные в поле сознания, то есть ставшие культурными знаниями, не могут быть даны напрямую, но они должны быть переданы и поддержаны. Культурная форма такой передачи обеспечивается эвфемизмом. Инстинкт облагораживается культурной традицией. Передача такого знания, разумеется, опирается на пререфлексивный рудиментарный опыт, имеет место на основе инстинктивной, а в своем выражении – на основе игровой. Культурная передача переводит биологический инстинкт в игру воображения и чувства юмора. Ни один другой вид знания – священного и табуированного – не требует игривости.

Приведем сказанное к следующей краткой форме:

(p) Эвфемистическая манера речи, соблюдение табу являются культурным условием воспитания и проверки умственной половой зрелости.

(q) Социальная функция загадки – служить культивированию и проверке умственной половой зрелости на пути к браку дает единственное объяснение взаимной необходимости таких ее фундаментальных свойств, как избыток сигнификации, морфология в качестве фигуры сокрытия и связанность выразительных средств единой компактной смысловой областью.

Интимная связь наиболее полной морфологической структуры народной загадки с сексуальной смысловой областью не означает, что вся народная загадка во всех ее разновидностях подразумевает эротическое содержание. Дело обстоит следующим образом: 1) существует обширная категория загадок, которые намекают на эротические предметы, не раскрывая их, играя в намеки-сокрытие; 2) эта категория соответствует морфологически наиболее богатому виду загадки, который является семинальным, потому что по отношению к нему все остальные виды являются производными и более простыми, то есть продуктами его распада; 3) эта категория является классической и, можно догадываться, свидетельствует об архаическом типе загадки и поэтому более всего говорит как о жанре народной загадки, так и о ее генетическом коде. Подчеркнем это обстоятельство: классика загадки, ее наиболее совершенная форма, совпадает с ее архаикой.

Все загадки, находимые в данном языковом или диалектном корпусе, – включая и самые полнозначные, и отклоняющиеся от этой полноты вплоть до самых элементарных, – являются участниками сквозной системы родства, обеспеченной единым запасом мотивов и парадигм. Это означает, что и те загадки, которые не имеют эротического содержания несут генетическое свидетельство своего происхождения от загадки, наделенной наиболее сложной структурой и, соответственно, эротическим содержанием. Эта ситуация логически необратима, то есть нельзя предположить, что сложная загадка развилась из элементарной путем усложнения и в ограниченном масштабе обрела эротический характер. Если бы это могло быть так, то не было бы оснований для единого и умещающегося в рамки ограниченной классификации поля мотивов, для общей системы мотивного родства в каждом корпусе загадки. Существование такого поля свидетельствует о единой генетической основе. В противном случае область описаний загадки была бы разомкнута так же, как область разгадок. Чтобы опровергнуть вывод о характере исходного предпочтения, нужно отыскать другое, которое проливало бы свет на селективность и классифицируемость метафорических средств загадочной фигурации и при этом объясняло бы необходимость функциональной структуры фигуры сокрытия.

18. Психология загадывания загадки, или Три способа подразнить. Компетенция в разгадывании загадки

Шарю я, пошарю, до правды дошарю…

По сравнению с представлением о морфологии загадки, разработанным филологической школой (Петш, Тэйлор), мы продвинулись в том, что выяснили более глубокую функциональную структуру нашего предмета. С этой позиции можно разглядеть основные функциональные разновидности загадки, совокупность которых обеспечивает внутреннюю жизнь жанра.

Среди собраний загадок, изданных в ХХ веке, есть более обширные, чем известные когда-либо ранее, но более ранние собрания чаще включают загадки с очевидными эротическими намеками в сочетании с характерными для жанра поэтическими качествами и архаическими чертами. Таковы собрание мекленбургских загадок Рихарда Воссидло (1897; в дальнейшем В), собрания русской загадки И. А. Худякова (1861; в дальнейшем ИАХ) и Д. Н. Садовникова (1876).[26] Они распределяются по следующим видам.

Основным видом будем считать загадки, которые не выставляют напоказ сексуальных намеков, так что посторонний их может не заметить; они заговорщически подмигивают лишь посвященному, и от однажды посвященного в их тайны они своего секрета не укроют:

ИАХ1. Стоит горница / Об одной окольнице. – Анбарушка.

ИАХ4. У деда под крыльцом / Висит дубина с кольцом, / Налита свинцом. – Безмен.

ИАХ26. Шуба-то нова, / Да на подоле-то дира. – Бочка.

ИАХ63. У нашего соседа конь саврас / По колени увяз. – Воротный столб.

ИАХ84. Кругло, горбато, / Около мохнато, / Придет беда, / Потечет вода. – Глаза.