Дневники Льва Толстого - Владимир Вениаминович Бибихин
Вы догадываетесь, какая открывается возможность: скажу на примере. Ребенок ценит дорожку, она заманивает его бежать по линии, прямой, косой, ломаной. Мы не видим, чтобы животных так же завораживала дорожка, они вслед своему нюху ее нарушают, по-всякому пересекают.
Из этого наблюдения мы догадываемся, что, наоборот, открытое пространство луга, которое тоже приводит в восторг ребенка, манит его не свободой движения, а снятостью линий. У животных, наоборот, пространство на открытом лугу прочерчено линиями их интересов. Так доска привлекает написанными чертежами, но вытертая тоже, своей открытостью. Ценится сцена с богатыми декорациями, расписанная, и есть театры с подчеркнутым отсутствием декораций.
Нашему существу, таким образом, принадлежит захваченность метрикой. Нашему существу принадлежит также захваченность отсутствием метрики, непрочерченностью линий.
Теперь важное, не упустим то, что мы едва за краешек схватили.
До сих пор, говоря о расписании, мы имели в виду схему, которая вводит биологию в колею. Например правила расстановки запятых, в русском языке вокруг однако, перед чтобы, чем. Правила движения человеческих масс, они могут без спроса до границы, но не через границу. Мы справедливо сопротивляемся им, насколько можем, и примирения здесь не будет никогда, бунт против расписания, любого, не прекратится. Грамматисты, пограничники всей энергией и страстью своего тела стоят на защите правил, границ. То ли это, что Толстой называет, математика это физика? У стража вся его физика служит геометрии: не пропустить через черту.
В свете этого, что математика встроена в наше биологическое существо, различение Дильтея между науками о природе и науками о духе не было различением, не могло быть различением! Загадочный старец говорил о двух полюсах чего-то одного. Он косноязычил. В его распоряжении не было слова такого размаха и глубины, как у Толстого; вообще неясно, был ли вообще, если говорить об инструменте, у кого такой как у Толстого, в его эпоху. Россия вообще тогда была богаче всех областей мира, кроме – под большим может быть, и то скорее в потенции, чем в данности – может быть, Северной Америки.
Общие нелепые недоразумения развеять легко. Профессиональная психология, бихевиоризм на своей широкой опытной базе, включая зоопсихологию, теперь этология, слышит в описательной (против описания собственно возражений нет) психологии Дильтея об интуиции, интроспекции и отметает как путающуюся под ногами кустарщину: вглядывание, вчувствование посадит в каждом конкретном случае, будет потерян обзор, статистика, объективность (всё будет отдано симпатии). Недоразумение здесь то, что интроспекция (интуиция, симпатия) Дильтея занята не предметом, а наблюдателем.
Трудный ли вопрос: что происходит, когда предмет изучения сам изучающий? Легкий. Трудно другое, не упустить при этом всего изучающего, не заменить реального наблюдателя в его живой полноте одним из его конструктов. Если бы Дильтей не умел вглядываться в глядящего, объективно видеть субъекта, узнавать субъекта в объекте (узнавать себя), мы бы к этому времени уже давно о нём забыли.
Наука, она то же что Sachlichkeit, для Дильтея святое дело. Почему бы тогда и не объяснительная, т. е. дедуктивная наука. В ее операциях ничего собственно плохого нет, кроме необъяснимости духа. Необъяснимости? Скажем точнее: дух объясним, но не от причин, а от целей. Есть однако и целевые причины?
Дильтей скажет: это казуистика, смотрите в суть дела. Она в том, что в факте не написана причина, она к факту добавлена. А мы хотим обойтись без этой добавки с потолка, остаться при чистом факте. Мы продолжим придирки: а ведь в самом акте выделении факта из потока уже содержится причина, а именно причина выделения. Это конечно еще не прямо причина факта, но уже рамка для ее установления. А? Опять стало быть Дильтей небрежен? Или он и тут скажет, что это крохоборство, нелюбимая Аристотелем μικρολογία. Да, и добавит, что философия прячется, как отшельник в лесу и на горах, что гладкой дороги к ней нет и препятствия расставляются нарочно. Смотрите в суть.
Суть в том, что предмет Geisteswissenschaften как раз этот акт высвечивания, выделения факта из потока. Такой акт не бывает без того чтобы факт высветился и сам. Еще раз, это важно: Дильтей описывает не факт, который высветился, а выступание на свет. Свет связывает в целое[27], что? Факт? Он в момент высвечивания стал другим, глаза уже изменились, и он успел втянуть в себя и высветившего, и массу других вещей. В основе Geisteswissenschaften не явления духовной жизни, а их связь. Связь обеспечивает прежде всего просто элементарно то, что не всё исчезает в потоке, а допустим я через минуту всё еще тот же, т. е. признаю себя тем же, связал себя. А разрывы могут быть в основе Geisteswissenschaften?
Разумеется. Ведь они фиксируются как разрывы только на основе связи. Со связью ничего не делается, есть она или нет ее. Она из тех вещей, которые могут спокойно не существовать, а скорее всего так собственно в чистоте никогда и не существуют.
Чисто формально говоря: если связь не существует, то ее не удастся и определить. Тем не менее мы уверенно говорим о ней, на каком основании? На основании опыта, нашего интимного, связи или бессвязности, чаще или обычно или всегда, конечно, бессвязности.
Кстати, маленькое упражнение. Кто надеется всё-таки определить связь, пусть начнет с определения бессвязности, связь будет ее отсутствием. Интересно посмотреть, что у вас получится.
Дальше сильный ход Дильтея. Только кажется, что вне связи масса всего, целый еще не попавший в связь поток, масса неупорядоченного материала. Жизнь не комплекс, а связный комплекс[28]. Связь здесь сначала дана, так сказать раньше жизни; иначе жизни просто нет. Школа Дильтея – школа догадки об этой связи, отвыкания обращаться с материалом так, что сначала мы видим кучу вещей, и чтобы не тосковать от беспорядка, вносим в них закон. Где-то, допустим, эта деятельность наверное нужна, среди свалки, на складе. Не в жизни, где свалки сколько угодно, но на упорядочении извне стоит запрет, потому что за что здесь ни возьмешься, всё, каждый факт, тем более каждый акт идут от связи и складываются из наслоения связей. Позвольте пример из нашего общего опыта: всё равно что вводить в России порядок, когда ее беспорядок создан как раз наслоением попыток упорядочения. Продолжим сравнение: упорядочение России всегда будет наталкиваться
