Дневники Льва Толстого - Владимир Вениаминович Бибихин
Оно бежит (по коридору), стремясь к кругу в хорош[ем] проводнике. (Там же)
Для проявления электричества нужна разница полюсов. В этом смысле толстовская дефиниция верна: электричество как проявившееся, ставшее током, освобождено от всеобщей двойственности. Его движение это стремление разведенных полюсов снова соединиться, замкнуть круг. Оно движется поэтому только когда не может это сделать сразу, ему устроен коридор.
Тела-силы, вернее силы-тела. «Телом мы называем единицу точек сил» (там же). Тело это наша мера ощущения силы. Та же сила, не ощущаемая нами, и не называется уже нами телом, а лучше бы для Толстого если бы называлась, но он держится сложившегося языка, не вводит новой терминологии. Отнесение всего видимого и невидимого в мире к одному понятию силы имеет не в последнюю очередь тот смысл, что всё нас касается, относится к нашей непонятной нам работе, которая главная в нас и для нас, хотя мы, как пчелы, воображаем себе свои цели.
Плотные точки сил в земле производят плавление металла.
Разреженные и более интенс[ивные] производят растения, организмы.
Еще более разреженные и интенс[ивные] производят явления, не ощущаемые нами. (Там же)
Художественная работа Толстого идет на тонкой грани ощущаемого. Она располагается в том же ряду действующих сил, силовых действий, что и расплавление магмы под землей.
И вот наконец очень крупный ход Толстого, на уровне современных проблем обоснования наук. Законы прилагаются к телам, массам, словом единичностям. Единичность устройства всего однако вовсе не очевидна. В нашем внутреннем опыте если единичность вещей, событий, настроений дана, то ничуть не в меньшей мере, чем туманность, размытость, неопределенность.
12 Фев. [1873]. Физика. Весь узел в единичности, какую мы принимаем {в смысле: постулируем, гипостазируем, почему-то берем на веру без опытного и теоретического подтверждения}. Притяжение пропорционально массе. Массе чего? Чего? Ответят – атомов. Отдельных? то они бесконечно малы и потому равны. Стало быть, нет пропорциональности молекул? Каких? Они тоже бескон[ечно] малы {т. е. из микростроения вещества, его начал, структуры не следует, стало быть единицы, единства идут не оттуда}.
Химическое сродство атомов чего? Кислорода, азота и т. д. Почему азот и кислород единичны. Почему эфир единица. —
В самом деле. Почему на микроуровне сплошность вещества, однородность по их малости частиц, грубо говоря допустим протонов, нейтронов и электронов, они в кислороде и азоте одни и те же, а на уровне нашей речи, скажем, мы успешно оперируем кислородом, азотом?
На чём основано подразделение единиц тел?
Вопрос Толстого.
Ответ Толстого:
На физическом строении человека.
Кислород и азот отчетливые единицы только на том основании, что наше тело может дышать и что оно может задыхаться. Где оно дышит, это кислород, где задыхается, азот. Упрощенный пример, но все основопонятия науки тянутся от нашего опыта, от нашего тела.
Поэтому только по недоразумению можно второй раз ставить предметом своего рассмотрения то, что уже с самого начала и было основанием всех моих мнений и воззрений.
1866. 11 Февраля. Москва. Все человеческие науки, которые имеют своим объектом человека, обречены бесцельности и болтовне. Философия. История. Юриспруденция. (Зап. кн. № 3)
1868 г. 25 Октября. 1) Показать, что люди, подчиняясь зоологическим законам, никогда не познают этих законов и, стремясь к своим личным целям, невольно исполняют законы общие. И показать, каким образом это происходит. В особенности заметно при переворотах. (Разврат, останавливающий размножение людей там, где избыток населения.) Спасительный клапан везде. Березы. (Там же, запись подряд)
I-7
(17.10.2000)
Поскольку вы заметили, что Толстой принадлежит к философии жизни (слово жизнь было – в противоположность машине, в порядке критики идеализма, под влиянием биологии и по другим причинам – словом эпохи, как после Первой мировой войны факт, как в 1950 году язык, как сейчас, со скидкой на всеобщую бледность, виртуальность, так что если человек оказывался философом, он тем самым оказывался Lebensphilosoph), и поскольку Вильгельм Дильтей уже упоминался, сравним их. На 5 лет младше Толстого и умерший через год после него, он только постепенно проступал как второй или первый, кто с честью и с победой выдержал философствуя волну позитивизма.
Отец Дильтея был богослов реформированной церкви. Первые его студенческие занятия были богословские в Гейдельберге и Берлине, потом философия. Экзамены сдавал по богословию и философии, учительствовал в Берлине, но не очень долго. Сила, талант, энергия – как сказать? – толстовские. Упрямая царственная небрежность. Крепкое поколение, выросшее на общеевропейском взлете середины века, обозначим начало условно 1848 годом, конец – запоздалой русской реформой 1861 года, после чего, после важного, успевшего сформировать поколение двенадцатилетия, остывание исторической энергии. Его занятия: история христианства, философия, литература, музыка – и новые науки, биология, социология, науки о человеке, психология, физиология. Сотни обзоров литературы и эссе, «неисчерпаемая продуктивность». – В 31 год доктор, право преподавания, кафедра в Базеле в 1866 году, в Киле в 1868-м, Вроцлаве – 1871-м. В 1882 году после Р. Лотце («космотеория») в Берлинском университете, и там остался. Но в отличие от Толстого – спокойная академическая жизнь, полная отдача труду. – Он изобретатель термина, Geisteswissenschaften. Как бывает, пока мир усваивает нововведение, изобретатель охладевает к нему. Второй намеченный том «Введения в науки о духе» так и не появился. Его новое увлечение – психология, и именно описательная и аналитическая, в смысле – оцените пуританскую сдержанность терминов – основанная на интуиции и симпатии, сопереживании, работа 1894 года. Опять же, как часто бывает, его уже последняя большая работа, Der Aufbau der geschichtlichen Welt in den Geisteswissenschaften[22] (1910), тоже неоконченная, считается «другим Дильтеем», скажем об этом.
Педагогическая мысль. Оба этому много отдавали, но, так сказать, опять не их черта, а их эпохи: дело шло к обязательному образованию. – Национальная мысль. Как Толстой уютно себя ощущал в русском, так Дильтей в немецком (Studien zur Geschichte des deutschen Geistes[23]). Тут им обоим повезло. Принадлежать к двум таким народам, и как раз в эпоху их роста, силы.
Толстому совершенно не повезло в одном. Он отшатывался – считал недаром совершенно пустым Гегеля, – точно как Дильтей, от систематики, конструкции, спокойно оставлял сложные вопросы без ответа. Дильтея долго считали просто чутким наблюдателем вещей, эстетом, но к счастью нашлись ученики и издатели, да просто коллеги, которые догадались, какая строгая феноменология вела этот ум. А Толстой? Как всё в России, отстает (хорошо если не как электроника: навсегда) и изучение
