Майя Тугушева - Под знаком четырёх
Но как явственно эти подначки-аллюзии и прямые указания на «источник» свидетельствуют о перемене времени на нашем читательском «дворе»! Огюст Дюпен и Шерлок Холмс силой своих аналитических способностей возвышаются над всеми нами, так сказать, уотсонами. Но в наше время — внушительно говорит Кристи — все читают детективы, как во времена По читали Вальтера Скотта, а в эпоху Дойла — Роберта Луиса Стивенсона. И вот в роли сыщиков-детективов успешно подвизаются домашние хозяйки, старые девы, конторские служащие и все, кому не лень, — и опять в этом утверждении чудится ироническое снижение образа Великого Сыщика, как в упоминании о сэре Артуре Конан Дойле, величайшем авторитете — нет, не в области детектива, а в сфере спиритизма, вот, мол, к кому надо обращаться за консультацией по всем потусторонним проблемам.
Впрочем, мелкие и не очень мелкие выпады против мэтра, как мы видим, не мешали Кристи широко заимствовать у него, а также у других предшественников, например американки Анны Кэтрин Грин, которую теперь, не совсем последовательно, называют «американской Агатой Кристи», хотя Грин вошла в литературу за сорок с лишним лет до будущей королевы детектива. Первый роман Грин опубликовала в 1878 году, последний — в 1923-м. Поражает их динамизм, краткость и хорошо сконструированный компактный сюжет. У Кристи мы видим то же: роман состоит из двадцати семи-тридцати коротких, пружинистых, стремительных глав. Грин последовала примеру Эдгара По в дюпеновской серии — ввела в повествование одного постоянного детектива, Эбенезера Грайса. Усвоила она (и «передала» Кристи) некоторые технические приемы По: Грайс внимательно изучает обрывки записки (то же мы встречаем потом и в рассказе Дойла «Рейгетские сквайры»), определяет величину пули, проводит медицинский осмотр тела убитого, с последующей реконструкцией картины убийства, например, как, с какого расстояния, из какого положения был нанесен роковой удар. Все это прекрасно использовал в шерлокиане и Дойл, но следует помнить, что впервые эти приемы детективного расследования оживила через тридцать с лишним лет после Эдгара По именно Анна Кэтрин Грин. В романе «Дело Ливенуорта» (1878) она представляет читателю и графическую иллюстрацию-пояснение, план расположения комнат в доме, где произошло убийство, и такой же подробный, наглядный план составляет для нас Кристи в романе «Убийство Роджера Экройда».
Сыщик у Грин — человек скромный, совсем обыкновенный, не утонченный аристократ духа, как Дюпен или Холмс. Тут Грин, очевидно, следует по стопам Диккенса и Уилки Коллинза — Грайс больше напоминает инспекторов Бакета и Каффа. Но если в отличие от Бакета Грайс даже помыслить не может о такой фамильярности, которую позволяет себе тот в разговоре с сэром Лестером Дедлоком, то все же и он человек своеобразный. Грайс, например, никогда не смотрит на того, с кем говорит. Он внимательно, очень внимательно слушает собеседника и в то же время «тихо и доверительно совещается с кончиками собственных пальцев». И как мы сразу узнаем Эркюля Пуаро по его неизменному упоминанию о маленьких серых клетках, так читатель А. К. Грин сразу же понимал, что перед ним мистер Эбенезер — по его взгляду, устремленному на дверную ручку или настольную лампу, но никогда — в глаза собеседнику.
Но, самое главное, Агата Кристи, явно следуя примеру Грин, ввела в свой детективный обиход женщину-сыщика. Так в романе «Дело за соседской дверью» любителем-детективом была старая дева Амелия Батенуорт, которая следит из своего окна за посетителями таинственного особняка напротив, а это сразу же заставляет вспомнить о мисс Каролине Шеппард, которая столь же неукоснительно наблюдала за самим Эркюлем Пуаро и его посетителями. Правда, познакомившись с мисс Каролиной, Пуаро сразу воздает должное проницательной и очаровательной пожилой леди, не то что Эбенезер Грайс. Он сначала не склонен принимать всерьез усилия мисс Амелии и даже деликатно советует ей заниматься «своим женским делом». Но когда мисс Амелия сообщает ему о своих наблюдениях и собранных уликах, Грайс покаянно и чистосердечно признает ее первенство и благодарит за то, что она уберегла его от роковой ошибки: он едва не арестовал невиновного. Мисс Амелия Батенуорт — предшественница и мисс Джейн Марпл, которую полицейский инспектор Крэддок не шутя считает лучшим сыщиком в Англии.
Была у Грин еще одна «сыщица» — молодая и красивая Вайолет Стрэйндж («Золотая туфля», 1915), которая «вращалась» в изысканном нью-йоркском обществе, что было очень на руку частному сыскному агентству: оно платило мисс Вайолет большие деньги за ее зоркую наблюдательность и аналитические способности. И поразительно, до чего похожа на Вайолет героиня Кристи Эмили Трефусис. У Эмили тоже есть детективный талант, она тоже, как Вайолет, спасает от осуждения своего безвинно арестованного жениха и находит настоящего убийцу, и помогают ей в этом «решительность, логика и ясная голова».
Но тут в памяти читателя возникает другая Вайолет — мисс Хантер из «Медных буков» Конан Дойла. Между прочим, сам Шерлок Холмс восхищался сообразительностью мисс Хантер, которая помогла разоблачить злодея. А так как рассказ «Медные буки» был написан Дойлом в начале 90-х годов прошлого века, то вполне возможно, что Анна Кэтрин Грин свою героиню позаимствовала у Конан Дойла точно так же, как Эдгар По «подарил» Грин свою новацию, «убийство при закрытых дверях», ставшую потом обыкновением у Агаты Кристи. Но Кристи подновит этот стереотип — у нее он нередко будет называться «Убийство во время приема», или, попросту говоря, вечеринки.
Конечно, А. К. Грин откровенно предлагала читателю игру на сообразительность, и в этом ей наследует Агата Кристи. Каждый ее роман отчасти напоминает шахматную задачу, например постоянным использованием одних и тех же стереотипных «фигур». Во-первых, это молодые девушки. Если они белокуры, как Флора Экройд, или рыжие, подобно Джинджер[23] из романа «Конь Блед» (1961), то можно почти с уверенностью сказать, что перед нами человек положительный. Такие девушки обладают умом, волей, решительностью, они верны в дружбе, часто способны на самопожертвование.
Брюнетки способны преимущественно на страсти роковые, измену, предательство, а то и убийство. Затем идут колониальные военные в отставке, деревенские сквайры, проницательные семейные поверенные, легкомысленные и падкие на материальные соблазны светские красавицы, богемного типа молодые люди, склонные к мотовству и потому постоянно пребывающие в долгах. Часто они — беззаботные, а бывает и злокозненные наследники больших состояний, иногда они — секретари, свободные художники, журналисты. Все эти образы как бы отклишированы раз и навсегда и переходят из романа в роман, но от этого очередное произведение Кристи не становится менее увлекательным, главное у нее — комбинации фигур и их непредсказуемые ходы в игре, а они могут быть бесконечно разнообразны. Никогда не скучно играть в шахматы одними и теми же фигурами. Точно так же никогда не скучно читать и романы Кристи, несмотря на постоянство, даже стереотипность психологических состояний, характеров и положений, несмотря на то, что герои, как правило, действуют и размышляют на уровне общераспространенного и общепринятого суждения. Они — выразители тех вечных истин, которые не меняются в житейском коловращении: добро — это хорошо, а зло — плохо, смелость, благородство, верность должны побеждать, хитрость, коварные уловки, преступные наклонности и действия должны быть выведены наружу, осуждены и наказаны. И все это говорится просто и доходчиво, как в сказке, и тоже на уровне общепринятого понимания. И, как в сказке, Агата Кристи иногда прямолинейно и весьма безыскусно соотносит внешнее и внутреннее: маленькие, как бусинки, глаза заставляют подозревать в их обладателе хитрость и коварство. Узкие, плотно сжатые губы — признак скупости, обилие «желтой вышивки» в убранстве гостиной, конечно же, обличает дурной вкус хозяйки дома, и наоборот: хорошие гравюры и выцветшие занавески определенно указывают, что хозяйка — бедна, но «настоящая леди». Кристи сама признается: «Когда я начала писать детективные романы… во… время войны 1914 года, злодей не был героем, враг всегда был злодеем, а герой — неизменно воплощением добродетели. И все это излагалось с откровенной и несколько грубоватой прямотой. Мы тогда еще не были подкованы в психологии, и я была как все те, кто писал такие книги или читал их». Позднее она нередко бросает вызов общепринятости, шаблонности суждения, как, например, в романе «После похорон»: читатель уже проникся уверенностью, что раз молодой Джордж может растратить казенные деньги, значит, он убийца, но убийцей, как всегда у Кристи, оказывается наименее подозреваемое лицо, и писательница словно предупреждает: по «внешности» судить нельзя. И все же она была привержена психологическим клише не меньше, чем Дороти Сейерс и Марджери Эллингэм, две другие известные «королевы детектива». Все трое работали в традиции По и Дойла: сыщик-любитель, тайна убийства, ее расследование и заключительное объяснение. Однако так сильно было обаяние неповторимой личности Холмса, что все они просто вынуждены были, не имея возможности создать образ столь же могучей привлекательности, изобрести некое кардинальное отличительное качество в характеристике своего сыщика. Поэтому лорд Уимси у Сейерс, хотя и унаследовал от Холмса знаменитую трубку, а от Дюпена — долгие рациоцинации, должен был, вопреки Холмсу, скептически взирающему на знатных господ, быть светским человеком, чей «бархатный баритон» так шел ко всей его лощеной, импозантной внешности. Ту же самую задачу решала и Марджери Эллингэм. Ее сыщик-любитель, Альберт Кэмпион, — бледнолицый, молчаливый, щеголевато одетый молодой человек в роговых очках, тоже несколько напоминает Холмса, например худобой, наблюдательностью, некоторой рассеянностью в спокойные минуты. Но при этом Кэмпион очень дружески относится к полицейским Скотланд-Ярда, хотя иногда с поистине холмсовской иронией может сказать об инспекторе Оутсе: «он всегда самым рьяным образом берет самый легкий след». При этом Кэмпион свято верит в непогрешимость английского закона, который, если совершено убийство, «гарантирует» преступнику «безжалостное преследование и неотвратимое наказание» («Смерть призрака»). Эллингэм тоже часто использует прием Эдгара По: «Убийство в закрытой комнате». Все же ни Сейерс, ни Эллингэм, наделенные значительным талантом, не были столь популярны, как Агата Кристи, ибо массовый читатель прежде всего ценит увлекательность повествования. К этому прибавьте умение Кристи вести диалог и талант «обманывать» ложными посылками, перемежая их крупицами истины, и неуклонный стремительный «бег» сюжета к финалу, «когда эти рассеянные там и сям частицы правды вдруг соединяются в четкий, геометрически правильный узор». Все ненужные подробности отсеиваются, все, что было непонятно, проясняется, и тем самым бывает удовлетворена первейшая потребность рассудка — стремление обязательно упорядочить отрывки сведений в цельное логическое знание. Читателю всегда было интересно читать, а ей — сочинять, а что касается способности к вымыслу, то она, по ее собственным словам, могла изобретать сюжеты и воплощать их в книги до умопомрачения.
