Рюрик Миньяр-Белоручев - Как стать переводчиком?
Так вот, знание лексики, грамматики и фонетики и составляет языковую компетенцию, а умение свободно выражать свои мысли на том или ином языке — речевую компетенцию человека. Напомним вам, что язык — это система, которую сумели открыть, а элементы которой разложить по полочкам ученые–лингвисты, внимательно анализировавшие речь человека. А речь — это реализация языка как системы в повседневном общении. И тот, кто владеет речью, владеет и речевой компетенцией. Поэтому речевую компетенцию в родном языке имеет подавляющее число живущих на земле людей. Они овладели ею, поскольку это заставила сделать их жизнь, языковое окружение.
Когда мы начинаем учить иностранный я з ы к, дело обстоит сложнее. Его изучают обычно в своей стране, и у человека нет насущной необходимости изъясняться на иностранном языке. Попытки искусственно создать такую среду особого успеха не имеют. Поэтому преподаватели чаще всего растолковывают ученикам правила превращения иностранного языка в речь, которые те и заучивают, а в результате отдельные, особенно прилежные школьники приобретают не речевую, а языковую компетенцию.
Ну, а если для изучения иностранного языка поехать в страну, где все говорят на этом языке? Тогда можно добиться больших успехов, но и при этом важно не общаться с находящимися там соотечественниками. Впрочем, все равно вы будете долго, а может быть и всю жизнь делать грубые ошибки в речи под влиянием родного языка. Такие ошибки вызываются интерференцией (т. е. столкновением) н а в ы к о в, сформированных ранее, со вновь обретенными.
В свое время мне приходилось неоднократно работать с нашим замечательным писателем и публицистом Ильёй Григорьевичем Эренбургом. Первый раз мы с ним столкнулись на встрече Н. С. Хрущева с делегацией сторонников мира Франции. Имя Н. С. Хрущева в то время было очень популярно, потому что он впервые за много лет советской истории открыл страну для иностранцев. В то же время он был незаурядным оратором. В своем выступлении Н. С. Хрущев привел слова В. И. Ленина о том, что при коммунизме люди будут строить из золота нужники. При переводе на французский язык слово «нужник» я перевел как «туалет». После приема И. Г. Эренбург подошел ко мне и упрекнул в неточности перевода. Мы немного поспорили по этому поводу, но это не помешало возникшим между нами отношениям доверия.
Позже в Варшаве, где происходило очередное заседание сторонников мира, И. Г. Эренбург пригласил меня поужинать в ресторане нашей гостиницы. Коротая свободный вечер за столиком, вокруг которого сновали польские официанты европейской школы сервиса, И. Г. Эренбург, не жалея злотых, которые он получил за издание своей книги в Польше, рассказал мне, как он выучил французский язык. Оказывается, сразу после окончания гимназии ему взбрело в голову отправиться в Париж, не имея ни сантима (мелкая денежная единица Франции) за душой. В Париже ему ничего не оставалось делать, как соглашаться на любую, самую малопривлекательную работу, чтобы выжить. В результате он познал самые сокровенные тонкости французского языка, который понимал всю жизнь, как прирожденный француз. В то же время он допускал во французском языке элементарные грамматические ошибки в роде существительных, согласовании времен, которые бы никогда не простили своим ученикам строгие экзаменаторы из наших учебных заведений.
Так вот, И. Г. Эренбург, узнав о моих повседневных поисках на поприще преподавания французского языка, сказал: «М о л о д о й человек, не мудрите, не придумывайте особых методов обучения; для того чтобы выучить иностранный язык, надо очутиться в чужой стране и выжить!». Потом он, улыбаясь, добавил: «В крайнем случае посоветуйте своим студентам найти подружек, говорящих только на французском языке, это тоже может помочь».
М о е знакомство с удивительным человеком И. Г. Э р е н б у р — гом, которое длилось несколько лет в различных командировках, запечатлено в книге, которую я храню в своей библиотеке, с загадочной надписью: «À Monsieur Rurik le Main blanc. Cordialement. I. Erenbourg». Загадочной, потому что артикль мужского рода перед словом женского рода в ней напоминает то ли о несовершенстве языковой компетенции, то ли о высокой речевой компетенции писателя, и уж во всяком случае — об их тесной взаимосвязи. И если простительны естественные языковые огрехи в иностранном языке непрофессионалам, то они вопиют в работе переводчика, знание двух языков и свободное владение ими для которого и определяют его компетентность.
3. ПОЧЕМУ ПEPEBОДЧИКУ МАЛО ОДНОЙ КУЛЬТУРЫ?
Как вы уже понимаете, компетентность переводчика не ограничивается языковой и речевой компетенциями. Перевод будет полноценным, если переводчику удалось познать глубины культуры того народа, на знание языка которого он претендует. Язык отражает национальное видение окружающего мира, его своеобразие, связанное с географическим положением страны, ее историей, религией, традициями и обычаями. Так, у французов суп едят только вечером, а днем в обеденное время он не значится ни в каких меню. Американские студенты без зазрения совести валяются на полу самых престижных университетов, и профессуре, проходя по коридору, приходится перешагивать через их тела. В Бельгии считается неприличным чихать в городском транспорте. И т. д., и т. п. И с такими «мелочами» сталкиваешься на каждом шагу, хотя иногда они и ставят иностранца в неудобное положение.
Помню, как в 1980 году нашу небольшую делегацию послали во Францию для того, чтобы на встречах с членами Общества дружбы Франция — СССР разъяснять необходимость ввода советских войск в Афганистан. Как всегда, делегация состояла в основном из идеологических работников, знание французского языка для которых считалось второстепенным делом. Для их подкрепления в делегацию включили и меня. Не знаю почему, но мне и еще одному члену делегации визы вручили с опозданием. В Париже на аэродроме «де Голль» нас специально встречали два местных функционера. Ими я был срочно доставлен на вокзал для отправки поездом в Нант. В чем дело? Оказывается, глава делегации вместе с редактором одного московского журнала уже находятся в Нанте, обмениваются улыбками со своими хозяевами, но «вести разъяснительную работу» среди населения Франции не могут, так как не знают французского языка.
Встретившие меня функционеры покупают мне билет на экспресс «Париж — Нант» и объясняют, что я могу войти в любой вагон и занять любое свободное место. Надо сказать, что для меня это была далеко не первая поездка во Францию. Поэтому я достаточно самоуверенно выбрал вагон в середине состава и уселся на одно из наиболее, с моей точки зрения, удобных мест. За несколько минут до отхода поезда в вагон входит симпатичная француженка и направляется ко мне. Самодовольный от неожиданного успеха, я приподнимаюсь с готовностью внимать ее словам. Ее слова достаточно категоричны: она просит, чтобы я освободил кресло, поскольку оно забронировано несколько дней тому назад. Не оказывая симпатичной француженке сопротивления, я все же задаю вопрос, каким образом мне должно было быть об этом известно? Ее указующий перст все объясняет. С задней стороны спинки кресла в кармашек вложена небольшая картонка, на которой написано «Réservée», т. е. забронировано. Так была поколеблена моя лингвострановедческая компетенция в области железнодорожного транспорта Франции.
В любой стране имеются свои достопримечательности, которые могут не знать жители другой страны. Вряд ли все москвичи знают, что такое Елисейские поля, буйабес или мистраль во Франции, Прадо или Гвадалквивир в Испании, Сан — Суси или «мессершмиты» в Германии. Все эти музеи, супы или самолеты представляют собой национальные реалии, которые хорошо известны и дороги жителям Франции, Испании и Германии. Они должны быть если не дороги, то хотя бы известны профессионалам, работающим с французским, испанским или немецким языком. В то же время в каждой стране есть национальные реалии, ставшие достоянием всего человечества, и любой образованный человек
должен знать Белый дом в США, гениального итальянца Леонардо да Винчи или город Хиросиму в Японии. Совершенно очевидно, что их знает и всякий уважающий себя переводчик, независимо от его рабочего языка. Но наш переводчик знает, к сожалению, и кое–что другое. Он знает, что в своей практике ему приходится сталкиваться с соотечественниками, которым, несмотря на их высокое положение в обществе, приходится расшифровывать вошедшие в золотой фонд человечества имена. Свидетельством тому может служить эпизод из моей жизни, когда в конце 50‑х годов мне выпало счастье впервые попасть в Париж, сопровождая крупного специалиста, руководителя одного из ведущих медицинских учреждений Москвы.
Приезд в Париж для человека, связавшего свою вторую по времени специальность с французским языком, с Францией, ее литературой, искусством, историей, всегда остается крупным событием. Как завороженный хожу по вечным улицам Парижа и беспрерывно говорю, говорю своему спутнику о том, что вижу, что узнаю, как невероятно знакомое, пережитое и вдруг осязаемое. Мой спутник слушает меня внимательно и время от времени перебивает мою речь вопросами. Вот некоторые из них.
