Евгений Шраговиц - Загадки творчества Булата Окуджавы: глазами внимательного читателя
Итак, Окуджава при создании этого текста пользуется маской воображаемого автора. Но песня написана не от его имени. Она поется от лица множества людей, что особенно типично для песен о войне и революции. При этом чаще, употребляя местоимение «мы», автор имеет в виду батальон, то есть содружество воевавших в нём людей без разделения по должностям и званиям, а в других случаях (в частности, в первых строчках рефрена) это местоимение можно понимать более широко, оно предположительно относится ко всему народу.
Слова «одна победа» могут означать окончательную победу в войне всей страны, и эта победа единственна, но для ее достижения батальон должен выиграть каждое конкретное сражение. Можно себе представить, что в первых строках рефрена к голосам солдат, от которых зависит результат боя, присоединяется хор всех, кого коснулась война. Таким образом, необходимость победы для народа и его готовность платить за нее любой ценой распространяется на «врастающих в землю» десантников, как на его часть. Использованный здесь Окуджавой приём названия части вместо целого и наоборот называется синекдохой. Общий, провозглашаемый в припеве, принцип превращается в установку для людей, составляющих батальон: несмотря ни на что, одержать верх в каждой ситуации, представленной в песне. В первой строфе воюющие должны выстоять там, где ничего живого уже не осталось, во второй строфе они идут в атаку под смертельным огнем.
В третьей строфе, где расширяются временные рамки и появляется взгляд на войну из мирного времени, наречие «нынче» возвращает нас в «сегодняшний день» песни, когда перед десантниками стоит очередная конкретная задача, которую они должны решить.
В песне «Белорусский вокзал» три строфы, написанные разностопным ямбом – именно разностопным, а не вольным: они метрически идентичны. Количество стоп варьируется от 3 до 6. Пятая и шестая строки каждой строфы рифмуются с началом рефрена. Он же сближает строфы друг с другом в плане ритма. Рефрен наглядно иллюстрирует мысль Ю. М. Лотмана о том, что «универсальным структурным принципом поэтического произведения является принцип возвращения»[120]. В этой песне часть рефрена, следующая за строками о цене победы, объясняет их значение по отношению к батальону и показывает, что на всех фазах войны от него ожидается одно и то же: «сражаться, не жалея живота своего». При этом в структуре песни возникает параллелизм, поддержанный общностью ритмико-синтаксических характеристик строф.
Поскольку рефрен выполняет организующую функцию по отношению ко всему тексту, интерпретацию можно начать именно с него. Первым двум строкам рефрена было уже уделено внимание. Слова «одна на всех», которые здесь относятся к победе, вызывают в памяти строки из Екклесиаста «одна участь всем».
Екклесиаст – древнейший литературный источник, где появляется мысль об общности людских судеб, различия между которыми устраняет смерть. В своих стихах и песнях Окуджава возвращается к этой мысли многократно, развивая и преобразуя ее.
Как переложение Екклесиаста звучит, например, одно из последних стихотворений Окуджавы «Вымирает мое поколение»[121].
Вымирает мое поколение,собралось у двери проходной.То ли нету уже вдохновения,то ли нету надежд. Ни одной.
Впрочем, в этом тексте Окуджава мог отталкиваться от стихотворения Г. Иванова «Всё чаще эти объявленья…»[122] из цикла «Rayon de Rayone», опубликованного в 1950 году.
Все чаще эти объявленья:Однополчане и семьяВновь выражают сожаленья…«Сегодня ты, а завтра я!»
Мы вымираем по порядку —Кто поутру, кто вечерком —И на кладбищенскую грядкуЛожимся, ровненько, рядком.
Невероятно до смешного:Был целый мир – и нет его…Вдруг – ни похода ледяного,Ни капитана Иванова,Ну, абсолютно ничего!
Эту же мысль Окуджава использует и в «Путешествии дилетантов».
Однако в других своих произведениях Окуджава отклоняется от классической интерпретации Екклесиаста. Он говорит уже не о равенстве всех людей перед лицом смерти, а о единой судьбе представителей своего поколения, с их радостями и бедами. Эта тема возникает как в ранних, так и в поздних его стихах, начиная с не включенного в авторские сборники стихотворения «Моё поколение» (1953), где он пишет о том, что ему и его современникам «высшее счастье быть коммунистами». А в «Неистов и упрям…» (1957(?)) есть такая строфа: «Нам все дано сполна:/ и горести и смех,/ одна на всех луна,/ весна одна на всех».
Здесь присутствует уже оттенок горечи, а «мы» – это люди, с которыми Окуджава себя ассоциировал. В связи с этим текстом Окуджавы приходят на ум строки Брюсова из его стихотворения «Строгое звено»: «Одна судьба нас всех ведёт,/ И в жизни каждой – те же звенья!» Началом, которое связывает людей между собой, в этом случае является не смерть, а жизнь.
А в «Белорусском вокзале» тема общности судеб переплетается с мыслью о единой для всех цели. «Всех» объединяет не жизнь и не смерть, а победа, вклад в которую внесут и те, кто погибнет, и те, кто останется в живых, о чем и говорит вторая часть фразы: «…одна на всех, мы за ценой не постоим». Смерть в борьбе за Родину традиционна для искусства и уходит корнями в древность. Ещё в стихотворении «Грибоедов в Цинандали» (1965) Окуджава написал: «…как прекрасно – упасть, и погибнуть в бою,/ и воскреснуть, поднявшись с земли!».
О том, что, погибнув, человек может оказаться победителем, говорит также Тютчев в стихотворении «Два голоса».
Рассматривая историю оборота «мы за ценой не постоим», можно отметить, что слово «цена» в переносном смысле в состав этого несколько архаичного выражения было введено именно Окуджавой. В XIX веке, как и в начале XX, говорилось: «Мы не постоим за деньгами» или «в деньгах»; правда, у Карамзина встречается фраза: «Не постоим за многое, чтобы спасти главное…»[123]. В то же время метафорическое употребление слова «цена» до Окуджавы можно было найти в поэтических текстах, например, у Блока: «ценою жизни ты заплатишь»[124] или у Г. Иванова: «И вновь мы готовы за счастье платить какою угодно ценой»[125]. Окуджава преобразовал оборот, который ранее использовался преимущественно в обиходном русском языке, добавил в него метафору, и в таком виде он «прижился» как в литературе, так и в бытовой речи.
Следующие строки припева: «Нас ждет огонь смертельный, / и все ж бессилен он» могут восприниматься как развитие идеи, стоящей за словами «мы за ценой не постоим». «Смертельный огонь» предполагает огромные потери, которые, однако, не могут остановить солдат в стремлении к победе. Как мы уже отметили, в других песнях и стихах, где нет стилизации, Окуджава никогда не говорит о войне в такой тональности. В связи с рефреном «Белорусского вокзала» можно вспомнить строки А. Твардовского: «Бой идёт святой и правый, смертный бой не ради славы, ради жизни на земле».
В последних двух строках рефрена слова: «Сомненья прочь» вызвали нарекания критика[126]: «Сомненья прочь» мотивировано не очень убедительно: какие могут быть сомнения, если есть приказ выступать?». Однако в словаре Даля слово «сомненье» истолковывается в том числе и как «раздумье», и, скорее всего, в данном контексте именно это толкование актуально. «Хватит раздумывать, пора действовать!» – таков смысл предпоследней строки рефрена. Окуджава использует не главное, а одно из возможных значений слова «сомненье», привлекая к этой коллизии внимание читателя. В других случаях этот оборот можно понимать иначе, например, у Кузмина: «…Сомненья прочь! Любви помочь/ Дано одной надежде»[127]. Внутренняя рифма «прочь – ночь» использовалась многими и является общим местом. Далее в припеве возникает название части, в которой служили герои фильма: «отдельный,/ десятый наш, десантный батальон». А. Жолковский придает большое значение присутствию в рефрене слова «отдельный», считает, что на нем стоит смысловой акцент, и предлагает свое объяснение причин употребления этого слова. В действительности Окуджава использует официальное название, которое было закреплено за любым десантным батальоном. И если Окуджава вводит в песню полное наименование батальона, это может быть связано не с попыткой обособить его, а скорее со стремлением к конкретике и документальной точности, руководствуясь которым он указывает в тексте и место, и время совершения событий. Кроме того, как уже было отмечено, в «Белорусском вокзале» десантный батальон в описываемый период выполнял функции пехоты, и поэтому не остается впечатления, будто Окуджава хотел подчеркнуть, что перед десантниками стоит специальная задача, придающая им отличный от других статус. А. Жолковский пишет: «Его отдельность богато оркестрована… анжамбан обостряет впечатление отдельности тем, что подчёркивает тяготение слова, стоящего в конце строки (здесь – отдельный), вперёд к следующей строке, туда, где находится, определяемое им слово (батальон), но куда его «не пускает» строкораздел». Теория относительно особого внимания Окуджавы к слову «отдельный» не подтверждается ни исполнительской практикой Окуджавы, ни нотной записью песни, сделанной Л. Л. Шиловым[128]. И в фонограмме Окуджавы, и в нотной записи строка: «Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный» укладывается в один такт мелодии. А если бы Окуджава хотел подчеркнуть отдельность, то он мог бы отвести слову «отдельный» целый такт, что он и сделал со словом «победа» в пятой строке, или выделить его внутри такта длительностью нот. Однако в пении нет паузы перед словом «отдельный», а после него в конце строки такая же пауза, как и в предыдущей строке. Анжамбан же в названии батальона связан с многословным идентификатором, присвоенным таким батальонам в военной документации. Что очевидно является выбором поэта в названии батальона, так это номер батальона «десятый», который рифмуется с «десантным».
