Ирина Радунская - Четыре жизни академика Берга
— Надо поменьше об этом думать, — шутя замечает Берг. — Это ясно, так что же конкретного вы сделали в этой области, начинайте с дела.
— И вот мы задались целью выявить, из каких же кирпичиков складывается процесс мышления. Ведь нельзя научить человека думать, не зная, из каких кирпичиков…
— Но это же аксиома! Это очевидно. Что дальше? Что кон-кретно-то в этой области вы сделали? То, что процесс мышления неясен, — это, к сожалению, факт, будем исходить из него. Как же вы выходите из положения? Что вы сделали в этой области, сделали отличного от других? Что нового в ваших идеях?
— Вот пример…
— Не нужно примеров. Что вы сделали кон-крет-но?
Оба сердятся.
— Каждый класс задач имеет свои кирпичики…
— Опять! Вы поймите, мы не можем, мы не имеем права тратить время на общие места. Нам надо глубоко разобраться, что делается в области психологии. У нас же сколько психологов — столько мнений. Мы не хотим ссорить людей. Но Совету надо четко уяснить, что уже сделано и что предстоит сделать. Мы должны выявить главное направление, вокруг которого надо группироваться, выбрать четкую и ясную позицию!
Берг раздосадован, взбешен. Несомненно, нечто подобное он испытывал на боевом корабле, если после команды «Огонь!» цель оставалась непораженной. Трескотня пулеметов, пороховой дым, свист снарядов, а цель как ни в чем не бывало — цела-целехонька.
Нет, он не был удовлетворен докладом. Он не получил ответа на свои вопросы. А он торопит события, он требует полной отдачи. Заминка, промах вызывают у него ярость. Огонь по цели, по проблеме должен быть ураганным, без промедления, без скидок на неопытность, на первые шаги. Он нетерпелив и напорист — его партнеры должны так же быстро и точно схватывать суть дела, должны обладать его запасами информации, его эрудицией, его накалом и гигантской трудоспособностью. Увы, такой сплав встречается редко, но он об этом не думает, а поэтому часто в своем страстном нетерпении продвинуть дело бывает нетерпим и несправедлив… Так обычный отчет превратился в поединок. Берг несколько поостыл, когда ученого сменили две его милые научные сотрудницы. Берг — джентльмен и слушал их, не перебивая. Но после первых же фраз он убедился: то, что они предлагают, не программированное обучение, а лишь один из возможных способов рационализации педагогического труда. Это аналогично многому из того, о чем уже рассказывалось на различных конференциях.
— Это все интересно, — спокойно заключает Берг, — относительно системы обучения русскому языку и английскому. Но разрешите выразить вам сомнение. То, что вы предлагаете, требует толстенных учебников. Выход ли это из положения? Учтите, у нас сейчас широкое заочное обучение, а в будущем это будет основной системой. Когда же заочнику читать ваши толстые учебники? Половина заочников не кончает обучения. Половина! А кроме того, у нас не хватает обыкновенных учебников. В стране мало бумаги. Это объективно существующий фон, о котором нельзя забывать. Вот цифры.
Берг листает свою неизменную толстую тетрадь, под стать конторской книге, и зачитывает, сколько в какой стране вырабатывается бумаги на потребительскую душу и куда она тратится. Он все предусмотрел! Он не хочет отрываться от реальности.
Ну, хорошо, допустим, ученые предлагают эффективный метод обучения языку. Первая мысль — попробовать. И вот выпускаются учебники. Тратится время, проверяется один из способов, но дорогой ценой! Это далеко не государственный подход. Берг же во главу угла ставит только эффективность. Поэтому он и держит курс на программированное обучение, прямо на революцию, а не на распыление средств и времени, на полумеры и компромиссы. Ему важна не сама по себе новая идея, новая во что бы то ни стало, а результат, который она может дать, ее польза, ее государственное значение.
ИЗВЕРЖЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ
Сколько споров в Совете вызвали труды группы психологов из МГУ. Сколько времени Берг потратил, чтобы разобраться и дать объективную оценку этой работе — напряженной, многолетней, но вызвавшей большую разноголосицу мнений в среде ученых.
Началось с того, что на глаза Бергу попалась статья современного американского физика Дайсона. Тот размышлял над проблемой формирования физического мышления — как раз над тем, что занимало мысли Берга.
Логический ход рассуждений Дайсона особенно заинтересовал его: «Преподавая квантовую механику, я сделал одно наблюдение (знакомое мне, впрочем, и по собственному опыту изучения квантовой механики), — рассказывает Дайсон. — Студент начинает с того, что обучается приемам своего труда. Он учится делать вычисления в квантовой механике и получать правильные результаты, вычисляет сечения рассеяния нейтронов протонами и всякие подобные вещи. На то, чтобы выучиться математическим методам и научиться правильно их применять, у него уходит примерно шесть месяцев. Это первая стадия в изучении квантовой механики, и она проходит сравнительно легко и безболезненно. Потом наступает вторая, когда он начинает терзаться потому, что не понимает, что он делает. Он страдает из-за того, что у него в голове нет ясной физической картины. Он совершенно теряется в попытках найти физическое объяснение каждому математическому приему, которому он обучился. Он усиленно работает и все больше приходит в отчаяние, так как ему кажется, что он уже просто не способен мыслить ясно. Эта вторая стадия чаще всего длится месяцев шесть или даже дольше. Потом совершенно неожиданно наступает третья стадия. Студент говорит самому себе: “Я понимаю квантовую механику”, или скорее он говорит: “Я теперь понял, что здесь нечего особенно понимать”. Трудности, которые казались такими непреодолимыми, таинственным образом исчезли. Дело в том, что он научился думать непосредственно и бессознательно на языке квантовой механики и больше не пытается объяснить все с помощью доквантомеханических понятий».
Это высказывание поразило Берга. Поразило тем, что как раз в это время ему показалось, что он столкнулся с разгадкой подобного парадокса. Что он встретился с учеными, которые открыли принципиально новый путь создания в мозгу человека образов и понятий. Он узнал о работах педагогов и психологов из Московского государственного университета: профессоров А.Н. Леонтьева, П.Я. Гальперина, кандидата педагогических наук Н.Ф. Талызиной и их сотрудников. Они трудились над оригинальной системой приемов обучения.
Сначала их работа заинтересовала Берга, потом озадачила, потом…
Впрочем, этот момент в отношении Берга к программированному обучению так интересен, так характерен для любых поворотов в ходе научных исследований, что на нем стоит задержать внимание.
Однажды вечером, кажется это было под новый, 1965 год, в Ленинградском университете собралось человек двадцать психологов — в Ленинград приехал Берг, и они пригласили его, чтобы обсудить проблемы программированного обучения. Это было одно из тех узких собраний, где говорят об очень специальных и глубоких вещах, и постороннему, неспециалисту, обычно трудно ориентироваться в споре. Неспециалисту, да. Но специалисту?
Когда речь зашла о работах москвичей, никто из присутствующих академиков, профессоров, докторов, кандидатов наук не мог толком изложить и оценить эти работы. Все расписались в своем неведении. Стали зачитывать целые абзацы из их статей — полное недоумение! Стали пересказывать своими словами – получалась чушь! Все говорили о каких-то «умственных действиях», «ориентировочных действиях», но никто не мог объяснить их существа и целесообразности.
Неужели только ленинградцы этого не понимают? Впрочем, на вопрос, что такое теория умственных действий, профессор Жинкин тоже отвечает: «Не знаю». Профессор Самарин что-то длинно и путано объясняет. Захаров, психолог из Совета по кибернетике, со свойственной ему саркастической манерой произносит расплывчатую французскую фразу, означающую: «Ох-хо-хо, жизнь наша распропащая».
В чем же дело?
Чем больше специалисты погрязали в споре, чем продолжительнее были их раздумья, тем больше нервничал Берг, им овладевало страстное недовольство, нетерпеливое стремление наконец добиться четкого, толкового и ясного ответа и, объединив усилия психологов в один кулак, двинуть вперед программированное обучение. Его, человека точных наук и активных действий, бесило это топтание на месте, жонглирование расплывчатыми определениями, неумение найти общий язык.
Нет, все-таки физика и математика имеют свои преимущества. Для любого математика, будь он уроженец Севера или Юга, Америки или Австралии, синус — это синус, а не косинус и не тангенс. А психологи умудряются понятия превращать в резину. Думать, учиться, приобретать навыки, анализировать — все эти слова, оказывается, могут таить в себе различный смысл. Не поэтому ли ленинградцы, да и многие москвичи не понимали психологов из МГУ? Добросовестно читая их статьи и отчеты, давали им самые различные толкования!
