Кеннет Ньюмейер - Ковчег для Робинзона. Все о жизни морского кочевника

Кеннет Ньюмейер

Ковчег для Робинзона. Все о жизни морского кочевника

По материалам книги Кеннета Ньюмейера «Sailing the Farm»

© Издание на русском языке ИД «Моя Планета» 2013

По материалам книги Кеннета Ньюмейера «Sailing the Farm»

Ковчег для РобинзонаОдна лишь беспредельность впереди,Непостижимы бездны и пространства,И странны лица там, и странны те пути.К далеким именам протянется пунктирНа картах, где еще видныСледы отважных, лучший ориентир.Их голоса зовут – да, верно, путь опасен,Только смертьВольна бродить и дома у тебя,Под ручку со своей сестрицей, скукой.

I see before me fathomless depths and far fung distances – vastness beyond vast.I see names of places, transcendental spaces, strange faces.I see routes across the earth, well tracked routes of famous men, men saying “Come, I have been here, the way is not safe, but Death stalks surely where you now reside – and boredom – Death’s brother

Введение

Когда мне исполнилось 15 лет, я уже твердо знал, что когда-нибудь стану моряком. В тот год отец купил 27-футовый бристольский шлюп, и эта лодка стала для меня настоящим кораблем, а река Гудзон, на которой мы жили, – морем. Наша семья и друзья совершали плавания в Вест-Пойнт, вдоль побережья Новой Англии и даже до мыса Кейп-Код, Блок Айленда и других столь же далеких и экзотических мест. Это была очень хорошая лодка с неплохими парусами, но она слушалась только одного отца и не признавала за румпелем никого другого.

Для меня уже тогда красота плавания значила гораздо больше, чем спортивная сторона занятий парусом: я начал понимать, что парусник может быть местом для жизни. Путешествуя под парусами в этом беспокойном и изменчивом мире, можно жить, работать, делать открытия, отдыхать.

Через два года я стал счастливым обладателем своей собственной лодки: новенького 30-футового краснодеревого шлюпа по проекту фирмы «Спаркмен и Стефенс».

Построил яхту наш сосед Фред Бергер. Когда он решил взяться за это дело, мне было всего три года. Начал он с того, что спилил на материал для будущей яхты несколько мешавших ему дубов на заднем дворе и приступил к сушке древесины. Прошло шестнадцать лет, но, увы, постройка так и не завершилась. Интерес Фреда к судостроению иссяк, и он уступил мне свою несбывшуюся мечту. Летом я как следует поработал над оснасткой, и вскоре нью-йоркская гавань и мисс Свобода остались у меня за кормой.

Мы с Салу (Salu) шли на юг и зашли мы далеко. Обошли все Багамские острова, заходили в Ки-Уэст во Флориде. Погода была прекрасна – лучший сезон, мне еще не было девятнадцати… Индиговые воды, чужие земли, пустынные острова. Каждую ночь ужин из омаров и морских окуней. Я тоже попался на крючок: зацепило. Сомнений не было, именно такой образ жизни мне по душе больше всего.

Но у Салу оказалось слишком много недостатков для океанских плаваний. Ведь она была разработана как быстрая прогулочная лодка для выходных дней. Ширина семь с половиной футов была маловата, а парусное сооружение слишком высоко. Лодка очень чутко реагировала на любое усиление ветра, а в свежую погоду начиналась адская скачка. Живой характер лодки радовал и добавлял адреналина, когда надо было пересечь Гольфстрим, но в долгом плавании начинал несколько утомлять. Через год и 7000 миль после приобретения Салу мы с ней расстались: я удачно продал лодку в Майами, получив хорошую прибыль.

Следующие несколько лет мне не пришлось ходить под парусом и даже ступить на палубу. Я гонял по всей Америке на мотоцикле, жил в коммунах в Орегоне и Калифорнии, работал в магазинах здоровой пищи, изучал эзотерические практики.

Но постепенно в голове зрела идея, что для моего мобильного образа жизни парусник может быть лучшей подвижной платформой, притом самодостаточной. Созрев, идея сконденсировалась в Кона Хай (Kona Highe) — 30-футовую лодку с вельботной кормой, шириной 10 футов и водоизмещением 8 тонн. После года строительно-восстановительных работ (план был на два месяца!) я снова отошел от причала на Гудзоне и потихоньку двинулся из нью-йоркской гавани, над которой в этот день крутилась снежная метель.

Путешествуя по южным и западным островам Карибского моря, я узнал и начал применять много методов, которые можно объединить словами «возобновляемое морское хозяйство». Специальные банки и лотки поставляли на камбуз свежую зелень. Экипаж в моем лице занимался бизнесом, ведя меновую торговлю с аборигенами. В обмен на всякие промтовары мы получали топливо, краску, продукты и т. д. На Ямайке я иногда зарабатывал по сто баксов в день, катая туристов.

Я понял, что крейсерское плавание на яхте – не обязательно 10-дневный отпуск, проводимый в монотонной работе на замороженном севере. Было бы желание, а благодаря разумному планированию и доступным заработкам вольное плавание может продолжаться сколько угодно. Я провел как океанский житель два года, но потом потянуло на берег – хотелось получить образование, набраться опыта сухопутной жизни, да и личной жизнью пора было заняться.

Я продал Кона Хай, рассчитывая посмотреть на мир, находящийся за пределами пешеходной прогулки от причала. Но вскоре после этого один из моих друзей, Марк, стал рассказывать о возмутительно замечательной лодке, которую выставили на продажу на острове Сент-Люсия. Я отвечал, что никакая лодка на ближайшие несколько лет мне не нужна, но он не мог остановиться и прожужжал мне все уши. 40 футов длиной по палубе, 12 футов ширины, 6 – осадка, водоизмещение 18 тонн. Корпус из оцинкованной стали, голландский проект и постройка. Дизель, каюты из красного дерева, топливные и водяные танки на 1000 миль ходу, душ с горячей водой, стерео и т. д. и т. п. И всего за 24000 $!

Короче, через неделю я был на Сент-Люсии. Раз уж я лодочный наркоман, зачем зря мучиться. Черт возьми, почему бы не взять эту лодку?

С легким попутным ветром мы прошли под парусами вдоль Антильских и Багамских островов в Майами, где начался ремонт и доработка. Вместо передней каюты я устроил на Ла Лайонс (La lionesse) настоящий парник. Оборудовал систему сбора пресной воды, солнечный опреснитель, емкости для хранения продуктов, в том числе с использованием инертной азотной атмосферы. Потребности в электричестве должны были покрывать генератор на главном двигателе и солнечные панели на крыше каюты. Я не хотел возвращаться на сушу, пока для этого не будет особо привлекательных или занимательных причин.

Ла Лайонс была лабораторией, где я применил все идеи и технологии, наработанные на предыдущих лодках. Единственное, чего я не мог получить или сделать сам в плавании – дизтопливо и пропан. Скажете, ничего страшного для парусника? Так-то оно так, но все же я понял, что совершил ошибку, выбрав в качестве платформы для системы жизнеобеспечения тяжелый мотосэйлер. Да, тут была не каюта, а целая гостиная или даже пещера. Но для того, чтобы эта махина двигалась, требовался почти штормовой ветер или целый бак топлива. Под мотором при скорости 4 узла расход топлива составлял 550 л на 1000 миль. Для такого судна это неплохо, но я твердо решил: моя следующая лодка будет не такая большая и только с маленьким вспомогательным двигателем, а может быть, и вообще без него.

Вместе с Ла Лайонс мы прошли около 20000 миль, побывав на Багамских островах, в восточной и западной части Карибского моря и на Тихом океане. В то время я стал истовым вегетарианцем и не ел даже рыбу: мне хватало овощей, фруктов и орехов. Торговля этими же продуктами успешно пополняла мои финансы. Кроме того, я продавал местным жителям и другим яхтсменам рыболовные снасти, цифровые часики и всякие мелочи. Такая жизнь могла продолжаться бесконечно, но через два года я решил дойти до Сан-Франциско и там выставить лодку на продажу.

К несчастью, у небес были другие планы. В 350 милях к югу от Сан-Диего, когда я собрался зайти для дозаправки в одну из редких гаваней на побережье Нижней Калифорнии, нас прихватил шторм. В два часа ночи, в тумане Ла Лайонс выбросило на скалы. Остаток ночи я провел на мокрых камнях. Наконец пришел рассвет, и ситуация стала ясна.

Стальная обшивка толщиной 4 мм не выдержала нескольких часов мощных ударов об острые камни. Моему прекрасному и крепкому кораблю пришел конец. Я смог лишь спасти моего товарища в плавании – попугая да захватить рюкзак с кое-каким оборудованием и сувенирами на память. Еще предстояло взобраться на поднимавшиеся за узким пляжем 1000-футовые скалы, а потом пройти около 50 миль по одной из самых мрачных пустынь мира… Занавес.

Так что насчет следующей лодки? Она по-прежнему у меня в голове, и уже есть несколько эскизов на чертежной доске. И есть имя: Фьюсейки (Fuseiki). Это 40-футовый тримаран из эпоксидного многослойного пластика с вооружением кеч. Небольшое водоизмещение, отличный ход под парусами и экономный под мотором. Ее легко будет поднять на берег для ремонта, а внутри и на палубе будет много места для семьи океанских кочевников, связанных лишь одним обязательством: жаждой свободы.