М. Воловикова - Представления русских о нравственном идеале
Слово найдено – «рабство», и у самой границы того, что этот человек (пока) в состоянии вынести, идет осознание главных ценностей, ради которых можно терпеть все остальное:
«Да, рабство. Физическое убиение духа, всякой личности, всего, что отличает человека от животного. Разрушение, обвал всей культуры. Бесчисленные тела белых негров. Да что мне, что я оборванная, голодная, дрожащая от холода? Что – мне? Это ли страдание? Да я уж и не думаю об этом. Такой вздор, легко переносимый, страшный для слабых, избалованных европейцев. Не для нас. Есть ужас ужаснейший. Тупой ужас потери лица человеческого. И моего лица, – и всех, всех кругом…»[85].
И еще – тревога за судьбу России. Даже после перехода границы осенью 1920 г., находясь в Варшаве, З. Гиппиус пишет о надеждах скорого освобождения от большевиков.
На грани самых суровых испытаний голодом и холодом осознается то, что объединяет с народом. Это почти безграничное терпение простых русских людей (воспитанное Православием). В народе оно сохранялось долгие годы после революции.
Северная Фиваида
Этот дневник впервые опубликован в книге, подготовленной группой ученых из Института этнологии и антропологии РАН. Книга называется «Духовная культура северного Болозерья». Другое название края – «северная Фиваида». Оно происходит от названия пустынной области в северном Египте, известной своими подвижниками в первые века христианства. Европейский север России осваивали монахи. Они приходили в эти труднодоступные дебри, на скалистые берега и совершали то, что невозможно было бы сделать оружием или золотом. Учениками преподобного Сергия Радонежского Ферапонтом Можайским и Кириллом Белозерским были основаны монастыри, рядом с которыми поселялись люди и постепенно образовывались города и села.
Богат до революции был этот северный край. Плодородная земля, длинный световой день летом («белые ночи»), трудолюбие и душевная крепость живущих здесь русских людей, не знавших крепостного рабства и татарского нашествия, уважение к памяти христианских подвижников, терпением и кротостью, а не мечом покоривших край, – все это делало «Северную Фиваиду» особым, заповедным местом русской земли.
В книге собраны свидетельства пожилых жителей Белозерского края о семейных и календарных традициях и обрядах. Большинство воспоминаний относится ко времени детства и юности корреспондентов, то есть к 20 – 30-м годам XX века. В этих воспоминаниях селения Белозерского края предстают еще многолюдными и наполненными яркими проявлениями праздничной культуры. У рассказчиков особый северный говорок:
«Где праздник, вот в Кинесме Троица, все идем мы туды. В Спасов день к нам все идут. Улица не подымалисе, што народу-то, ой! Протти нельзя. Пляски, пляски, тут пляшут, тут в ланца, там в ланца, што делаэцца! Не топререшнее. Потом вецером биседы» (ж., 1907 года рождения)[86].
После революции жизнь менялась очень быстро. Неурожай, поборы, колхозы привели к обнищанию крестьян. В книге опубликован дневник Дмитрия Ивановича Лукичева из села Башки, начатый в 1920 году (27 июня н./ст.), а законченный в 1937 году.
Лукичев – настоящий крестьянин, грамотный, образованный, глубоко верующий человек. В 1920 году ему исполняется 42 года. Его первые слова рисуют характер основательный и крепкий:
«В настоящую книгу записывать все события и заметки семейной жизни, для памяти. Как для себя и для будущего поколения семейства; книга должна храниться и тщательно оберегаться от порчи и утери, записывать для памяти только то, что окажется достойным внимания и памяти, а также то, что должно быть полезным как в материальном, так и в нравственном положении; также те мудрые и нравственные изречения и пословицы, кои могут быть поучительны и полезны для самоусовершенствования себя и всех, кто их прочтет. Чувства и мысли, кои записываются, должны быть тщательно и основательно проверены и обдуманы здравым разумом»[87].
Так он и поступает. Вначале описывает свое семейство (пять дочерей и один сын), называя каждого по имени-отчеству и рядом с датой рождения указывая день Ангела. Наряду с сообщениями об урожае, упоминаниями праздников, отмечаемых в данный день, множество изречений из Святого Писания о вере, терпении и благоразумии, помогающих ему, видимо, справиться с теми напастями, которые с каждым новым днем все больше и больше обрушиваются на крестьян и лично на Дмитрия Ивановича. Запись от 14 апреля 1921 года:
«Лед на озере тронулся. Весна ранняя, сухая, теплая, воды очень мало. Население по деревням голодает. Сеять, нет овса, семян. Советские деньги совершенно обесценились и за них ничего купить невозможно. За работы, а также купля и продажа производятся на обмен продуктов»[88].
Сельскохозяйственный календарь строится по календарным праздникам: (запись от 22 апреля того же года) «Пятница Вербной недели, весна стоит сухая…». 1-го мая подчеркнуто: «Пасха…», а далее – о приметах ранней весны, но ни слова о «первомайском празднике».
Новый распорядок все больше вмешивается в трудную, но веками налаженную крестьянскую жизнь. Повторяются упоминания о болезни, но и о «помощи» соседей. Сообщается о бес конечных поборах крестьян: продналог, трудовая повинность («трудгужналог»)… Запись от 7 января 1922 года:
«Рождество Христово. Продналог взыскан полностью со всего населения. С неплатилыциков взыскан в двойном размере и у некоторых лиц взяты коровы по постановлению ревтрибунала за неуплату в срок продналога, не исключая и бедняков. Невесело встречают праздник в особенности бедняки, у которых не осталось хлеба после уплаты продналога»[89].
Дмитрий Иванович поддерживает состояние своего духа мудрыми изречениями из Святого писания. Запись от 19 августа того же года:
«Преображение Господня. <…> Ищи прилежно истину. Внимательно читай, в особенности Священное Писание. Многие отрицают Бога и вообще религию. Почему? Потому что поняли Священной писание в материальном смысле, а многие и совершенно не знакомы со Священным писанием. Читай и понимай его в духовном смысле и помни, что догматы религии непорочны, святы и чисты, как следует быть Божественному учению и никакое другое учение социализма не заменит его»[90].
Понимание Священного писания «в материальном смысле» – это обещание построения земного рая, чему и не верит разумный крестьянин.
Остановимся на этом моменте подробнее. Из приведенных записей видно, что основная, как бы теперь сказали, «категориальная сетка», с помощью которой Дмитрий Иванович строит картину мира, оценивает происходящие события – это основы православной культуры, доставшиеся ему в наследство от предков. Сохранению и поддержанию этих основ и служит дневник, начатый человеком в полном расцвете своих лет. Крестьянин вполне владеет грамотой, что было вообще характерно для русского севера, где грамота усваивалась вместе с овладением Ветхозаветной мудростью: обучение проводилось по «Псалтири» – книге псалмов (песнопений), составленных древними иудеями (преимущественно царем Давидом, 1010 – 970 гг. до н. э.). Упоминаемые в них события давней истории Вавилонского плена помогают увидеть главное в жизни человека: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя» (Пс. 136. 5), т. е. если забуду свою родину духовную, «аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего» (Пс. 136. б), то пусть тогда лишусь я правой руки («десницы») или речи («прильпни язык мой гортани моему»).
Жизнь становится все тяжелее. Запись от 28 января 1922 года: «Унылое настроение у населения. Предстоит голодовка, отобран хлеб за продналоги и штрафы»[91]. Все чаще записи о болезни – своей и дочерей.
У Дмитрия Ивановича родился еще один сын (в дневнике записаны восприемники при крещении младенца, день Ангела мальчика по старому и новому стилю), родился и вскоре умер племянник, происходит сложный обряд сватовства и выдачи замуж одной из дочерей: «Марию сватают женихи, но все сватовства отклонены. 3. II. Сегодня вновь явились сваты. <…> Заручившись согласием обеих сторон, жениха и невесты, устроили сговор»[92]. Но до окончания сговора пришло предложение от другого жениха, – оно и было принято: «Устроено Богомолье и Мария невеста». После свадьбы хлопоты не заканчиваются: «13. II. Приготовляемся к приему молодых новобрачных и гостей, к так называемым отволинам. которые назначены в пятницу на масляной 16-го февраля»[93]. А 11-го декабря записано: «Мария развелась с мужем <…> и возвратилась домой. Причина развода – очень грубое обращение свекрови, даже совсем невозможное, а также полная бесхозяйственность мужа и семьи»[94].
Лето 23 года все стояло сырое и холодное: «весь год должно считать сырым, дождливым и холодным, от того получился большой недород и зима обещает населению вновь голодовку»[95].
Первая запись о 1 мая («праздник рабочих») сделана в 1924 году. Упоминается «комсомольская свадьба» родственника. У Дмитрия Ивановича родилась еще одна дочь и через две недели умерла.
