Юрий Левада - Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005
Примечательно, что крушение официальной идеологии советского режима кажется сейчас более важным только в самой старшей группе, и только в этой группе это событие оценивается как «скорее важное». Во всех остальных возрастах оно уже в 1994 году воспринималось как относительно маловажное, а сейчас стало еще менее значимым. Это не признак переоценки идеологических ценностей или замены одной идеологической системы какой-то иной, – такие процессы не наблюдаются и вряд ли возможны, – а признак всеохватывающей деидеологизации общества. Что, кстати, мешает и формированию системы «управляемой демократии».
Остановимся теперь на оценках значимости ряда общественных перемен в различных политических группах (табл. 4).
В электоратах, относительно высоко оценивающих возможность начать собственное дело («Яблоко», СПС, ЛДПР), эти оценки выросли, среди избирателей КПРФ – снизились. Обнищание населения больше стало тревожить электораты всех партий, кроме ЛДПР, где такая тревога даже несколько снизилась. Только сторонники СПС стали со временем (в сравнении с избирателями «Выбора России») больше ценить значение политических свобод. А крах коммунистической идеологии кажется скорее важным только избирателям «Яблока» и КПРФ (последним явно с другим знаком, как негативное изменение), только для названных двух электоратов значимость этого события с годами возросла. О позициях сторонников «Единой России» можно судить, понятно, только по данным 2003 года; как правило, их оценки оказываются где-то посередине между демократами и коммунистами. Политические свободы им представляются скорее важными – по-видимому, поскольку составляют демонстративные атрибуты нынешней правящей элиты.Таблица 4.
Значимость перемен (распределение по группам партийных симпатий)
(% от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
«Знак» перемен («полезные» и «вредные»)
Данные различных волн исследования показывают довольно сложную динамику одобрения/неодобрения изменений в различных сферах жизни.Таблица 5.
«Что принесли России…»
(% от числа опрошенных)
Только в двух сферах из приведенного перечня изменений наблюдается устойчивый рост положительных оценок (свобода предпринимательства и забастовки), причем только в оценках забастовок произошел «поворот знака», т. е. возобладало представление о полезности такого права. И лишь в одной области – многопартийных выборов – стабильно превалируют негативные оценки («больше вреда»). Примечательно, что преобладание представлений о вредоносности конкурентных выборов сохраняется в общественном мнении и летом 2003 года, в обстановке нарастающего электорального ажиотажа. Свобода выезда оценивалась фактически одинаково позитивно в 1994 и 1999 годах, а в 2003-м представления о полезности этой перемены стали заметно более частыми. Неустойчивыми выглядят уровни одобрения таких – в целом одобряемых – перемен, как свобода слова и сближение с Западом: в кризисной ситуации 1999 года возрастает их неодобрение, в как будто более спокойной обстановке 2003-го они чаще кажутся полезными. Обратимся вновь к возрастной динамике наблюдаемых показателей за 1994–2003 годы.
Таблица 6.
Польза и вред перемен (возрастное распределение)
(% от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
Свобода слова в относительно молодых группах (до 40 лет) стала представляться более полезной, хотя возросла и доля считающих ее вредной. В старших двух группах эту свободу реже считают полезной, а чаще – вредной; в группе пожилых стало преобладающим представление о ее вредности. Самым молодым (впервые получившим право голоса) многопартийные выборы представляются полезными, во всех остальных возрастах – скорее вредными, притом в заметно большей мере, чем в 1994 году. А свободу выезда за границу все считают скорее полезной и эту пользу отмечают чаще. Свободу предпринимательства оценивают как более полезную во всех возрастных группах, и этот показатель у всех вырос. Право бастовать «все» считали вредным в 1994 году, а теперь все группы, вплоть до старшей, признают его полезным. И наконец, сближение с Западом также одобряется повсеместно, но в старшей группе – с явно возросшим сопротивлением.
Свободу слова, печати в 1994 году скорее одобряли во всех электоратах, даже в коммунистическом (возможно, имела значение свобода оппозиционной прессы, подвергавшейся гонениям в 1991 и 1993 годах), в 2003-м ее считают скорее вредной лишь избиратели КПРФ. Но во всех политических группах населения негативные суждения об этой свободе стали более заметными, в том числе и среди демократов. Можно предположить, что здесь сказывается реакция на растущую монополизацию СМИ и усиление контроля над ними.
Многопартийные выборы полагают скорее полезными (хотя и с более частыми оговорками) избиратели демократов – «Яблока» и СПС. В электоратах КПРФ и ЛДПР они казались вредными в 1994 году и стали казаться еще более вредными в 2003-м. Как ни странно на первый взгляд, разделяют такие оценки и в электорате «Единой России», нацеленном на успех в очередных думских выборах. Видимо, в современных условиях никакие электоральные победы не могут считаться прочными.Таблица 7.
Польза и вред перемен (распределение по группам партийных симпатий)
(% от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
А свободу выезда сейчас считают скорее полезной все партийные электораты, в том числе и коммунистический, в котором ранее преобладали опасения по этому поводу.
Весьма примечательно, что свобода предпринимательства, к которой ранее явно негативно относились коммунисты и очень сдержанно – жириновцы, теперь одобряется всеми электоратами без исключения. Это показывает, что частная собственность и бизнес в принципе – на массовом уровне – перестали быть предметом политических коллизий.
Интересная метаморфоза произошла с оценками такой перемены, как легализация забастовок. В 1994 году во всех электоратах, в том числе в демократических, почти в равной мере преобладало негативное отношение к этому явлению, а в 2003 году мы видим, что его оценки везде стали положительными. А то, что наиболее сдержанными (соотношение оценок 41:28) они выглядят в коммунистическом электорате, должно быть, показывает, сколь далека компартия от нынешних массовых протестов.
Сближение с Западом одобряют сейчас все электораты, кроме коммунистического. В последнем оценки такого сближения стали еще более негативными, чем десятилетием ранее.
Налицо как будто широкое, чуть ли не всеобщее, принятие существенных перемен последних 10–15 лет. Однако приходится признать, что методологический аппарат исследования, разработанный почти полтора десятилетия назад, уже не способен учитывать тех качественных характеристик общественных изменений, которые сейчас приобрели первостепенное значение. Декларативное признание свободы слова – исходит ли оно «сверху» или «снизу» – немногого стоит сейчас без надежных гарантий и правовых механизмов ее обеспечения.
И без готовности общества (институтов гражданского общества…) ее защищать. Точно так же реальное значение нынешней электоральной многопартийности не может определяться степенью – или мотивами, что немаловажно – ее словесного признания на любом уровне. При сегодняшнем распространении приемов «политтехнологии» и неразрывно связанной с ней «управляемой» политкоррупции имеют значение – точнее, должны его иметь в расчете на перспективу – не партийные «ярлычки», а реальные возможности политических организаций, способных определять и отстаивать интересы общественных групп в реальной политической конкуренции. Утверждение предпринимательства как свершившегося факта, в том числе в общественном мнении, не снимает проблему законной свободы бизнеса, а переводит эту проблему в иную плоскость – эффективности производства, законодательного обеспечения прав труда, капитала и государства. А также преодоления популистского наследия («черной» зависти в отношении богатых и ностальгии по эгалитарной бедности) как в массовом сознании, так и в государственной политике.
Особо следует отметить, что проблемы отношений с развитым миром, с «Западом» в сегодняшних условиях не решаются, а скорее лишь маскируются демонстративными жестами сближения «в верхах», масштабами поездок на среднемассовом уровне, объемами нефтегазоэкспорта и т. п. К реальному сближению социальных институтов, норм, ценностей, политических и социальных программ не готовы ни власть, ни само общество (в том числе и общественное мнение). Тотальная изоляция советского образца уже невозможна, но, как будто невидимая стена (впрочем, хорошо заметная и в политических акциях, и в массовых опросах), по-прежнему противопоставляет «наше» всему «чужому». Давно замечено, что чем больше размываются старые политические, информационные, экономические барьеры, не говоря уже об идеологических, тем сильнее действует на разных уровнях стремление спасти собственную «особость» с помощью традиционных и новообразуемых заграждений.
