Владимир Макарцев - Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России
И опять первопроходцем на этом пути было Временное правительство, ведь это оно сразу же превратилось в диктатуру, в правительство, «формально облеченное диктаторской властью, и фактически вынужденное завоевывать и укреплять эту власть».[631] А «завоевывая и укрепляя», и при этом не имея на то права, оно тем самым неизбежно… разрушало.
Однако триумфальная работа Временного правительства по разрушению государства привела к неожиданным результатам. На расчищенной им площадке, на руинах сословной пирамиды, стержнем которой было «право завоевателя», стало расти новое сооружение из другого подручного материала. Этим материалом стало социальное право низшего сословия. Именно оно диктовало свои условия игры.
Большевики легко в них вписались, потому что отмена частной собственности, например, на землю, как требовал «Наказ 242-х», полностью совпадала с программной задачей «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса об отмене «буржуазной частной собственности». И тогда, благодаря подмене теоретических понятий (классовая борьба заняла место борьбы сословий), социальное право нижнего сословия стало источником публичного права «диктатуры пролетариата». А она распорядилась сословными правами по-своему, так, как требовала социальная справедливость: «эксплуататорам не может быть места ни в одном органе власти» («Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», пар. IV).
И хотя текст Декларации написал В. И. Ленин, нет никакого сомнения, что эксплуатируемый народ в целом его поддержал; в противном случае ему пришлось бы уйти, не исключено, примерно так, как ушел А. Ф. Керенский. А это значит, что, отменив Декретом от 23 ноября 1917 года сословия, большевики на самом деле должны были учредить новые, потому что военное общество еще летом мобилизовалось в ходе захвата частной собственности, и ему нужны были соответствующие формы государственной власти и управления, нужна была жесткая вертикаль власти. Ее основой могло быть только общинное право, в рамках которого жило почти 80 % населения, потому что сословная пирамида на этот раз (в отличие от Московского княжества) росла снизу, от фундамента. Смыслом же общины было уравнительное перераспределение земли, которое осуществлялось на основе «поравнения» права, т. е. ограничения прав индивидуума. «Черный передел» состоялся, и ему нужно было ограничение прав «эксплуататоров».
Большевикам вообще не пришлось ничего особенно изобретать, дорога уже была проторена сначала Приказом № 1, а потом диктатурой Временного правительства, которое, разрушив аппарат власти, подорвало привилегированные права «образованного общества» на «право завоевателя». Отсюда – «эксплуататорам не может быть места ни в одном органе власти». И именно потому, что у них больше не осталось прав.
Обычно мы рассматриваем все это как политическую борьбу, борьбу за власть, которую вели большевики, стремившиеся, как говорил Президент, «стабилизировать свое положение у власти». Но политика – это лишь часть, хотя и важная, и целеполагающая, но всего лишь часть социальных отношений, специфической чертой которых «является наличие в них процессов социального управления, которое обеспечивает автономность и целенаправленный характер поведения социальной системы, а специфические черты управления приводят к выделению классов многоуровневых, многоцелевых, самоорганизующихся и других систем».[632]
То есть у социальной системы есть «автономность и целенаправленный характер поведения», но главное, есть «процессы социального управления». В переводе на человеческий язык это значит, что большевики не могли просто так навязать социальной системе свою политику, так как система обладает автономностью и целенаправленным поведением. Они (и вообще кто угодно) могли победить, действуя только в русле «целенаправленного поведения» социальной системы. Все другие варианты она смела со своего пути (Корнилов, Керенский, кадеты, правые и левые эсеры, меньшевики, «белые»).
Это значит, что социальная система (не политическая, а именно социальная) претерпела радикальные изменения. В рамках ее «целенаправленного характера поведения» задача большевиков заключалась только в том, чтобы зафиксировать в законе эти изменения, зафиксировать измененную социальную реальность, но теперь уже в политике и с помощью права. А в военном обществе, которое в условиях мировой войны стремится к абсолютной мобилизации, реальностью становятся обязанности, а права ограничиваются, точно так же, как и в общине-орде – работать были обязаны все. Все сословия, поскольку у Джувейни речь идет о равенстве в обязанностях (каждый человек работает) и неравенстве прав (никакого внимания не уделяется значимости).
В. О. Ключевский определял сословия как «классы, на которые делится общество по правам и обязанностям. Права дает либо утверждает, а обязанности возлагает государственная верховная власть, выражающая свою волю в законах. Итак, сословное деление – существенно юридическое. Оно устанавливается законом в отличие от других общественных делений, устанавливаемых условиями экономическими, умственными и нравственными, не говоря о физических».[633]
Сословное деление устанавливается законом! Но ведь большевики его отменили!
Факты – упрямая вещь. А мы знаем: чтобы проникнуть в их суть, нужно «рассматривать социальные явления сами по себе, отделяя их от сознающих и представляющих их себе субъектов». Тогда опять отказываемся от собственных ощущений, порожденных историческими фактами, следуем логике и приходим к трудному для нас выводу: большевики действительно отменили сословия и действительно только для того, чтобы установить новые.
Судите сами, изъяв частную собственность («Декларация…», гл. 2, п. 3, пар. а, б, д,) и введя всеобщую трудовую повинность (пар. е) Советская власть отменила только привилегированное сословие. Потеряв права, оно получило взамен обязанность на труд, и, таким образом, прекратило свое существование как высшее состояние.
А низшее, потеряв частную собственность, получило право «черного» передела на уравнительных началах, которое фактически компенсировало отмену собственности – земли для передела стало больше. А это значит, что оно сохранилось именно как сословие, потому что получило свое, особое право, которого у него никогда не было. И в то же время сохранило обязанность трудиться, «тянуть тягло», с которой оно и не расставалось, если, правда, исключить восемь месяцев «буржуазной» демократии и период НЭПа. Но это и есть сословие по В. О. Ключевскому – «классы, на которые делится общество по правам и обязанностям», по наследственным правам и обязанностям, ведь крестьянские дети по-прежнему вырастали крестьянами.
И тогда получается, что большевики отменили не сословный строй вообще, а лишь одно сословие – высшее. А это все те, кто обладал «правом завоевателя», которое в новых условиях перешло в другие руки. На этот раз оно наполнилось не силой татарской орды с ее верховным правом, стоявшим над всеми «под данными», а силой русской орды-общины, где правом был не закон, а… понятия. Довольно смутные понятия о равенстве и справедливости, жившие в разных обычаях и разных традициях темного и отсталого народа.
Общество приобрело новый, односословный характер, если так можно выразиться, когда «каждый человек работает столько же, сколько другой; нет различия».
Таким образом история показывает, что в военно-сословном обществе экономика выступает всего лишь как инструмент для реализации сословных отношений, как артистка кордебалета – она вообще может быть наряжена в любой наряд, она может быть любой, например, капиталистической, или социалистической, или «миксом» того и другого. Но солистом всегда было право, хотя бы потому, что Петр I ввел сословия в виде законодательной инициативы. Он шел не от экономики, а от права, поэтому именно право, а не экономика является источником нашего неистребимого этатизма.
Сословный строй (т. е. система взаимодействия наследственных прав и обязанностей) только использовал те или иные формы экономики в интересах социальной мобилизации. Как крепостное право, например, – главным в нем было право, а экономическая «крепость» была формой реализации этого права, источником экономических ресурсов.
Сословные отношения существовали и до Петра, но не в виде закона, а в виде обычая, который, в частности, был изменен Уложением 1649 года с целью закрепощения крестьян («А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет»[634]). Петр по аналогии с крестьянами «закрепил» к обязанностям и дворян, законодательно оформив сословную систему. Однако, перейдя в правовое поле, она не ушла из обычая, сохранив двойственный характер.
