Елена Никулина - Агиология
С особенною полнотою дух возрожденного Паисием Величковским монашеского делания проявился в Оптиной пустыни. «Как на вершине горы сходятся все пути, ведущие туда, так и в Оптиной – этой духовной вершине, сошлись и высший духовный подвиг внутреннего делания, венчаемый изобилием благодатных даров, стяжанием Духа Святаго, и служение миру во всей полноте, как его духовных, так и житейских нужд»[741]. В XVIII в. она была в полном запустении и расстройстве. Расцвет Оптиной пустыни начинается с введением в ней старчества. Рассмотрим кратко подвиг трех первых старцев, называемых великими Оптинскими старцами: Льва, Макария и Амвросия.
У истоков оптинского старчества стояли настоятель обители преподобный Моисей († 1862) и преподобный Леонид (в схиме Лев) († 1841), первый Оптинский старец. Оба они были последователями Паисия Величковского. Архимандрит Моисей в начале своего иноческого подвига принимал духовные наставления от преподобного Серафима Саровского, потом подвизался в Рославльских лесах (под Смоленском) среди пустынников – последователей Паисия Величковского. Во время Отечественной войны 1812 года в Белобережской пустыни он встретился с учениками преподобного Паисия Феодором и Клеопой, делателями непрестанной молитвы, и их последователем о. Леонидом, будущим старцем Львом. Когда Моисей после основания им Оптинского скита (1825) стал настоятелем всей обители (1826), он пригласил в нее о. Леонида (1829). Так было положено начало старчеству в Оптиной пустыни. «Благодаря тому, что о. Моисей прошел тот же духовный путь, что и о. Леонид, между обоими строгими подвижниками было глубокое взаимопонимание, полное единодушие… Отец Моисей, бывший сам на одинаковом духовном уровне со старцем Львом, понимал великое значение старчества, и между старцем и настоятелем никогда не было ни малейшего трения. Таким образом, старчество, процветавшее в Оптиной, обязано всецело своим существованием отцу Моисею»[742].
Итак, старец Лев, «сильный и властный… царственно открывает собою ряд великих старцев»[743]. Его старчеству в Оптиной предшествовал длительный (от 15 до 20 лет) подвиг духовного делания в Белобережской, Валаамской обителях и др. местах под руководством старца Феодора, наученного умной молитве в Нямецком монастыре преподобным Паисием и его учениками.
Жизнеописатель выделяет три характерные черты духовного образа преподобного Льва[744]. Первая – это всецелая преданность воле и Промыслу Божиим. «Мы, при помощи премилосердаго Господа Бога, потерпим, да и посмотрим», – писал старец. «Таков был общий характер духовного окормления старцем Леонидом своих духовных чад, – усердная о них молитва, рассмотрительность и долготерпение»[745].
Вторая особенность – это любовь к Богу и ближним, без человекоугодия и пристрастия к кому бы то ни было, соединенная с простотой, смирением и кротостью, и в то же в время – твердостью и мужеством души. «Имея всегда в виду лишь славу Божию и пользу ближних и вверяя спасение всех Отцу Небесному, старец о. Леонид был чужд всяческих человеческих опасений. Все мелкие предосторожности он оставил, полагаясь на Господа своего Иисуса Христа и св. ангела, хранителя человека». «Просто, прямо, открыто и искренно возвещал слово истины, не заботясь наперед об изысканной учтивости, смягчении выражений и о том – кому что сказать; а говорил и действовал без приготовления, по духовному чувству, или внушению Божиему, и почти со всеми обращался на ты». Старец «прикрывал мудрость свою простотою обращения и, соединенною с шутливостию, крайнею простотою слова»[746].
Третье – преподобный Лев стяжал дар различения духов, «и во всякой вещи он в точности постигал и другим указывал – что угодно и неугодно Богу, и верно мог судить о душевном устроении других». На вопрос, как он достиг таких духовных дарований, старец однажды ответил: «Живи попроще, – Бог и тебя не оставит… Леонид всегда был последним в обителях; никогда ни от какого поручения настоятеля не отказывался»[747].
«Введение старчества и прием мирян для духовного наставления стоили ему тяжелой борьбы и многих неприятностей и от других иноков монастыря, и от епархиальной власти, подозрительно смотревших на эти еще не знакомые им новшества»[748].
Старца Льва поддерживали игумен Моисей, Филарет (Амфитеатров), бывший тогда епископом Калужским, и митрополит Московский Филарет (Дроздов). Твердость и смирение преподобного Льва во время гонений за старчество способствовало утверждению этой традиции в Оптиной Пустыни и во всей Русской Церкви.
Главным старцем Оптиной пустыни после кончины старца Льва и его преемником по руководству иноков и мирян, во множестве начавших приходить в обитель, был иеросхимонах Макарий (Иванов) († 1860). Он был учеником схимонаха Афанасия (Захарова), ученика преподобного Паисия Величковского, и старца Льва, с которым он жил в Площанской пустыни. «Мягкий, кроткий и сердечный», старец Макарий «привлекал к себе еще более благоговейных посетителей, чем его учитель – правдивый и нередко строгий Леонид»[749].
О личности преподобного Макария Оптинского и его учении[750] можно судить по его письмам, которые собраны в 5 томах. В письмах преподобного Макария сохранились подробные наставления о старческом окормлении и откровении помыслов, о высоком внутреннем делании христианина: о мысленной брани, об искоренении страстей, о стяжании духовных даров смирения, любви и мира, достигаемых терпением скорбей и откровением помыслов. Особенно много внимания старец уделял добродетели смирения. Собрание писем преподобного Макария «поистине можно назвать учением о терпении, самоукорении, смирении и любви»[751].
Особенностью учения старца Макария является осторожное отношение к умносердечной молитве Иисусовой. Преподобный Макарий не имел возможности научиться от старца Афанасия этому роду молитвы, потому что сам Афанасий имел запрещение от преподобного Паисия касаться умной Иисусовой молитвы, и проходил только устную молитву. В молодости преподобный Макарий на своем личном опыте испытал отрицательные последствия преждевременного прохождения умно-сердечного делания без опытного наставника и позднее встречался с подобными явлениями в своей пастырской деятельности[752]. «Можно с достоверностию полагать, что прохождение умной молитвы, по степени тогдашнего духовного возраста его, было преждевременным и едва не повредило ему. Стяжав впоследствии матерь дарований – смирение и оградив им высокое делание умной молитвы, старец предостерегал всех относившихся к нему от занятия сим высоким деланием прежде очищения от страстей»[753].
Итак, преподобный Макарий полагал, что приступать к умно-сердечной молитве следует только после очищения сердца от страстей. Поэтому в его письмах содержится много наставлений об устной молитве Иисусовой, но практически отсутствуют наставления об умно-сердечной молитве. По всей вероятности, монашествующие в России в середине XIX века были слабее подготовлены к умному деланию, чем иноки Афона и Молдавии во второй половине XVIII века. (Об этом свидетельствует высота аскетических наставлений преподобного Паисия, содержащихся в сборнике «Крины сельные, или цветы прекрасные»)[754]. Тем не менее, известен случай, когда благочестивый мирянин, орловский купец Иван Михайлович Немытов «под руководством Оптинских старцев, иеросхимонахов Льва и Макария, проходил высокую умную молитву»[755].
Важнейшей заслугой старца Макария являются его литературные труды, которыми было положено начало издательской деятельности Оптиной Пустыни. Старец возглавил группу ученых и литераторов из монахов и мирян, которые готовили к печати[756] сделанные Паисием Величковским переводы величайших аскетов древности – Исаака Сирина, Макария Великого, Иоанна Лествичника.
Значение этого трудно переоценить, поскольку аскетической литературы в России крайне не хватало. Святитель Игнатий писал: «Все русское монашество обязано особенною благодарностью Оптиной пустыни за издание многих творений святых отцов», собранных и переведенных старцем Паисием[757].
Первым изданием было «Житие и писания Молдавскаго Старца Паисия Величковскаго. С присовокуплением предисловий на книги св. Григория Синаита, Филофея Синайскаго, Исихия Пресвитера и Нила Сорскаго, сочиненных другом его и спостником, Старцем Василием Поляномерульским, о умном трезвении и молитве»[758] (1847, 1200+1200 экз.).
По свидетельству И.В. Киреевского, старец Макарий желал, «чтобы изданы были рукописи, переведенные ст. Паисием, как человеком, который, будучи глубоко знаком с духовною литературою, выбирал из всех книг самые полезные»[759].
