Елена Никулина - Агиология
По уставу прп. Нила, истинное соблюдение заповедей состоит «не в том только, чтобы делом не нарушать их, но в том, чтобы и в уме не помышлять о возможности их нарушения. Так достигается высшее духовное состояние, та, по выражению устава, «неизреченная радость», когда умолкает язык, даже молитва отлетает от уст, и ум, кормчий чувств, теряет власть над собой, направляемый «силою иною», как пленник; тогда «не молитвой молится ум, но превыше молитвы бывает»; это состояние – предчувствие вечного блаженства, и, когда ум сподобится почувствовать это, он забывает и себя, и всех, здесь, на земле, сущих»[685]. Таково содержание скитского «умного делания» по уставу преподобного Нила Сорского.
Преподобный Нил известен в истории как нестяжатель. Его необходимо отметить и как учителя и старца, придающего особое значение старческому окормлению, совету «разумных и духовных мужей». В предисловии к своему уставу прп. Нил приводит слова прп. Симеона Нового Богослова: «Многие приобрели сие светозарное делание (духовную молитву), посредством наставления, и редкие получили его прямо от Бога усилием подвига и теплотою веры, и что не малый подвиг обрести себе наставление, не обольщающее нас, т. е. человека, стяжавшего опытное ведение и духовный путь Божественного Писания. Если же не обрящется, то должен стараться почерпать оное прямо из сего Писания по слову евангельскому: “испытуйте писания и в них обрящете живот вечный”»[686].
Преподобный Нил был систематиком, он систематизировал и четко изложил учение о внутреннем делании. Преподобный Нил Сорский, прп. Паисий Величковский, святители Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник, а также и Оптинские старцы являются звеньями одной и той же цепи писателей-подвижников, изложивших учение о внутреннем делании в применении к понятиям своих современников[687].
Перед смертью Нил завещал ученикам похоронить его «со всяким бесчестием», прибавив, что он изо всех сил старался не удостоиться никакой чести и славы ни при жизни, ни по смерти. В.О. Ключевский так подытоживает свой рассказ о прп. Ниле Сорском: «В тогдашнем русском обществе, особенно в монашестве, направление прп. Нила не могло стать сильным и широким движением… Нил Сорский и в Белозерской пустыне остался афонским созерцательным скитником, подвизавшимся на «умной, мысленной», но чуждой почве»[688].
Отражение влияние заветов прп. Кирилла Белозерского о созерцательном подвиге видят также в житиях комельских подвижников.
Преподобный Корнилий Комельский († 1537), пройдя тяжелые аскетические подвиги в Белозерской обители (носил вериги), некоторое время странствует, потом 19 лет живет в лесу отшельником и только в 60-летнем возрасте основывает обитель. Его жизненный путь похож на путь многих других преподобных. Избранный Богом инок, пройдя в монастыре внешнюю аскезу, по благословению игумена или старца уходит в лесные дебри на подвиг безмолвия, на путь опасностей и скорбей, связанных с одинокой жизнью в пустыне, что возможно только при полноте веры и всецелом предании себя Промыслу Божию. Пройдя в уединении школу внутреннего совершенства, он вновь входит в общение с людьми, часто основывает монастыри, но при первой возможности снова стремится продолжать свое безмолвие[689].
Житие прп. Корнилия, писанное в 1589 году иноком Нафанаилом, лично знавшим святого, является одним из лучших памятников агиографии.
Преподобный Корнилий, устроив свою первую обитель, уходит на Сурское озеро с учеником своим Геннадием. Но уединенная жизнь преподобного продолжалась сравнительно недолго: великий князь Василий Иоаннович по просьбе братии принуждает его вернуться в обитель и награждает земельными угодьями. Но Корнилий, последуя заветам прп. Кирилла Белозерского, «не восхоте просити ничтоже, но токмо моли его дати близ монастыря земли мало с лесом, да от поту лица своего ямы, глаголю, хлеб свой»[690].
Известно, что прп. Корнилий нес подвиг старчества. Агиограф приводит поучение святого о хранении чистоты, об «умной молитве», самонаблюдении и борьбе со страстями.
Житие повествует и о его милосердии к нищим. Корнилий раздавал милостыню по праздникам, не глядя на лица, «не зряшу на лица, но токмо руку простершему даяше». Некоторые возвращались за милостынею по пяти раз. Иноки сказали об этом преподобному: «неединою, но и вторицею взимаху, ин же и до пяти крат взят». Он же глаголаше: «Не дейти их: того бо ради пришли». Вечером преподобный Корнилий узрел в видении Антония Великого, который «нача класти в приполы (подол его одежды) просфиры и колачи, дондеже начата пресыпатися от преисполнения. Он же
(Корнилий), поведа нам со слезами и заповеда нам не токмо при своем животе творити милостыню неоскудно нищим, но и по своем преставлении»[691].
Преподобный Корнилий был современником прп. Нила Сорского. Об общении между двумя подвижниками нет никаких сведений, поэтому нельзя установить факт влияния прп. Нила на прп. Корнилия. Но несомненно, что оба они принадлежали к греческой школе исихастов. Агиограф и сотаинник Корнилия инок Нафанаил передает слова святого: «Сердце же хранити елика сила умною молитвою от скверных помысл». Эти слова, выражающие сущность исихазма, свидетельствуют о том, что прп. Корнилий и его ученики знали и творили умное делание[692]. «Таким образом, влияние Афона и греческого подвижничества, под которым находился Нил, испытывали и другие русские люди, не отрывало поэтому Нила от русской жизни, в которой составляло заметную струю»[693]. Этим общим влиянием византинизма объясняется сходство в характере подвижничества («внутреннее делание» прп. Нила и прп. Корнилия).
Известны пять учеников прп. Корнилия, подвизавшихся в безмолвии и созерцании, основавших новые обители. Это прп. Геннадий Костромской († 1565), прп. Иродион Илоезерский († 1541), прп. Филипп Ирабский († 1537), прп. Кирилл Белый Новоезерский († 1532), прп. Адриан Пошехонский († 1550).
Последователем преподобного Кирилла Белозерского и традиций Северной Фиваиды был прп. Антоний Сийский († 1556 г.), основатель Сийской обители в Архангельской области. Известно, что даже духовная грамота прп. Антония списана с духовной грамоты прп. Кирилла с небольшими добавлениями и наставлениями, что является указанием на духовную связь северных монастырей с Кириллом. Преподобный Антоний был последователем школы трезвения, и это подчеркивается в его житии, где упоминается об умном делании, которому «крепце прилежаше» святой. Ради безмолвия и созерцания и переходил он на пустынный остров. Здесь он «к вышним течение радостно простираше, в безмолвии мнозе пребывая, ум же свой от всех попечений удаляя, и чисте Богу беседуя, и моление свое яко кадило на небо воспущая». У него, как и у других святых Кирилловской школы, выступает характерная для них черта – нестяжательность. В житии говорится: «многа… борениа показа… работая Богови, былии земными саморастущими в пустыни сей питашеся и от своих трудов потребна себе и братии исполняше»[694].
К подвижникам «Северной Фиваиды» относят также преподобных Арсения Комельского († 1557 г.), Александра Свирского († 1533) и его учеников Никифора и Геннадия Важеозерских († 1550), Феодосия Тотемского († 1568 г.), Мартирия Зеленецкого († 1603 г.), Лонгина Коряжемского († 1547 г.), Ферапонта Монзенского († 1597 г.).
Таким образом, в XVI веке Сергиево-Кириллова монашеская традиция, распространившись на северо-востоке, дает множество примеров созерцательного подвига.
Южная ветвь последователей преподобного Сергия. Подмосковные монастыри
Помимо созерцательных традиций «Северной Фиваиды» на Руси в то время сложилось и другое направление монашеского подвига. Оно было сосредоточено южнее обители преподобного Сергия, около Москвы, в кольце образовавшихся вокруг нее монастырей. Хотя эти монастыри тоже берут свое начало от Троицкой Лавры, духовно они ниже «Северной Фиваиды». Это монастыри общежительные, без стремления к созерцательности и безмолвию. Можно предположить, что появление этого направления было закономерным ответом на духовные потребности русского общества. Безмолвие и созерцательность – очень тяжелый путь, посильный немногим. Общежитие более доступно для широкого круга желающих монашества, более приспособлено к человеческой немощи: по «классической» схеме иноческого пути общежитие является необходимой ступенью, необходимой подготовкой перед подвигами в уединении. Здесь напрашивается параллель с Египтом, в котором наряду с отшельничеством и скитским житием существовали общежительные монастыри, организованные преподобным Пахомием Великим.
Очевидно, что без строгости и дисциплины управление большим числом иноков было бы невозможно. Поэтому как в древности, так и на Руси в тот период в общежительных монастырях большое внимание уделялось исполнению дисциплинарных требований монастырского Устава, определяющих как внешнюю, так и внутреннюю жизнь инока. О благотворном влиянии соблюдения правил общежития говорилось в разделе «Содержание подвига преподобных». В монастырях этого направления считалось возможным владение имениями, доходы от которых использовались для строительства храмов и их убранства, для содержания иноков и разнообразной помощи обездоленным. В XV веке подмосковные монастыри дают двух святых, имевших решающее влияние на последующие поколения – Пафнутия Боровского и Иосифа Волоцкого, подвижников и народных благотворителей.
