На пиру богов - Сергей Николаевич Булгаков
Беженец. Этот вопрос не может быть рассмотрен вне общего понимания Церкви: где Церковь? Можно ли даже вообще говорить о соединении или разделении Церквей, или же это есть недоразумение, потому что на самом деле есть единая Церковь, от которой откололись еретики и сектанты, и тем самым начались две Церкви. Для одних – это Православная Восточная Церковь, для других – Католическая, причем положение католиков, несомненно, благоприятнее и логичнее, ибо они имеют у себя главный нерв церковности, орган его непогрешимости в лице Папы, между тем как Православие, лишившись возможности дальнейших Вселенских соборов, (хотя и находятся еще охотники хвастать их новой возможностью), находится совсем в печальном положении и принуждено довольствоваться разными суррогатами, как то: разными «посланиями» и катехизисами, наделяя их «символическим» значением.
Светский богослов. Церковь не нуждается для своих определений ни в каком стороннем содействии, ибо она – и только она – содержит истину и имеет непогрешимость. «Христос не основывал не вполне истинной Церкви и не может иметь ее Своим Телом и быть ее Главой». Западная часть вышла из состава Церкви, нисколько не нанеся тем ущерба ее единству и вселенскости, и «все то, что делает Церковь единой и в чём выражается ее единство как истинной Христовой Церкви, осталось в Православной Церкви и по отпадении Римско-Католической».
Беженец. Я знаю эти потуги на подражание Католичеству. Отвечу вам по существу, как я понимаю этот роковой и страшный для христианства ответ. Истина Христова, вверенная Церкви, не есть «депозитум» в несгораемом шкафе, Церковь не есть догматический сейф, но живое и живущее Тело Христово, которое, в человечестве своем, должно жить полной и здоровой жизнью, но может не иметь оно этой полноты, ни этого здоровья. Все это относится, конечно, только к Церкви видимой или «воинствующей», земной. Разумеется, Церковь содержит истинное учение, таковым для нас является Символ веры и Слово Божие; далее, она имеет таинственную жизнь в иерархически опосредствованных таинствах, и полноты этой жизни у католиков не смеют подвергнуть сомнению, кроме озорников, которые не в счет, православные богословы. Остается догматическое разногласие о Святом Духе и о Папе, которое на Востоке – я продолжаю это утверждать – не разномыслие, а недомыслие (кроме единиц, у которых имеется прямое противление истине). Во всяком случае, если не считать Флорентийского Собора Вселенским, то не было вселенско-церковного решающего суждения об этом вопросе, и, стало быть, точку зрения исключительности надо оставить. Но даже и для Католичества, которое имеет гораздо больше прав на эту точку зрения, по крайней мере после Флоренции, все-таки речь идет не о присоединении к Единой Католической Церкви отдельных схизматиков и еретиков, но именно о соединении Церквей, Восточной и Западной. Ведь знаете софизм о куче зерна, из которой отдельное зерно не производит кучи, а лишь известное количество их. Разделение Восточной и Западной Церквей, в котором по-своему повинны обе половины, лишило историческую Церковь Христову той полноты и единства, которые она могла и должна была в своем единстве иметь. Это слабость и несовершенство греховной человеческой природы. Восток и Запад, эти два мира, две возможности, которые, вместо того чтобы развиваться и действовать вместе и в согласии, оказались в расколе и вражде. Догматически Папа непогрешим exsese sine consensu ecclesiae. Это свидетельство его харизмы провозглашения непогрешимой истины, осознанной всей Церковью. Но это, конечно, не значит, чтобы Церковь папская не была «Соборной» и чтобы не имело значения тело Церкви. А это тело может иметь различную полноту в истории, и, хотя не мерою дает Бог Духа и не оставит Церкви Своею благодатию, однако как дары различны, и служения различны, так и полнота сил церковных нужна для полноты проявления даже и папской непогрешимости. Львом XIII, с обычной его мудростью, был признан во всей неприкосновенности восточный обряд в пределах Вселенской Католической Церкви. Но ведь обряд не есть раскольническая форма, это – кристалл духовного мира, это – творчество, это – особый культурный мир со всеми его возможностями. В сущности, все то, что в своей греховной человеческой исключительности явилось причиной разделения Церквей, то есть разность Востока и Запада, это принципиально пока вмещено и совмещено в исторической Церкви согласно властному слову верховного Первосвященника. Поэтому и с последовательной, но широкой католической точки зрения и в жизни Католической Церкви даже существует неполнота, вызванная отсутствием Востока. И не даром же в отношении к нему обычно речь идет не о «присоединении» к Церкви, но о соединении Церквей; так ставится доселе вопрос о схизматиках. Разумеется, пути Промысла неисповедимы и мы не знаем, в конце концов, как вольется во Вселенскую Церковь «греко-российская куча», отдельными ли зернами, или же всей кучей, но, во всяком случае, отдельные переходы в Католичество совсем не являются ответом на этот общецерковный вопрос.
Светский богослов. А я считал бы для такой точки зрения единственно последовательным немедленный личный переход в Католичество, и совершенно даже не понимаю при таком положении пребывание в Православии как Церкви схизматической и еретической.
Беженец. Потому не хочу этого вывода принять, что для меня Православие есть Церковь, и, стало быть, переходить из него некуда и незачем, бессмысленно и нечестиво. Я отличаюсь от вас только тем, что прямо и решительно говорю: Православие и Католичество есть Церковь, неразделенная и неразделимая по существу, ибо содержится единством таинств и таинственной жизни, и воссоединенная Флорентийским Собором, хотя это воссоединение предстоит еще реализовать, в чем я и вижу главную, первостепенную задачу нашей исторической эпохи, а может быть, и именно нашего поколения. Считаю долгом это прямо и открыто исповедовать, но именно как живой член восточной половины Церкви, области восточного обряда, который является или недостойным орудием для уловления душ, бессмысленной подачкой, в любую минуту подлежащей отнятию, или же духовной силой и знаменем. Воссоединение Церквей, совершившееся во Флоренции, к несчастью, было разрушено грубым насилием светской власти, после которого и началась московская и петербургская эпоха нашей истории, ныне себя исчерпавшей. Стремиться всеми силами души к его осуществлению считаю своей
