На Афон - Борис Константинович Зайцев
В Киноте шло заседание в этот самый день и что еще страшнее в тот же самый час, когда у Владыки в комнате стояла чудотворная икона Божией Матери Знамения Курской [sic!], и Кинот пересмотрел и отменил свое решение о разрешении Владыке Митрополиту Антонию приехать и поселиться на Св. Горе. Тут не может быть и речи, чтобы кто-нибудь из Белграда хлопотал об этой отмене, никто и ничего не делал в этом отношении, и все это произошло промыслительно. Царица Небесная устроила так, как нужно было и для Владыки и для нас чтущих его, а главное для Св. Русской Церкви.
Итак, вернулись мы в Карловцы и началась наша обычная суетная, по сравнению со Св. Афоном жизнь… вплоть до 1924 года, когда Владыке все-таки дано было Господом посетить дорогой ему Св. Афон.
В этом году Владыка поехал в объезд своей обширной паствы, а главное в Иерусалим, где наша Духовная Миссия после Великой войны была в довольно тяжелом и запутанном положении. Ехал Владыка туда к Пасхе, но потом не помню почему мы не поехали прямо в Иерусалим, а заехали на Св. Афон, где и встречали Св. Пасху. В Солуни Владыка был на вербную субботу и служил там в русском храме. Там было очень хорошо – служило два священника, пел русский хор и обстановка была хотя и бедная, но очень задушевная.
Там пробыли три дня, причем Владыка читал лекцию, а в Великую среду вечером погрузились на небольшой пароходик и, когда совсем стемнело, пароходик двинулся к Св. Афону. Погода была сравнительно тихая, качки не было, да и Владыка переносил море хорошо. Только стало небо сереть и чуть-чуть рассветать, пред нашим взором стала обрисовываться темная гора, это и был Св. Афон. Чем ближе мы приближались к нему, тем все яснее и яснее становились нам уже св.[ятые] места. Сердце трепетало от радости, что Господь дает еще раз помолиться и поклониться святыням Афона, снова повидаться с братией, совершенно не тронутой никакой революцией, – все они там, как дети, тихи, скромны, доверчивы.
Но, вот, причаливаем и видим на лодке подкатывает неизменный отец Петр «лодочник», он всегда встречает гостей. Лет ему за 60, но он такой живой и моложавый, что можно подумать ему и 30 лет еще нет. С ним рядом духовник св. Пантелеимоновского монастыря, белый как лунь, небольшого роста с огромной бородой и усами отец Архимандрит Кирик и еще один монах, имени его не помню. Владыка увидал о. Кирика и говорит:
– Смотри, о. Кирик, в лодке, как он не боится, ведь ему уже много лет, а такой живой, да и о. Петр, видишь как суетится, чтобы поближе подъехать и нас сгрузить поскорее в лодку… Благодать Божия их укрепляет, – говорит Владыка, крестясь на показавшийся монастырь, – спаси их, Господи.
Погрузили, сперва, вещи в лодку, потом сошел Владыка, за ним я. Приняли гребцы благословение от Владыки и поплыли по морской глади, как по бархату. Восходило солнце и зелень цветущего Афона и в ней утопающие св.[ятые] обители, монастыри, скиты и келлии, представляли неописуемую и чудную картину полной тишины и присутствия Божией благодати. Пока ехали в лодке все время смотрели на эту красоту, Самим Господом устроенную и данную в удел Своей Пречистой Матери для возделывания на ней цветов неувядаемых – святых душ, которые растут и благоухают своими подвигами, трудами и постоянной борьбой со всякого рода искушениями.
Лодка причалила к пристани Пантелеимоновского монастыря, на пристани встретил нас о. наместник и еще несколько человек братии. В церкви шла утреня Великого Четвертка. Служил батюшка Игумен Мисаил, любимец всего Афона. Владыку отвели в Царские комнаты, там Владыка помылся и сразу же пошел в церковь.
Служба Великого Четвертка всюду правится торжественно и благодать Божественной Евхаристии особенно чувствуется в этот день, но тут на Св. Афоне в этом священном монашеском царстве, где дни и ночи проходят в молитве, где от поста и подвига иноки утомляются телесно, но горят духом, где у иноков изможденные лица, они едва ходят, а глаза их полны любви и ласки и преданности воле Божией, там заутреня Великого Четвертка совершается с особым благодатным подъемом, особенно заметным для нас, прибывших из суетного мира в тихую пристань Божественной любви и благодати.
Митрополит Антоний Храповицкий благословляет братию Пантелеимонова монастыря после трапезы. 1920 г.
На Св. Афоне установлен обычай – в Великий четверг елеосвящать всякого и к этому готовятся весь пост. Пришло время елеопомазания – во время утрени, когда помазывается народ священником за всякой всенощной. О. Игумен Архимандрит Мисаил подошел к Владыке, который стоял на отведенном ему месте и предложил и ему помазаться елеем. Владыка сказал: «Как же Батюшка я буду помазываться? я не готовился… был в пути», а о. игумен говорит: «О, Владыко Святый, вы не готовившись гораздо готовее нас готовившихся». Тогда Владыка, чтобы не перечить сказал: «Только за послушание Вам, Батюшка, сделаю как прикажете и верю, что за Ваши святые молитвы Господь с меня не взыщет». Игумен поклонился низко Владыке, а Владыка ему ответил таким же низким поклоном. В это время читался чин елеосвящения полностью, как положено в требнике: читались 7 евангелий и 7 апостолов и все молитвы, все подряд, как положено, затем началось помазание елеем. Первый приложился к образам Владыка, а за ним Игумен, и Владыка стал на свое место. К нему принесли елей, подошел о. игумен и помазал Владыку елеем: лоб, бороду, обе щеки, уши и руки. Затем Владыка взаимно сделал то же самое Игумену и Игумен стал рядом с Владыкою. Подошли иеромонахи по чину. Владыка помазал первому лоб, бороду, щеки и уши, а о. игумен сверху руки и ладони. Затем последующему Владыка помазывал только лоб, а все остальное помазывали уже ставшие вслед за игуменом старшие иеромонахи. Так подходила вся братия и богомольцы, вообще все, кто был в храме.
Было очень трогательно и умилительно. Владыка после прихода из церкви сказал мне:
– Ну, вот видишь, Федя, как хорошо, теперь и умирать не страшно.
Так началась наша жизнь на Св. Афоне.
Разрешение на служение исходатайствовали не скоро, прошел целый месяц, пока пришло это разрешение из Цареграда. О. Игумен очень волновался по поводу этой задержки, так как было несколько пар ставленников к рукоположению во иеродиаконы и иеромонахи и духовный собор монастыря естественно заботился, чтобы сии рукоположения Владыка совершил, что потом и было сделано. Однако, всех рукоположений конечно невозможно было успеть сделать, так как в каждом монастыре русском были кандидаты для рукоположения.
Владыка очень часто служил посещая монастыри и скиты Андреевский, Ильинский и некоторые келлии, везде и всюду неся утешение братии и умиление от служб, и особенно от личного простого, отеческой любви и смирения исполненного, отношения. Надо было видеть с какими вопросами обращались старцы к Владыке. Какой-нибудь совершенно незначительный грех, который не то, что миряне, но и современные монахи за грех не считают, они приходили и чуть не со слезами сокрушения исповедывали при мне Владыке, при чем, волнуясь, называли его то Владыко Святый, то Батюшка, и, когда спохватывались, еще больше волновались. Рассказывали свои тяжкие грехи: «вот, батюшка, будучи на подворье в Одессе, по послушанию, я спал без подрясника и без скуфьи»… Другой жаловался, что иногда после повечерия пил воду и т. д.
«Их чистые души всякую малейшую соринку чувствуют на своей душе, не то что мы грешные толкущиеся в миру – целые горы носим на своих душах и нам все кажется, что ничего особенного нет у нас» – говорил потом Владыка, когда я резонировал по-своему, что это де просто старцы не знают, что им сказать.
Приходил один старец, который написал массу акафистов и брошюр. Он был знаменит среди афонцев, особенно келиотов, тем, что рассылал всюду иконы в благословение от Св. Горы и за это благословение ничего не требовал, а только за упаковку и за веревки, которыми увязана была упаковка. Сей старец не мог лично беседовать с Владыкой, ибо у него не хватало слов, он беседовал письменно: приносил целый список своих мыслей и вопросов и передавал Владыке, который терпеливейшим образом прочитывал и давал ему уже словесно ответы и советы.
Проповедей Владыка по тамошнему обычаю за литургией не говорил, там этого не любят: на всенощной, на утрени, говори хоть 2 часа, – слушают и умиляются, а за литургией не любят, ибо если затянется служба, то братия лишается того небольшого отдыха, который положен.
Первый Великий четверток и вообще первая Страстная седмица, что Владыка не служил, так же, как и на св. Пасху не мог служить, т. к. не пришло упомянутое разрешение. Литургия Великого Четвертка, затем всенощная с чтением
