Ефим Грекулов - Нравы русского духовенства
Прекрасную характеристику церковникам в этом отношении дал ряд иностранцев, посетивших Россию в XVI и XVII столетиях; невежество и мракобесие русского духовенства поражало их тем более, что оно выделялось даже на фоне грубых нравов и невежества той эпохи.
По свидетельству иностранцев, невежество царило среди духовенства, начиная от самых высших церковных чиновников и кончая бедным сельским священником и простым монахом. Высказывая удивление крайнему невежеству духовенства, не знакомого с основными началами грамоты, Поссевин[1] рассказывает, что ряд монахов, с которыми он сталкивался, не знали, какой у них устав. Петрей[2] в следующей резкой форме характеризует современное ему русское духовенство: «Монахи ужасно неприличны, неучтивы, и не умеют ничего ответить, если спросить что-нибудь из библии или отцов об их вере, уставе, образе жизни: они ничего не смыслят в библии: они простодушно говорят, что они не в состоянии отвечать на эти вопросы, потому что содержат себя в простоте и неведении; не умеют ни читать, ни писать»[3].
Другой иностранец, Олеарий, сообщает, что в его время из десяти монахов лишь один знал наизусть молитву господню.
Описывая невежество духовенства, он приводит рассказ, как монахи поплатились за своё невежество во время Иоанна Грозного. Царь пригласил нескольких монахов присутствовать при бракосочетании датского принца Магнуса, и оказалось, что эти монахи по книге не могли так твёрдо прочитать символ св. Афанасия, как сделал это сам царь, за что разгневанный царь избил монахов своим посохом[4]. Тот же Олеарий видел в Никольском Новогородском монастыре монаха, который обыкновенно обозначал по книге то место, на котором он прервал своё чтение, тем, что закапывал его воском, иначе ему трудно было найти это место в следующий раз.
Но не только низшее духовенство было так безграмотно. По свидетельству иностранцев, не меньшую безграмотность проявляло и высшее духовенство — епископы, и даже патриарх, которые и в вопросах веры не проявляли должных для их профессии, догматических хотя бы, знаний.
Если невежество духовенства бросалось в глаза иностранцам, посещавшим московское государство в XVI и XVII веках, то недостатки его особенно чувствовались русским обществом, и памятники XIV-XVII веков полны обличений по этому поводу. По свидетельству памятника, Акакий, епископ Тверской, покровитель Максима Грека, «малоучен бе грамоте»; Максим Грек говорит, что при нём не только низшее духовенство, но высшие церковные чиновники знали писание только по чернилу.
Эта низкая степень просвещения духовенства станет нам понятной, если мы посмотрим, как вербовались в «воинство христово» новые служители.
Новгородский епископ Геннадий, тот самый, который затем за своё сребролюбие был лишён сана, так описывает посвящение митрополиту Симону: «Вот приводят ко мне мужика; я приказываю ему читать апостол, а он и ступить не умеет; приказываю ему дать псалтырь; а он и по той едва бредет. Я отказываю ему (в священничестве), и на меня жалобы: земля, господине, такова: не может добыть, кто бы умел грамоте. Вот и обругал всю землю, будто нет человека на земле, кого бы ставить в священство.
Бьют мне челом: пожалуй, господине, вели учить. Приказываю учить эктению, а он и слову пристать не может; ты говоришь ему то, а он другое. Приказываю учить азбуке, а они, немного поучившись азбуке, просятся прочь, не хотят учить ее. А у меня духа не достаёт ставить неучей в священкика»[5].
Также и Стоглав, говоря о полном несоответствии духовенства, вынужден отметить невежество и безграмотность его: «Ставленники, хотящие ставиться в дьяконы и попы, грамоте мало умеют, и святителем их поставити ино сопротивно священным правилам, и не поставити,— ино святые церкви без пения будут, а православные хрестьяне учнут без покаяния умирати. Когда святители спрашивают священников, почему они мало грамоте умеют, они отвечают: мы де учимся у своих отцов или у своих мастеров, а инде нам учиться негде; сколько отцы наши и мастеры умеют, потому и нас учат. А отцы и мастеры их и сами потому же мало умеют, и силы в божественном писании не знают, а учится им негде»[6].
Как рассказывает Антоний Поссевин, в XVI веке в московском государстве было весьма ограниченное количество элементарных школ, где давалось начальное образование. Сосредоточены были эти школы вначале при монастырях, о них пишет, например, Иоанн Кобенцель: «Во всей Московии нет школ и других способов к изучению наук, кроме того, чему можно научиться в монастырях; поэтому из тысячи людей едва найдется один, умеющий читать»[7], эти школы не получали должного развития ввиду отсутствия руководителей, а затем вследствие чрезвычайно развитой среди монашества педерастии. Это вызвало даже нарочитое постановление Стоглавого собора: не держать в монастырях «голоусых». В сборниках XVI века встречаются многочисленные поучения, запрещающие держать в монастырях мальчиков, хотя бы они приходили обучаться грамоте; поучения эти указывают, что монахам неприлично заниматься с ребятами.
Будучи принесены в жертву для избавления монахов от искушений, школы влачили столь жалкое существование, что Стоглав вынужден был отметить: «Ученики учатся грамоте небрегомо».
Отмечая чрезвычайно слабое развитие грамоты среди духовенства, Стоглав выносит несколько добрых пожеланий о насаждении грамотности; однако свои пожелания он не обеспечивает никакими конкретными мероприятиями.
По важнейшему вопросу, о школах, Стоглав вынес такое постановление: «Протопопам и старейшим священникам со всеми священниками и дьяконы, кийждо в своем городе избирати доблих и духовных священников, и дьяконов, и дьяков же, наученых и благочестивых… и у тех священников и дьяконов учинити в домех училища, чтобы священники и дьяконы и вси православные христиане в коемждо граде предавали им своих детей в научение грамоте, и на научение книжного писания, и церковного чтения, и псалтыры по пения налойного... И силу бы им в писании сказывали, по данному вам от бога таланту, ничто не скрывающе, чтобы ученицы ваши книги учили все, которые святая соборная церковь приемлет»[8].
Устроив, таким образом, из обучения своеобразную поповскую повинность, Собор не подумал о тех мерах, которые дали бы возможность провести это постановление в жизнь: «Учили бы своих учеников чести, и пети и писати, сколько сами умеют, ничтоже скрывающе, но от бога мзды ожидающе, а здесь от их родителей дары и почести, приемлюще по их художеству». Таким образом Стоглав узаконил существующий порядок, когда грамоте учили бездарные «мастера», сами еле знавшие грамоту, и ничего не сделал для развития народного образования.
И, в результате, старцы, «отличные жизнью и знанием грамоты», представляли собой редкое явление ещё в половине XVII века, как это можно видеть, например, из грамоты митрополита Варлаама в Белоозёрский монастырь (1641 года): грамота предлагает послать этих старцев в Москву и угрожает наказанием за сокрытие их.
Митрополит Даниил, давая резкую оценку нравов современного ему духовенства, в следующих словах характеризует его невежество и неграмотность: «Полон мир попов, да делателей мало. Мнози суть не умеют книг читати, токмо в той чин выидоша ищущи льготы себе и чести... токмо мирская печалуют, а книг не почитают, и учащих ненавидят. Друзии рано пьют, а иные на беседах сидят, а о том не думают, как бы поучати людей на закон божий»[9].
Патриарх Никон, желая поднять умственный уровень духовенства, попытался несколько строже отнестись к ставленникам и издал в 1654 году специальный указ о ставленниках: «Кому ставится в попы или дьяконы, чтобы посадские люди, или в волостях волостные люди приносили выборы и челобитье за руками; а выборы ткали б, чтобы он грамоте умел и смирен, и церковному правилу искусен, и от божественных книг сказателен, и не пьяница, и не зерник, и не тать, и не разбойник и душегубец, и креста на суде не целовал»[10].
Вот какой сложный отбор приходилось делать поставляемым в священники! Естественно, что не все ставленники удовлетворяли столь серьёзному испытанию.
Что найти кандидатов в священники, удовлетворявших столь значительным требованиям, было нелегко, видно из того, что Никон вынужден был приглашать духовенство даже с юга, так как московское духовенство его не удовлетворяло…
Попытки Никона хотя бы несколько повысить грамотность духовенства — не увенчались успехом. Собор 1662 года вынужден был вновь отметить, что «во священство поставляются сельские невежды, иже инии ниже скоты пасти умеют, кольми паче людей».
В XVII веке церковное просвещение не только не развивалось, но, напротив, падало, в связи с дальнейшим упадком церковных школ. Трудно было найти грамотного кандидата даже на ответственную церковную должность, не говоря уже о низшем духовенстве. «Ныне в Софийском дому ризничего нет,— жалуется в половине XVII столетия митрополит новгородский Афроний соловецкому игумену Маркеллу,— а взять негде, во всех монастырях добрые старцы перевелись, а которые и есть, и те бражничают, а грамоте не умеют»[11].
