Тимоти Келлер - Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих
Дворкин, если мы хотим защищать права личности, мы должны попытаться найти что-нибудь помимо практической выгоды, говорящей в пользу этих прав[218].
Что бы это могло быть? Ни Дворкин, ни Дершовитц не дают ответа. Дворкин в итоге обращается к одной из форм мажоритарной системы. В труде «Суверенитет жизни: спор по поводу абортов, эвтаназии и свободы личности» (1995) он пишет:
Жизнь единственного человека как организма пользуется уважением И защитой… потому что нас изумляют… процессы, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Сила сакрального заключается в ценности, которую мы придаем процессу, предприятию или проекту, а не его результатам, рассматриваемым независимо от способа, которым они были достигнуты.[219]
Преподаватель права Майкл Дж. Перри отвечает на это так:
Нерелигиозным источником нормативности по Дворкину является большая ценность, которую «мы» придаем каждому человеческому существу как венцу творения; это «наше» изумление перед процессами, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Но кого Дворкин подразумевает, говоря «мы» и «наш»? Неужели нацисты на самом деле ценили евреев? Очевидная проблема светского аргумента Дворкина… [в пользу прав] заключается в том, что он предполагает между представителями человечества наличие консенсуса, который не существует и никогда не существовал[220].
Большое значение имеет новая книга Перри «К теории прав человека». Перри делает вывод, что несмотря на явное «наличие религиозных оснований для морали человеческих прав… далеко не ясно, есть ли у человеческих прав нерелигиозные[221], светские основания».[222] Перри излагает известное утверждение Ницше, согласно которому, если Бог мертв, любая мораль любви и прав человека беспочвенна. Если Бога нет, заявляют Ницше, Сартр и другие, значит, не может быть веских причин проявлять доброту, любить, стремиться к миру. Перри цитирует Филиппу Фут, которая говорит, что секулярные мыслители восприняли идею об отсутствии Бога и смысла в жизни человека, но «в действительности не присоединились к битве Ницше за мораль. В общем и целом мы как ни в чем не бывало продолжали принимать нравственные суждения как должное»[223]. Почему мы продолжаем так поступать?
Внушительное «Это кто сказал?»
Этот довод изложен в классическом эссе покойного профессора права из Иеля Артура Леффа. Большинству людей кажется, что права человека не созданы, а обретены нами, что они существуют и что большинство должно относиться к ним с уважением, независимо от того, нравятся ему эти права или нет. Однако Лефф пишет:
Когда же станет недопустимо обращаться к официальному И интеллектуальному аналогу возгласа, который в барах и аудиториях известен под названием внушительного «Это кто сказал?» В отсутствие Бога… каждая… этическая и юридическая система… будет выделяться ответом на ключевой вопрос: кому из нас… следует позволить провозглашать «закон», которому надлежит подчиняться? Сформулированный настолько неудачно вопрос вызывает такое интеллектуальное беспокойство, что неудивительно существенное количество мыслителей в сфере юриспруденции И этики, даже не пытающихся подступиться к нему… Бог либо есть, либо Его нет, и если все-таки нет, ничто другое и никто другой не может занять Его место…[224].
Если Бога нет, не существует ровным счетом никаких причин называть один поступок «нравственным», а другой «безнравственным»: можно сказать только «это мне нравится». Если так, кто получает право облекать в форму закона свои субъективные, произвольные нравственные чувства? Можно сказать, что «право устанавливать законы принадлежит большинству», но означает ли это, что большинство имеет право проголосовать за уничтожение меньшинства? Если вы скажете: «Нет, это неверно», – значит, вернетесь к тому же, с чего начали. «Это кто сказал», что у большинства есть моральный долг не убивать меньшинство? Почему это ваши нравственные убеждения должны быть обязательными для ваших противников? С какой стати ваши взгляды должны превалировать над волей большинства? По сути дела, говорит Лефф, если Бога нет, тогда все нравственные заявления произвольны, все нравственные ценности субъективны и относятся к внутренним, и вдобавок не может быть внешних нравственных стандартов для оценки чувств и ценностей конкретного человека. Лефф завершает свое интеллектуальное эссе самым шокирующим образом:
В настоящее время правым оказывается тот, кто успел первым. Тем не менее, начинять детей напалмом плохо. Морить бедных голодом недопустимо. Покупать и продавать себе подобных – значит, поддаваться скверне… Существует такая штука, как зло. А теперь все хором: это кто сказал? Да поможет нам Бог.
Разумеется, Ницше понимал это. «Заморгав, массы скажут: «Все мы одинаковы, человек не что иное, как человек, перед Богом мы все равны». Перед Богом! Но теперь этот Бог мертв»[225]. Мыслитель и атеист Раймонд Гайта скрепя сердце пишет:
Только религиозный человек способен серьезно говорить о сакральном… Мы можем твердить, что людей невозможно оценить, что все они самоценны, имеют право на безоговорочное уважение, обладают неотъемлемыми правами И, конечно, таким же достоинством. На мой взгляд, все это способы заявить о том, что когда нас отчуждают от основных источников [то есть Бога], мы ощущаем потребность сообщить об этом… Ни одно из [этих заявлений о человеке] не обладает силой религиозных высказываний… мы священны, потому что Бог любит нас, своих детей[226].
Лефф не просто приходит к выводу, что без Бога нет почвы для человеческих прав. Он также указывает (как указывали на свой лад Дершовитц и Дворкин): несмотря на то, что мы не можем оправдать права человека в мире, где нет Бога, или хотя бы найти для них основание, мы, тем не менее, знаем, что они существуют. Лефф высказывается не только абстрактно, но и вкладывает в слова личное отношение. В отсутствие Бога он не может оправдать моральный долг и все-таки не может не знать о существовании этого долга.
Жестокость природы как аргумент в пользу Бога
Зачем нам об этом знать? Чтобы лучше сосредоточиться на значении непреходящего знания о моральном долге, согласно замечаниям писателя Энни Диллард. Энни целый год прожила в горах Виргинии у ручья, надеясь, что близость к природе вдохновит и освежит ее. Вместо этого она поняла, что природой всецело управляет единственный основной принцип: насилие сильного над слабым.
Во всем мире не сыщешь человека, который вел бы себя так же отвратительно, как богомолы. Но постойте, скажете вы, в природе нет «правильного» и «неправильного»: и то, и другое – человеческие понятия! Вот именно! Мы – нравственные существа в безнравственном мире… А можно рассудить иначе… это единственное человеческое чувство, которое можно назвать странным И ошибочным… В таком случае все в порядке: ошибочны наши эмоции. Мы чудаки, мир прекрасен, а всем нам срочно требуется лоботомия, чтобы восстановить свое природное состояние. После лоботомии… можно вновь удалиться к ручью и вести на берегу безмятежную жизнь, уподобившись ондатрам И камышам. Прошу, вы – первый[227].
Энни Диллард убедилась, что все в природе построено на насилии. Но мы неизменно верим в то, что более сильным людям или группам людей нельзя убивать более слабых. Если насилие абсолютно естественно, почему сильным запрещено расправляться со слабыми? Оснований для морального долга нет, если не утверждать, что в какой-то части природа «неестественна». Невозможно узнать, что природа в каком-то смысле неоднородна, если не существует обособленного от нее сверхъестественного стандарта нормы, по которому мы можем судить, что верно и что неверно. А это означает, что должны быть небеса, или Бог, или некий божественный порядок за пределами природы, чтобы выносить подобные суждения.
Если мир сотворен Богом покоя, справедливости и любви, тогда мы именно поэтому знаем, что насилие, угнетение и ненависть неправильны
Это лишь один способ разрешить головоломку. Можно обратиться к библейским описаниям и проверить, объясняют ли они наше нравственное чувство лучше, чем нерелигиозные представления. Если мир сотворен Богом покоя, справедливости и любви, тогда мы именно поэтому знаем, что насилие, угнетение и ненависть неправильны. Если мир погряз в грехах, раздроблен, нуждается в искуплении, этим объясняется насилие и отсутствие порядка, которые мы видим.
Если вы верите в реальность прав человека, это придает существованию Бога больше смысла, нежели Его отсутствию. Если вы настаиваете на секулярных представлениях о мире и вместе с тем продолжаете утверждать, что в мире что-то идет правильно, а что-то нет, надеюсь, теперь вы увидите явную дисгармонию между миром, который выдумал ваш интеллект, и реальным миром (и Богом), о существовании которого знает ваше сердце. Отсюда следует важный вопрос. Если предпосылка («Бога нет») ведет к заключению, ошибочность которого вам известна («убийство детей напалмом относительно с культурной точки зрения»), тогда почему бы не измените предпосылку?
