Русская церковная смута 1921-1931 гг. - Антон Владимирович Карташев
Возможность получения новых указов от Патриарха, конечно, и послужила мотивом для создания автокефалии за рубежом, так как, по мнению В.М.С., русской заграничной церкви грозит сейчас опасность отречения ее Московским собором и уничтожения ее теперешней законной организации». Из процитированной фразы ясно, что ссылка на указ Патриарха была сделана не для того, чтобы церковные дела устроять, а чтобы оказать сопротивление Всероссийской церковной власти. Ноябрьский указ не только был неправильно понят с формальной стороны, но им хотели воспользоваться против той власти, которая его издала, забывая все последующие распоряжения той же власти.
Далее в «Заключениях» идет речь о компетенции существующих за границей Собора и Синода и мнимых правах митр. Антония, в это время уже уволенного на покой. Но особенно интересен п. 5, где прямо говорится, что «в случае поступления за границу указов находящегося в большевистской неволе Патриарха Тихона… Архиерейский Синод в исполнение не приводит, в чем даст отчет после падения советской власти Верховному Церковному Собору». Итак, В.М.С. поставил себя выше Св. Патриарха: он освободил Арх. Синод от обязанности исполнения патриарших указов, он же, по-видимому, соберет неизвестный церковной практике какой-то Верховный Собор.
В этих же «Заключениях», принятых к руководству и исполнению, находится требование созыва «всезаграничного собора» с участием законно избранных мирян и, наконец, сюда включено и требование об учреждении в Германии самостоятельной епархии.
Итак, в «Заключениях» дана полная программа церковной работы, санкционированная В.М.С.! При этом Синод и Собор в Карловцах трактуются, как пленные и находящиеся в «неволе» у В.М.С. Так даже безбожники не третировали патриаршего управления, как третируются этим постановлением Карловацкие учреждения. Можно подумать, что мы живем не в ХХ веке, а двести лет назад: только тогда Верховный Тайный Совет принимал подобные постановления и направлял их к исполнению в Синод. Разница между Верховным Советом и Высшим, несмотря на большое созвучие их названий, весьма существенна: первый был высшим учреждением в Российском Государстве, а второй является партийным органом, не объединяющим даже всех монархистов за рубежом. Времена меняются, а люди ничему не научаются. Все это, может быть, было бы и смешным, если бы не наступили в связи с этими выступлениями В.М.С. события, горькие даже до слез.
Я имею в виду деятельность Карловацкого епископского совещания 1924 года. Собралось оно в октябре. На втором заседании его, 18 октября, заслушано было секретное определение Карловацкого Синода, о котором мы уже говорили. Это определение гласит: «В случае появления и в будущем времени каких-либо распоряжений Его Святейшества, касающихся Заграничной Православной Церкви, роняющих ее достоинство и притом носящих столь же явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов Христовых, таковых распоряжений не исполнять, как исходящих не от Его Святительской воли, а от воли чуждой: но в то же время сохранить полное уважение и преданность к личности невинного страдальца – Св. Патриарха и всегдашнюю готовность исполнить все распоряжения Его Святейшества, имеющие характер свободного Его волеизлияния». После обмена мнений была принята резолюция уже самим совещанием, в которой говорится о распоряжениях, «смущающих совесть иерархов и противоречащих интересам церкви, вследствие невозможности Св. Патриарху иметь правильную информацию о жизни церкви за границей, или по каким-либо другим причинам, таковые распоряжения передавать на обсуждения и принятия их Архиерейским Синодом с участием в оном, по возможности, других правящих епископов, а в исключительных случаях, и Архиерейским Собором».
Нет никакого сомнения, что по существу эти резолюции сходны между собой, но все же между ними есть и разница. Нужно ли говорить, что Архиерейский Синод совершенно запутался: постановляя не исполнять распоряжений, он в то же время свидетельствует готовность исполнить все распоряжения. Дело оказывается только в том, что одни распоряжения исходят от святительской воли, а другие от воли чуждой. Кто и каким способом может определить, от чьей воли исходит данное конкретное распоряжение? Карловацкие епископы, конечно, лишены возможности иметь достаточную информацию по каждому вопросу. Вопрос до известной степени проясняется резолюцией самого совещания: суждения эти передаются Архиерейскому Синоду и правящим архиереям. Совершенно ясно, что инстанция указана недостаточная. До сих пор не было случая, чтобы Св. Патриарх издавал распоряжения по вопросам, по которым он не мог бы иметь достаточных данных для суждения. Несомненно также и то, что в суждениях о распоряжениях, касающихся Карловацких Собора, Синода и составляющих их архиереев, эти учреждения едва ли могли бы быть достаточно правомочными и совершенно беспристрастными. Подчинение же главе, господину и отцу обязательно для всех членов данной церкви и, конечно, для монашествующих и имеющих священный сан в особенности. Нужно иметь в виду, что постановление Синода состоялось в июне месяце, а резолюции совещания принимались в октябре. Совещание, приняв во внимание известные его членам «Заключения», предложенные к руководству и исполнению В.М.С., пошло именно этой дорогой: п. 5 «Заключений» требовал исследования патриарших указов Архиерейским Синодом, но здесь не было указано способов исследования, не нашло их и совещание. Дело обстояло гораздо проще: в том и другом случаях шла речь просто о неисполнении патриарших распоряжений и больше ничего; доброго для себя ничего не могли ожидать ни автокефальные иерархи, ни верховники из Монархического Совета.
Нужно однако отметить, что степень дерзости, которую проявил Синод, превосходит все, имевшее место до сих пор и стоит в ряду тех выступлений против личности Святейшего, которые допускали живоцерковники. Какое имел основание Синод предполагать со стороны Патриарха Тихона указы, которые роняли бы достоинство «зарубежной церкви», и что значит обособление в достоинстве и чести зарубежных политиканов и карловацких синодалов от остальной Русской Церкви, достоинство которой стояло на недосягаемой высоте? Первым и главным строителем этого достоинства был «начальствующий епископ» всей Русской Церкви, которого главы автокефальных церквей почитали «за исповедника». В это самое время Карловацкие архиереи усомнились даже в простой порядочности Святейшего. Как можно серьезно говорить после этого об уважении и преданности? Возможно ли уважать и быть преданным тому, кто способен уронить «достоинство»? Ясно, что последние абзацы обеих резолюций есть голая дипломатия, направленная к тому, чтобы затушевать свое истинное настроение, прорвавшееся столь бурным и грязным потоком.
На обсуждение епископов был поставлен также вопрос об изменениях в организации высшей церковной власти за границей. Сущность синодального доклада по этому вопросу сводилась к тому, что автономия, предоставленная Западноевропейскому митрополичьему
