Сергей Бычков - Евангелие от Сергея
— Ну и…
— Помазал ему спаситель глаза-то слюной своей и прозрел горемышный! Так-то! Вера, говорит, тебя спасла. Верьте мне — и воздам я вам по вашей вере.
— Брехня, — ещё по-прежнему, но уже с сомнением в голосе ответил ей Власт и внутри него началась борьба.
С ним что-то случилось в последнее время: слаб стал в постели. Прямо беда какая-то. Весь его пыл, всё его желание ушло куда-то и Фатима, которой ещё полгода назад он не давал по ночам покоя, перестала его вдохновлять. Да и не только Фатима. Она вначале и не сообразила, что к чему и только ругалась. По своей бабьей придури она подумала, что завёл он кого-то на стороне, а теперь, поняв ситуацию, только жалостливо смотрит, как он старается уснуть, пока она не успела улечься рядом.
— А что, — подумал Власт, — может, действительно спаситель сможет мне помочь в моём горе, а то те корешки и травы, что дала жене эта старая карга Данила, ничего, кроме тошноты не вызывают. Пойду завтра в Капернаум, идти-то не так и далеко.
— Слышь, старая, — сказал он жене, — мне к сетям поплавки надо бы купить. Собери что-нибудь на дорожку завтра — в Капернаум пойду.
65
Но слухи слухами, а произошли и реальные перемены в экономической жизни Галилеи. Первый раз за многие годы резко упали цены. Рынок, освобождённый от пут бандитского налога, задышал полной грудью и привлёк покупателя. Быстро ориентирующиеся люди мгновенно наладили оптовые закупки вина, овощей, фруктов, рыбы, а это потянуло за собой производство товаров. Рыбаки стали заказывать сети, лодки. Крестьяне — покупать орудия труда. Цепочка заработала!
И потянулись в Капернаум ходоки со всего Израиля и даже из соседней Сирии.
66
Глава 11. Иродиада
Жизнь так устроена, что в нашей юности мы, за неимением жизненного опыта, руководствуемся фантазиями и наивными иллюзиями. По мере нашего взросления и приобретения опыта меняемся мы, и меняются наши мечты. Вот она, внучка Великого Ирода, когда была совсем сопливой девчонкой, мечтала о египетском принце. Почему именно о египетском, а не о сирийском или ещё каком другом? А чёрт его знает, вот мечтала — и всё. Она много много раз представляла, как проснувшись однажды она услышит, что долгожданный принц прибыл в Иерусалим и ждёт с нетерпением её аудиенции.
Ну, дура-дурой была.
Потом, когда она повзрослела и поняла разницу между иллюзиями и суровой реальностью жизни, ей показалось, что сын её деда Филлип, именно тот человек, которого она не променяет на египетского принца. Принц — это хорошо, но только это всё — пустая мечта, блажь, а вот дядя Филлип — сын царя, то есть — наследник престола. Значит, в перспективе она может запросто стать кем? Правильно, царицей Израиля. Не теряя времени даром, она быстро обстряпала любовь с Филлипом и стала ждать того времени, когда любимый дедушка отдаст богу душу…
Уже родилась дочка Саломия, а противный дедушка был ещё
о-го-го. К тому же братья Филлипа попались *что надо* и тоже, проклятые, мечтали о короне. Началась обыкновенная гонка за трон и в ход пошли любые средства. Да их и не выбирали — в этом деле все средства хороши, если достигли цели. А вот её Филлип лопухом оказался. Ну, просто — пень-пнём: дал повод обвинить себя в том, что готовит заговор против папаши. А дедушка разбираться не стал, он просто лишил этого придурка наследства. Как она себе локти кусала! Но делать нечего, надо бы смириться. Ну, уж дудки! Может, раньше она бы и смирилась, но не в этом возрасте. Сказано — сделано, тем более, что дедушка всё-таки околел, а трон отошёл к брату Филлипа — Антипе. А у того жена, хоть и принцесса — дочь царя Ареты, но такая же простофиля, как её ненаглядный Филлип.
67
Немного усилий одним местом и Антипа разводится со своей маленькой крошкой (так он её называл), а она сбегает от своего бедоносца Филлипа в его широко открытые обьятия. Нехорошо? Глупости!! Конечно, эта история вызвала огромный резонанс по всей стране, но, согласитесь, что недоступно простым смертным, то вполне может позволись себе царская особа. А кто с этим не согласен, тот может кричать о своём собачьем мнение на любом перекрёстке, пока ему это не надоест или пока это не надоест царю и тот не заткнёт глотку нахалу.
…Вот так она стала царицей. И теперь у неё другая мечта, а именно: дочку Саломию пристроить. Она сейчас в таком возрасте, что ещё не понимает жизни и живёт этими дурацкими иллюзиями. Хотя эти иллюзии у неё какие-то странные. Не о принцах мечтает, а радет за народ! Откуда у неё такая дурь в голове? Да с ней по рынку пройти невозможно: каждому нищему подаст, каждому бездомному слово скажет. Жалко ей, видите ли, их. Да ты себя пожалей! Уже пора замуж, а достойной партии до сих пор нету. А тут ещё этот Иоанн Креститель навязался на её голову.
Стоило Иродиаде вспомнить про этого человека, как настроение сразу испортилось. Конечно, он — известный человек, может, даже и пророк. Вон сколько народа каждый день просто валом валит к нему на покаяние. На сегодняшний день Иоанн затмил собой всех по популярности. Но что это сулит ему в будущем? Скорее всего — ничего. Кто любит пророков в своём отечестве?
И чего это ей, старой дуре, вздумалось поехать покреститься у него в Иордане? Мода на покаяние? Сатана подсказал? Да ещё Соломия за ней увязалась.
Приехали — народу тьма! Очередь тянется от Иордана и до самого горизонта. Ну, охрана дело своё знает, даром хлеб не ест: быстро расчистила путь. И кто перед ней предстал?
Образина, да и только! Какой же это пророк?? Лохматый, словно зверь и в таком рубище, что и выбросить не жалко. Как он только свои причендалы сквозь дыры не растерял? Да если его вечером встретить где-нибудь в пустынном месте, то точно по ногам потечёт. Хотя, приглядевшись внимательнее глазами опытной женщины, она сумела разглядеть в нём мужчину, что надо.
Иоанн, как только узнал её, так словно с ума сошёл.
68
— Ах ты, стерва Иерихонская! — заорал он мощным, красивым голосом. — Как ты, дрянь Иерусалимская, осмелилась мне на глаза явиться? Или ты, ехидна Капернаумовская, думаешь, что гнев господний обойдёт тебя стороной? Да ты, лисица Назаретская, сколько ни крестись в святой воде Иордана, не замолишь своего бесчестия!
Все эти обидные слова он выкрикивал с таким чувством и возмущением, что у неё мурашки побежали по спине и даже ниже.
— Сам ты — паразит, — с трудом, кое-как нашлась она, — да тебя, ишака Вифлеемского, за оскорбление моей царской особы утопить мало! Поверь мне, Иродиаде, царице Израильской и внучке самого Ирода Великого, что я тебе устрою жизнь весёлую. Ты, пень — собакам лапу подымать, ещё припомнишь меня!
Она резко повернулась и пошла прочь от этого идиота.
Народ, побаиваясь её охраны, молчал, но по их глазам она видела, что они злорадно смеются над ней. Быдло!
Всю дорогу назад Иродиада только и делала, что придумывала, как отомстить Иоанну и только к концу дороги заметила, что её кровинушка Саломия была печальна, как никогда. Видимо, этот безумец сделал больно не только ей.
— Не бери в голову, доченька, — сказала она ей, — ты меня знаешь: я найду способ, как превратить его жизнь в сплошной кошмар. Найду!
Саломия вспыхнула при её словах и ничего не ответила.
Как у неё было заведено, Иродиада не откладывала в долгий ящик то, что хотела воплотить в жизнь. При первом же удобном случае она завела разговор с мужем о Иоанне Крестителе.
— А, этот чудак? — воскликнул Антипа. — Надо, надо сьездить к нему. Может, это — действительно пророк. Было бы здорово, если бы он попророчествовал о моей судьбе. По докладам моих людей он завоевал огромный авторитет среди народа.
— А зачем тебе к нему ездить? — зло спросила Иродиада. — Я и без него могу попророчествовать тебе не хуже любого пророка.
— Да? — Антипа заулыбался. — Ну, давай, милая, я слушаю.
— Ну, слушай! Дурак ты, да и только! Не пройдёт и года, как тебя прогонят с престола кедровой дубиной. Неужели ты не видишь, что этот придурок хочет прибрать твою корону к своим липким рукам?
— Как это? — опешил Антипа. — Кто он и кто я?
— А вот так, дорогой! Ты послушай, что говорит твой пророк.
69
— Мне докладывали, что ничего особого. Ну, крыша у человека поехала — и всё. Все его разговоры о покаянии грехов и выеденного яйца не стоят. Пусть людишки слушают его и каются, мне же лучше: они покладистее будут.
— Да это у тебя крыша поехала, а не у него, — резко заявила Иродиада, — неужели ты не видишь, что стоит за его призывом разделить еду и одежду?
— Н-е-т. Мне кажется — ничего особого в этом нет. Призыв к добру, да и только.
— Призыв к добру, — передразнила его Иродиада, — да ты рассуждаешь, как моя Саломия. Где это ты видел добрых людей? Они добрые только тогда, когда хотят тебя обмануть. Как может нищий поделиться одеждой и едой с ближним? Как можно поделиться тем, чего у него нет? А? Значит, кто должен поделиться?
