Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - Карен Армстронг
Однако воспоминания о золотых годах Чжоу не умерли и надолго задали стандарты для суждений о положении дел в современности. Ши обращались к «Песнопениям» и «Документам», чтобы понять, что пошло не так, добавляли к ним новые документы и рассказы, выражавшие старые идеалы в новых формах, и истолковывали «Песнопения» так, чтобы найти в них отсылки к нелегкому настоящему и сохранить идеал Мандата: если он был реализован в прошлом – значит, это можно повторить.
* * *В 771 г. до н. э. варвары конран из Шэньси напали на западную столицу Чжоу и убили царя Юня. При царе Пине, его наследнике, династия Чжоу сумела перегруппироваться и закрепиться в восточной столице, однако это стало началом конца. У царя оставалась символическая аура власти; однако правители городов, уже долгое время мятежные, обладали теперь реальной властью и неуклонно расширяли свои территории. На Великой Равнине сложилось около десятка небольших, но сильных княжеств – таких как Сун, Вэй, Лю и Цай, а также множество практически автономных городов. Вплоть до конца III в. до н. э. Чжоу оставались номинальными правителями, однако поражение 771 года положило начало долгому периода распада страны. Казалось, в Китае воцарился хаос; однако задним числом можно увидеть, что в эти столетия проходил, без каких-либо фундаментальных разрывов преемственности, сложный и болезненный процесс перехода от архаической монархии к объединенному централизованному государству[307].
Итак, начался период, известный как «Весна и Осень» (Чунь-цю). Такое же название получили «Храмовые Летописи» княжества Лю, которым позже суждено было стать еще одной «Классической книгой». Начиная с IX столетия до н. э., ритуалисты (ши) в городах и княжествах записывали сведения о важных событиях и церемониально, день за днем, зачитывали их предкам в храме. Подобно прорицаниям на костях, эти летописи были еще одной попыткой создать архив, помогающий определять наилучшую дипломатическую и военную политику и истолковывать стихийные бедствия. И, подобно прорицаниям на костях, эти записи были сухими и лаконичными – казалось бы, мало подходящий материал для писания. Таких летописей было немало, но до наших дней дошли лишь «Анналы Весны и Осени». В них зафиксированы события с 722 по 481 г. до н. э., а название дано по временам года, перечисленным в заголовках каждого раздела. Вместе с «Комментарием Цуо» конца IV в. до н. э., превратившим эти архивы в религиозное писание, «Анналы Весны и Осени» остаются единственным нашим историческим источником по этому периоду[308].
Теперь, когда царь оставался лишь немногим более, чем символом единства, разбросанные по Великой Равнине города и княжества создали общую идентичность, объединившую их набором ритуальных практик (ли), определяющих все стороны жизни, как общественной, так и частной. Ли действовали как своего рода международные законы: ими определялись правила ведения войны, отмщения, заключения договоров, они регулировали обмен товарами и услугами. Во времена, когда китайское общество выглядело безнадежно расколотым, ритуал казался единственной силой, способной удержать его от распада. К VIII в. до н. э. китайцы уже не полагались на богов или на предков, способных отвратить беду. Вместо этого широко распространилось убеждение, что ключом к выживанию и успеху являются нравственно верные действия как таковые. Предполагалось, что Небо или Природа (Тянь) действует автоматически, почти как известные нам законы природы, так что добродетельное поведение, угодное Небу, естественным образом приносит удачу[309]. В начале периода Чжоу знать разработала – возможно, скорее методом проб и ошибок, чем сознательно – набор правил и обычаев, способствующих социальной гармонии. Были вещи, которые аристократ (чжун-цзы) должен делать, и другие, которых ему делать не следует. Теперь же, в период Весны и Осени, школы ритуалистов превратили эту массу традиционных обычаев в связную и внутренне логичную систему[310].
Эти специалисты относились к ши, чиновникам средней руки из низшего слоя аристократии. Изначально они управляли поместьями знати, надзирали за жертвоприношениями и ритуальными танцами, занимались прорицаниями и гаданиями. В течение VIII века до н. э. у этого слоя появилась более четкая специализация: многие ши, сосредоточившись на ритуальных церемониях, получили название жу («ритуалисты» или «эрудиты») и начали кодифицировать принципы жизни аристократов. Ли – слово, которое можно перевести и как «принципы правильного поведения» – стали теперь обязательными: жу настаивали, что пренебрежение ими может привести к катастрофе в межгосударственных отношениях. Каждому знатному человеку теперь требовался компетентный мастер церемоний, искушенный во всех деталях ли и понимающий общий дух, лежащий в основе этой системы[311]. Обучение специалиста по ритуалам начиналось в раннем возрасте под руководством опытного учителя. Детали традиционных обрядов, вместе с пояснениями, раскрывающими их трансцендентное значение, передавались от поколения к поколению из уст в уста. Кроме того, жу хранили память о кровопролитных схватках между великими феодальными вождями, поскольку эти битвы показывали, что происходит, когда люди отказываются от «правильного поведения». С годами ритуалисты школы Лю стали знамениты по всему Китаю. До того это небольшое, слабое в военном отношении государство в Шаньдуне играло на Великой Равнине третьестепенную политическую роль; однако к VIII столетию до н. э., благодаря связи с Князем Чжоу, его «эрудиты» стали уважаемыми хранителями славного прошлого. Они составили антологию ритуалов, также вошедшую в число «Китайских классических книг» наряду с «Документами» и «Песнопениями». «Ли-чжи», «Классическая книга ритуалов», воплотила в себе неразрушимую связь ритуала и писания, сложившуюся в Древнем Китае.
Шан и ранние Чжоу жили экстравагантно, кичась богатством и силой. Но новые кодифицированные обряды настаивали на скромности и сдержанности; прежний расточительный образ жизни теперь считался «недобродетельным». В VIII столетии до н. э. Китай постиг экологический кризис. Чжоу достигли больших успехов в освоении и распашке целинных земель, однако интенсивная вырубка лесов уничтожила естественную среду обитания многих видов; столетия безрассудной охоты сильно проредили фауну региона; все меньше оставалось пастбищ, пригодных для крупного и мелкого скота. Убийства сотен животных ради ритуальных пиршеств стали неприемлемы: непривычная скудость ресурсов заставила китайцев отвергнуть такую расточительность. Теперь ритуалисты строго контролировали число животных, закланных во время жертвоприношений, и ограничивали охоту тщательно выбранным временем года. Экономика более зависела от сельского хозяйства, чем от военных набегов и грабежей.
